А в самом его конце титры: «При съемках этого фильма животное долго и мучительно страдало».
Днем Таир был вымотан уже настолько, что ни о каком сопротивлении и не помышлял. Подгонять его рывками поводка приходилось теперь не потому, что он упирался, не желая или боясь идти со мной, а потому, что ноги его заплетались и быстро передвигаться он попросту физически не мог. Однако, избегая воздействий парфорса, он сумел, к моему удивлению, все же сообразить и найти самую выгодную для себя позицию при хождении у ноги: он держал свой нос строго у моей коленки, успевая при этом за всеми моими поворотами и ускорениями. И хотя такой вариант исполнения навыка несколько отличается от общепринятого, когда около колена должно быть его плечо, но в полуметровый нормативный допуск Таир всегда укладывался, как я ни пытался от него на следующих занятиях оторваться. А потому я не стал добиваться лучшего: сойдет и так. Чай, не для показухи готовлю, а для работы.
А пока более всего ему хотелось, естественно, упасть где угодно и хоть сколько-нибудь полежать, не шевелясь. В общем, едва ли не идеальное состояние, чтобы заняться выработкой выдержки. За нее я и взялся. И безо всяких проблем, буквально сразу же Таир по команде мертво сидел и лежал, не пытаясь даже повернуть головы, пять минут и дольше – без разницы, оставался я в поле его зрения или уходил с глаз долой. Ну не было у него ни сил, ни желания изменить позу!
А вот неподвижно и долго стоять этому несчастному было по причине чрезмерной усталости трудновато. Ножки подгибались. Что ж, надел я ему десятиметровый поводок петлей на живот, перекинул этот поводок через подходящую перекладину и, как только Таир пытался без моей санкции опуститься на землю, он сразу зарабатывал ощутимый рывок, вследствие которого его конечности иногда даже слегка отрывались от поверхности планеты. Волей-неволей пришлось шакальему отродью перешагнуть через свое «не могу» точно так же, как он несколько раньше переступил через «не хочу». И потом еще великое множество раз ему пришлось через них переступать. А это и есть самое главное в дрессировке – добиться беспрекословного повиновения собаки своему хозяину при любых обстоятельствах и в любом состоянии.
Нет, конечно, чего там спорить: с определенной точки зрения, парфорсная дрессировка – вполне варварский способ общения с собакой. Пусть он даже изобретен в свое время в цивилизованной Германии. «Но ведь изобретен в девятнадцатом веке! – воскликнет просвещенный гуманист. – А с тех пор наука ушла далеко вперед!» И начнет сыпать терминами: оперантное научение, скиннеровские методы, бихевиоризм, коррекция поведения… На то у меня всегда один стандартный ответ: нужно, братцы, понимать разницу между собакой обученной и собакой дрессированной. Обученная знает, какие действия по каким сигналам она должна выполнять. Но отнюдь не факт, что она станет их выполнять, если ей того не хочется. А дрессированная – станет, даже если ей и не можется. Служебная собака должна работать надежно, безотказно – это аксиома. Надежность же достигается только через принуждение и никак иначе. Потому неважно, какой метод обучения – оперантный, механический или контрастный – избирается для той или иной собаки, лишь бы только он давал быстрый результат. Но когда речь заходит о гарантиях, тут на бихевиоризм да на игру полагаться нельзя. Тем более не следует возлагать на них никаких надежд, если требуется перековать характер собаки. А на парфорсную дрессировку – можно. Опять же, если судить по средней скорости обучения, а она порою очень и очень важна, эти методы и рядом друг с другом не стояли.
Доработали мы с Таиром до полудня, а потом отвел я его в вольер, поставил перед ним тазик, в который накрошил несколько граммов мяса, похвалил хорошенько и вышел. А измученный пес, не веря случившемуся, еще несколько минут сидел ошеломленный и долго, не меняя позы, издалека принюхивался к мясу. Потом поднялся, потянулся было к тазу, но передумал, развернулся и юркнул в кабину.
Меня, как и его, тоже совершенно не манила еда. А вот прилечь на пару часиков очень хотелось. Что я и не преминул сделать, прежде чем начать следующий длительный урок.
3
Эх, кабы ведома была в то время в нашей стране старая добрая немецкая система парфорсной и интенсивной дрессировки, не пришлось бы мне изобретать велосипед, находя с помощью научного тыка и перебора вариантов самые эффективные приемы и способы, кои универсально пригодны что для хороших, что для плохих собак. А с другой стороны посмотреть, собственный опыт ошибок и удач нередко оказывается куда как полезнее чужого, пусть и самого распрекрасного. Первый плюс в том, что преимущества и недостатки всех методик становятся совершенно ясными, только если методики эти опробованы самолично. Второе достоинство – когда много времени спустя вдруг узнаешь, что умные люди, создавшие наилучшую систему дрессировки, оказывается, решили какую-либо проблему точно так же, как и ты, сознание собственной гениальности начинает ощутимо греть душу. А коли есть за что себя уважать – это приятно и полезно для здоровья. Третий положительный момент: иногда в процессе поиска вдруг обнаруживаешь, может, и не самый совершенный, но, по крайней мере, оригинальный способ научения, который не сейчас, так потом оказывается в какой-то ситуации не для той, так для другой собаки наиболее подходящим.
На вечернем занятии подвел я Таира к сквозной лестнице. Понятно, псеныш на парфорсе и голодный до невозможности. Все чин чином: глажу его, кусочек мяса показываю, пытаюсь заманить хотя бы на первую ступеньку. А ему кусочка не надо, он, как только увидел эту лестницу, уже весь скукожился в ожидании страшного. Что ж, пробую затащить четвероногую дрянь наверх силой. На это позор своей породы лег, согнувшись в три погибели, поджал лапки и зажмурился – шага, мол, не сделаю, хоть на месте убивай. Почесал я в затылке, здравая мысль и появилась. Взял Таира на руки (осторожно взял, а все равно от брызнувшей струйки не уберегся), поднялся с ним на несколько ступенек, аккуратно положил на лестнице мордой вниз, успокоил чуток. Ну и начинаю потихоньку спускаться, рывочками понуждая его идти следом. Понял внебрачный сын презренного шакала, что оставаться наверху еще страшнее, а упираться нет почти никакой возможности, и, надсадно скуля, ступенька за ступенькой сполз вниз. Вот и замечательно! Выказал я ему умеренно-бурно свой восторг, развернул кругом и – вперед, на штурм препятствия. Но теперь уж, голубчик, топай-ка ты своими ногами! Вижу, дело пошло. Раз собака знает, как можно спуститься со снаряда, ее уже не так пугает и подъем. Несколько раз прошли мы по лестнице вверх и вниз с той стороны, где ступеньки горизонтальные и широкие, а затем стали учиться карабкаться по «строгому» трапу с узкими перекладинами вместо ступенек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Днем Таир был вымотан уже настолько, что ни о каком сопротивлении и не помышлял. Подгонять его рывками поводка приходилось теперь не потому, что он упирался, не желая или боясь идти со мной, а потому, что ноги его заплетались и быстро передвигаться он попросту физически не мог. Однако, избегая воздействий парфорса, он сумел, к моему удивлению, все же сообразить и найти самую выгодную для себя позицию при хождении у ноги: он держал свой нос строго у моей коленки, успевая при этом за всеми моими поворотами и ускорениями. И хотя такой вариант исполнения навыка несколько отличается от общепринятого, когда около колена должно быть его плечо, но в полуметровый нормативный допуск Таир всегда укладывался, как я ни пытался от него на следующих занятиях оторваться. А потому я не стал добиваться лучшего: сойдет и так. Чай, не для показухи готовлю, а для работы.
А пока более всего ему хотелось, естественно, упасть где угодно и хоть сколько-нибудь полежать, не шевелясь. В общем, едва ли не идеальное состояние, чтобы заняться выработкой выдержки. За нее я и взялся. И безо всяких проблем, буквально сразу же Таир по команде мертво сидел и лежал, не пытаясь даже повернуть головы, пять минут и дольше – без разницы, оставался я в поле его зрения или уходил с глаз долой. Ну не было у него ни сил, ни желания изменить позу!
А вот неподвижно и долго стоять этому несчастному было по причине чрезмерной усталости трудновато. Ножки подгибались. Что ж, надел я ему десятиметровый поводок петлей на живот, перекинул этот поводок через подходящую перекладину и, как только Таир пытался без моей санкции опуститься на землю, он сразу зарабатывал ощутимый рывок, вследствие которого его конечности иногда даже слегка отрывались от поверхности планеты. Волей-неволей пришлось шакальему отродью перешагнуть через свое «не могу» точно так же, как он несколько раньше переступил через «не хочу». И потом еще великое множество раз ему пришлось через них переступать. А это и есть самое главное в дрессировке – добиться беспрекословного повиновения собаки своему хозяину при любых обстоятельствах и в любом состоянии.
Нет, конечно, чего там спорить: с определенной точки зрения, парфорсная дрессировка – вполне варварский способ общения с собакой. Пусть он даже изобретен в свое время в цивилизованной Германии. «Но ведь изобретен в девятнадцатом веке! – воскликнет просвещенный гуманист. – А с тех пор наука ушла далеко вперед!» И начнет сыпать терминами: оперантное научение, скиннеровские методы, бихевиоризм, коррекция поведения… На то у меня всегда один стандартный ответ: нужно, братцы, понимать разницу между собакой обученной и собакой дрессированной. Обученная знает, какие действия по каким сигналам она должна выполнять. Но отнюдь не факт, что она станет их выполнять, если ей того не хочется. А дрессированная – станет, даже если ей и не можется. Служебная собака должна работать надежно, безотказно – это аксиома. Надежность же достигается только через принуждение и никак иначе. Потому неважно, какой метод обучения – оперантный, механический или контрастный – избирается для той или иной собаки, лишь бы только он давал быстрый результат. Но когда речь заходит о гарантиях, тут на бихевиоризм да на игру полагаться нельзя. Тем более не следует возлагать на них никаких надежд, если требуется перековать характер собаки. А на парфорсную дрессировку – можно. Опять же, если судить по средней скорости обучения, а она порою очень и очень важна, эти методы и рядом друг с другом не стояли.
Доработали мы с Таиром до полудня, а потом отвел я его в вольер, поставил перед ним тазик, в который накрошил несколько граммов мяса, похвалил хорошенько и вышел. А измученный пес, не веря случившемуся, еще несколько минут сидел ошеломленный и долго, не меняя позы, издалека принюхивался к мясу. Потом поднялся, потянулся было к тазу, но передумал, развернулся и юркнул в кабину.
Меня, как и его, тоже совершенно не манила еда. А вот прилечь на пару часиков очень хотелось. Что я и не преминул сделать, прежде чем начать следующий длительный урок.
3
Эх, кабы ведома была в то время в нашей стране старая добрая немецкая система парфорсной и интенсивной дрессировки, не пришлось бы мне изобретать велосипед, находя с помощью научного тыка и перебора вариантов самые эффективные приемы и способы, кои универсально пригодны что для хороших, что для плохих собак. А с другой стороны посмотреть, собственный опыт ошибок и удач нередко оказывается куда как полезнее чужого, пусть и самого распрекрасного. Первый плюс в том, что преимущества и недостатки всех методик становятся совершенно ясными, только если методики эти опробованы самолично. Второе достоинство – когда много времени спустя вдруг узнаешь, что умные люди, создавшие наилучшую систему дрессировки, оказывается, решили какую-либо проблему точно так же, как и ты, сознание собственной гениальности начинает ощутимо греть душу. А коли есть за что себя уважать – это приятно и полезно для здоровья. Третий положительный момент: иногда в процессе поиска вдруг обнаруживаешь, может, и не самый совершенный, но, по крайней мере, оригинальный способ научения, который не сейчас, так потом оказывается в какой-то ситуации не для той, так для другой собаки наиболее подходящим.
На вечернем занятии подвел я Таира к сквозной лестнице. Понятно, псеныш на парфорсе и голодный до невозможности. Все чин чином: глажу его, кусочек мяса показываю, пытаюсь заманить хотя бы на первую ступеньку. А ему кусочка не надо, он, как только увидел эту лестницу, уже весь скукожился в ожидании страшного. Что ж, пробую затащить четвероногую дрянь наверх силой. На это позор своей породы лег, согнувшись в три погибели, поджал лапки и зажмурился – шага, мол, не сделаю, хоть на месте убивай. Почесал я в затылке, здравая мысль и появилась. Взял Таира на руки (осторожно взял, а все равно от брызнувшей струйки не уберегся), поднялся с ним на несколько ступенек, аккуратно положил на лестнице мордой вниз, успокоил чуток. Ну и начинаю потихоньку спускаться, рывочками понуждая его идти следом. Понял внебрачный сын презренного шакала, что оставаться наверху еще страшнее, а упираться нет почти никакой возможности, и, надсадно скуля, ступенька за ступенькой сполз вниз. Вот и замечательно! Выказал я ему умеренно-бурно свой восторг, развернул кругом и – вперед, на штурм препятствия. Но теперь уж, голубчик, топай-ка ты своими ногами! Вижу, дело пошло. Раз собака знает, как можно спуститься со снаряда, ее уже не так пугает и подъем. Несколько раз прошли мы по лестнице вверх и вниз с той стороны, где ступеньки горизонтальные и широкие, а затем стали учиться карабкаться по «строгому» трапу с узкими перекладинами вместо ступенек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15