более спокойным, расслабленным, что ли, и, в чем боялась признаться Шантель, больше англичанином, чем восточным владыкой. И ухаживания его на этот раз были совсем «английскими». Если бы после свидания ей не надо было отправляться в гарем, в котором было так много его женщин, — девушка забыла бы о том, где и с кем она находится. Вот о женщинах, о женах и наложницах своего «кавалера» она забыть не могла. С ней он проводит вечера. Кто ублажает его ночью, интересно? Правда, в том, что он в последнее время никого, кроме нее, не призывал к себе, Шантель была уверена. В обратном случае гаремные недоброжелатели не упустили бы возможности рассказать ей об этом. Говорили, однако, что он, вместо того чтобы приглашать кого-то к себе, сам может посетить одну из жен. Сделать это он может втайне от всех, и Шантель ничего не узнает.
Девушке хотелось бы выяснить точно, как обстоят дела на самом деле. Это не было ревностью. В конце концов пусть себе спит с кем угодно, лишь бы не с ней. Но она не могла не признать, что ей не очень бы понравилось, окажись его нынешнее бережное отношение к ней просто следствием того, что он успевает удовлетворить свою похоть с другими.
Постоянные размышления обо всем этом мешали ее сближению с женами дея, которые несколько раз заходили к ней. Недолюбливать Науру у нее был повод еще до встречи с ней, а личное общение лишь усилило неприязнь. Уж слишком заносчива была эта черноволосая красавица, старающаяся при каждом удобном случае подчеркнуть свое превосходство. Тщеславие так и сквозило в ее покровительственной манере держаться и разговаривать. Причины, как объяснила Адамма, для этого имелись — Наура единственная из всего гарема не была рабыней. Ее выдали замуж за Джамиля во время заключения союзного договора между Барикой и каким-то пашой живущего в пустыне народа. Но с точки зрения Шантель, это ни в коей мере не могло служить оправданием столь чрезмерного высокомерия, и уж тем более тех ехидных замечаний, которые Наура делала по поводу каждого, попавшего в сферу ее внимания.
К счастью, обе другие жены Джамиля были совсем другими. Особенно Шила. Она вообще была из тех женщин, про которых говорят, что их трудно не любить. Очаровательная колибри, которую подарила Шантель первая кадин, была как бы живым воплощением ее характера, легкого, благородного и дружелюбного. Девушка и сама понимала, что Шила не дала ей ни малейшего повода для недовольства, если не считать того, что она была первой кадин — любимой женой Джамиля. Но то, что ее могло раздражать это, показалось девушке невероятным, и серьезнее поразмышлять над причиной своего отношения к Шиле она решила позже.
Но вот почему она не испытывала восторгов по поводу сегодняшнего прихода первой кадин, Шантель знала наверняка. Девушка готовилась к шестому куртуазному свиданию с Джамилем Решидом, и само присутствие его любимой Шилы при этом заставляло ее нервничать. А кроме того, ей почему-то казалось, что именно Шила лучше многих других понимала, что дни сопротивления Шахар сочтены. Она и сама чувствовала это, но все-таки хотела верить, что хотя бы сегодня будет так, как хотелось ей.
На этот вечер ее одежда была из муслина нежного розового цвета, подчеркивающего выразительность ее глаз и отлично гармонирующего с серебром волос, красиво уложенных Адаммой. Драгоценностей теперь у Шантель было достаточно: два браслета, заколки для волос, перстень с крупным аметистом под пару тем, из которых состояло первое подаренное деем ожерелье. Джамиль продолжал одаривать ее, несмотря на то, что она эти подарки, по здешним понятиям, не заслужила.
— У дея перехватит дыхание, когда он увидит вас, лалла, — заверила сияющая от восторга Адамма.
— Думаешь, значит, что он умрет от удушья, когда я войду?
Адамма захихикала. В то, что ее хозяйка желала зла дею, она всерьез не верила и раньше, а сейчас и подавно не сомневалась, что она произносит колкости в его адрес скорее по привычке. Может, неделю назад Шахар и готова была заплатить за свою свободу жизнью Джамиля, но сейчас она, возможно, и мечтала о бегстве, но уж никак не о смерти дея.
Провожал ее до двери спальни, а затем ожидал ее здесь все тот же верный Кадар. Он стал ее тенью, неотлучно следуя повсюду, охраняя вход в ее покои, когда она была в них. Даже ночью нубиец спал в прихожей рядом с Адаммой. Шантель очень хотелось узнать, на чьей стороне будет этот чернокожий гигант, если она вновь решится сопротивляться дею, но подвергнуть испытанию его преданность пока не решалась. Обдумывая возможные планы побега, девушка пришла к выводу, что ей нужен будет помощник, а лучшего, чем Кадар, она вряд ли найдет; Однако полностью довериться ему она считала преждевременным.
На этот раз она застала Джамиля стоящим у выхода в сад. Встретились они в той же самой комнате, что всегда. Как и раньше, вызывавшая у Шантель страх большая кровать была аккуратно застелена, но у окна лежала огромная подушка, похожая на удобную кушетку. С улицы в помещение проникал свет луны, красивый и загадочный, но явно недостаточный, чтобы осветить всю спальню. К тому же освещение становилось все более тусклым, будто невидимые слуги постепенно гасили имеющиеся в спальне свечи. Может, так было и в самом деле. Целая армия могла бы пройти здесь не замеченной Шантель, настолько ее внимание было занято Джамилем.
Золотистая туника из венецианской парчи плотно облегала литой торс дея, неизменно турецкие шаровары на этот раз были заправлены в высокие сапоги европейского покроя. На стягивающем его талию расшитом золотыми нитями кушаке висел кинжал, напомнивший почему-то девушке о всесильности судьбы и неизбежности смерти. Из украшений сегодня Джамиль оставил только перстни с янтарем и изумрудами, которые он носил постоянно. Тюрбана на его голове опять не было, и Шантель удивленно подумала, что вообще видела дея в этом традиционном для мусульманина уборе только во время их самой первой встречи.
Уж лучше бы он носил его, чтобы не быть так похожим на европейца. Ведь сейчас в этом гладко выбритом человеке с густыми черными волосами, расчесанными на прямой пробор и ниспадающими на плечи, не было ничего восточного. Она и раньше ловила себя на мысли о том, что появись Джамиль в гостиной какого-нибудь английского дома, его бы никто не принял за иностранца. Наверное, тогда бы на нем были хорошо сшитое пальто, узкие бриджи до колен и галстук. Если бы он чем-то и выделился среди других гостей, то скорее всего горделивой осанкой. Фигура у него, черт побери, была безукоризненна.
Как и просил дей, она теперь не падала на колени, входя к нему, но и подойти не торопилась, оставаясь у двери, пока он сам не предложит ей пройти. Сегодня Джамиль почему-то не торопился сделать это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109