Услышав о предстоящих поездках за границу, Оська загорелся, воспрянул духом, да мужик, заметив перемену, предостерег: мол, прецеденты побегов были. Но беглецов отлавливают и сурово наказывают; к тому же и родственникам отважного глупца не поздоровится…
Затем, положив перед Дороховым и Осишвили уже знакомый текст на стандартных листках, заезжий гость дал на размышление целых пять минут. Вот тогда-то и завязалось подобие разговора…
– А, мое з-заикание вы в расчет не берете? – пустил в ход последний довод Сашка. – З-зачем я вам такой н-нужен?
– Ваш недостаток не имеет большого значения, – парировал гость в штатском. И пояснил: – Чем меньше и непонятнее говорят наши выпускники – тем лучше.
– Меня смущает только одно, – дождавшись своей очереди, подал голос Артур, – слишком однообразный текст: подписавший обязан выполнять приказы, хранить молчание, беспрекословно подчиняться; должен соблюдать, овладевать, достигать… И снова: обязан, должен… А где, просите, обязанности и гарантии тех, кто нанимает нас и посылает в этот… непонятный учебный Центр?
Глянув на часы, мужик усмехнулся:
– Никаких гарантий мы не даем. Мы лишь качественно обучаем наших курсантов, что является неким залогом их успешной дальнейшей работы. Однако согласитесь, и здесь никто не гарантирует вам выход на свободу живыми и здоровыми после пятнадцатилетнего срока за решеткой.
Максим Федорович, поймав растерянный взгляд капитана, неопределенно пожал плечами: дескать, решайте, парни, сами.
И парни решили. Пришлось решить – выбор ассортиментом не баловал…
– Подъезжаем, – не оборачиваясь, проинформировал сопровождающий.
Машина нырнула с шоссе на второстепенную дорогу, проехала через густой лесок, обогнула горушку с прямоугольником старого кладбища на пологом склоне и… остановилась перед массивными железными воротами. В обе стороны от ворот уходил высоченный бетонный забор с пущенной поверху «егозой». Никаких знаков, вывесок, табличек…
Пока металлическая плита с грохотом отъезжала вправо, сотрудник школы инструктировал:
– Сегодня от меня ни на шаг. Сейчас зайдем на вещевой склад – подберем рабочую и тренировочную одежду, обувь. Затем стрижка, помывка в душе и в медсанчасть на обследование.
– Опять сэ-стричься, – недовольно проворчал Оська, проводя ладонью по коротким темным волосам.
– Вас постригут наголо. Таковы правила, – отрезал мужчина и монотонно продолжил наставления: – После обследования ужин в столовой; далее размещение в казарме. Ни с кем из курсантов не разговаривать, никуда самовольно не отлучатся. Все вопросы только ко мне.
– А увольнения в город контрактом пэ-предусмотрены?
– За ворота этой школы вас выпустят в двух случаях: либо после ее окончания – через пять месяцев, либо раньше – на соседнее кладбище.
– Это которое пэ-проезжали минуту назад?
– Совершенно верно.
– Кэ-красивое местечко, мне понравилось…
– Еще вопросы есть?..
В салоне воцарилось молчание…
Впереди показался еще один забор, отделяющий первый контур охраняемой территории от второго.
«Мля!.. Попали… – переглянувшись, без слов поняли друг друга приятели. – Ну, точно в колонию привезли. Строгого режима…»
Автомобиль ринулся к следующим воротам, а тяжелая створка с тем же лязгом и грохотом поползла обратно, навсегда закрывая дорогу в старую и привычную для двух друзей жизнь.
* * *
Последний километр им приходилось судорожно хватать ртами воздух; шатаясь, еле переставлять ноги… И все-таки надо было двигаться к заветной цели – к финишной черте.
Наконец, преодолев ее, они все как один попадали на землю…
Да, кроссовки на ногах были легки и удобны, торсы не стягивали как на марш-бросках ремни от брюк и ранцев; из одежды на телах оставались лишь трико от спортивных костюмов. Но каждый из них давненько расстался с терпеливой и налитой идеальным здоровьем курсантской молодостью и столь же давно не испытывал подобных запредельных нагрузок.
– Щас бэ-блевону, – прохрипел Оська, с трудом переворачиваясь на бок.
Группа последнего набора только что финишировала, преодолев двадцатикилометровый кросс. Обессиленные курсанты учебного Центра лежали на траве, сил не оставалось, но жуткое по напряжению испытание, слава богу, завершилось.
Дорохов тяжело дышал, взирая в мутное бездонное небо; приятель продолжал причитать:
– Нас, мля, в училище так не г-гоняли и не мучили. Бэ-берегли, как пушечное мясо… А зэ-здесь так и норовят раньше вэ-времени на тот свет откомандировать.
Двадцать верст по ровной гаревой дорожке стадиона они пробежали бы запросто, но здешний маршрут для кросса действительно был сложным. Большей частью дистанция проходила по пересеченной местности автодрома: по ухабам, взгоркам, заполненным грязной водой канавам. Лишь метров восемьсот с относительной легкостью приходилось петлять по асфальтовым «улицам» меж каменных и деревянных макетов домов – имитации городских кварталов. И так круг за кругом. Круг – два с половиной километра. Нигде не срезать, не передохнуть – через каждые двести-триста шагов маячили контролеры или инструкторы с отменной зрительной памятью и секундомерами в руках…
– Ну, ты как? – похлопал друга по спине Артур. – Блевать передумал?
– Я все равно отсюда сэ-сдерну, – прерывистым шепотом отозвался тот.
– Все мечтаешь о Европе?..
– Куда угодно! В р-республику Чад, в Гондурас! Да чем так жить, лучше уж в Гэ-грузию вернуться!..
– Здесь предстоит мучиться пять месяцев, а в Грузии еще не известно, сколько лет будут править амбициозные неврастеники.
Бывший старлей повернулся к товарищу и признался:
– Понимаешь, Арчи, я пэ-просто хотел бы зэ-знать: для чего меня так готовят и куда потом пошлют подыхать…
Но очередная команда старшего инструктора прервала их беседу о смысле пребывания в Центре.
– Внимание, группа! – зычно гаркнул крепкий мужчина лет тридцати пяти. – В колонну по два становись!
Сашка тяжело поднялся и, неверными шагами направился к тропинке, где уже вяло строились остальные курсанты. При всем своем взрывном характере, к вопросам служебной дисциплины Оська относился с боязливым почтением.
Дорохов же исполнять команду как всегда не торопился. В нем разгильдяйство сидело с самого детства – упорное, сознательное и неискоренимое. Натуру не исправили ни годы учебы в Рязанском училище, ни продолжительные командировки в Чечню. Махровый пофигизм, исчезавший лишь на время боевых операций, когда требовалась максимальная собранность, неизменно защищал нервную систему от стрессов и на войне и в мирные будни. Однако продвижение по службе такому офицеру было заказано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66