„Сумку мою посторожи“, – мелким шагом, той же шаркающей походкой пошел к сцене. Зал молча ждал.
Опершись на трибуну, Владимир Алексеевич коротко поведал свою военную биографию, отметив, что „хотя в войсках НКВД никогда не служил и про разведчиков не писал, но во время войны был старшим сержантом спецназа“. Говорил он тихо, потом голос стал крепнуть – почти точь-в-точь, как это было во МХАТе на 40-летии журнала „Наш современник“, когда он читал свое стихотворение, закончив его на высокой ораторской ноте. Он продолжил:
– Когда я посмотрел этот фильм, мне вспомнился случай из нашей давней русской истории. Произошло это в период крещения Руси. Сами понимаете, что, когда Владимир Святой приказал сбросить Перуна в Днепр и велел всем креститься, это был единичный, хотя и государственного, исторического значения случай принятия христианства языческой Русью. После этого христианские проповедники пошли в разные города и веси, в разные племена, жившие тогда на территории Руси, крестя язычников и обращая их в христиан. И вот, когда один из монахов-подвижников пришел к языческому племени, обитавшему где-то на Севере, и убедил это племя принять христианство, произошло следующее. Вождь племени, который должен был первым пройти обряд крещения и показать, таким образом, пример своему племени, вошел в реку, выхватил из ножен меч и, высоко подняв его над головой, трижды окунулся в воду. И когда он вышел на берег, монах-миссионер упрекнул его: что же ты, мол, сам окунулся, а меч свой не окунул? И вождь ему ответил…
Тут голос писателя возвысился до митингового накала:
– Я, говорит, прошел обряд крещения. Я теперь христианин. Я буду соблюдать Христовы заповеди, буду жить так, как велит мне Христова вера. Я даже буду прощать врагов своих. Но! – голос Солоухина обрел металл: – Но ме-еч мо-ой!..
Он сглотнул комок в горле, и микрофон передал это всем сидящим в зале.
Произошло мгновенное слабое движение десятков людей, которые, я уверен в этом, разом угадали – что сейчас будет сказано.
– Но меч мой никогда не должен быть добрым к моим врагам! Он никогда не будет добрым к врагам моего племени – он не для этого предназначен. Меч в моей руке для того, чтобы защитить меня и мое племя, и ему нельзя быть добрым, как мне! Вот что сказал монаху этот вождь племени.
С середины зала я увидел, что по щекам старого писателя текут слезы. Это заметили и другие, и по залу снова короткой судорогой прошло движение.
– И я вас прошу, я вас заклинаю: держите свой меч сухим всегда! Дорогие мои герои, я – старый человек, я много повидал. И вы многое повидали, вы много знаете, чего не знают другие. И вы не должны спокойно смотреть на то, что происходит. Вы видите, как наша Россия окружена со всех сторон алчущими „собратьями“, которые готовы рвать ее на части, стремясь ухватить кусок пожирнее.
Вы видите, как потворствует им потерявшая совесть и страх „пятая колонна“. Не мне это вам рассказывать, это вы сами знаете, как не знает никто. Так… не дайте же!.. не дайте погибнуть своей Родине!.. (Он уже не стеснялся открытых слез и рыданий.) Она вас вскормила, но сегодня она слаба и унижена, и вы – ее последний оплот! Я, старый человек, русский писатель, я обращаюсь к вам: держите ваш меч сухим! Нам нельзя быть добрыми к нашим врагам – их слишком много, они сплочены и сильны и не хотят быть добрыми с нами. И поэтому пусть ваш меч, изображенный на вашей эмблеме, навсегда останется разящим, острым и сухим, как у того мудрого вождя племени!..
Он отошел от трибуны и, шаркая подошвами ботинок, пересек сцену. Зал возбужденно аплодировал. Какая-то женщина помогла ему сойти со сцены и, идя рядом вдоль прохода, что-то горячо говорила. Владимир Алексеевич растерянно оглядывал зал, и я догадался, что он забыл, в котором ряду сидел до выступления. Я поднялся ему навстречу:
– Владимир Алексеевич, идите сюда. Вот ваша сумка.
– А, ну все. Спасибо, голубушка, я посижу теперь…
Он медленно и тяжело сел в кресло, после чего аплодисменты стихли. Солоухин достал носовой платок, вытер щеки, промокнул глаза, принял позу поудобнее. Вздохнул. Потом спросил неопределенно:
– Ну что?
– Как „что“. Вы же сами видите, что с залом сделали. Задние ряды стоя вас приветствовали…
– Да-а-а… А ты этих ребят знаешь? – он кивнул головой на зал.
– Маленько знаю.
– Ну и как думаешь, дошло до них?
– Думаю, дошло.
– Хорошо бы, если б дошло… Я от сердца говорил. Что ж они, не понимают, что ли? У них в руках – та-акая сила!.. Да будь я помоложе… – Он махнул рукой как-то обречено, словно отсекая тему разговора, и стал медленно вставать.
– Что там у нас по плану дальше?
– Вроде бы продолжение фуршета…
– Ладно, это уже не по мне. Ты меня проводи до выхода.
Я проводил. Больше мы не виделись.
Вячеслав МОРОЗОВ
Об Авторе
СОЛОУХИН Владимир Алексеевич (1924–1997) родился в селе Алепино Владимирской области в крестьянской семье. Еще в школе начал писать стихи. Первые публикации в центральной печати относятся к 1946 году. В этом же году поступил я Литературный институт имени М.Горького. После окончания института работал в „Огоньке“ (корреспондент-очеркист), в „Литературной газете“ (член редколлегии).
Первый сборник стихотворений – „Дождь в степи“ – издан в 1953 году издательством „Молодая гвардия“. Основные книги стихов, вышедшие к настоящему времени: „Как выпить солнце“, „Аргумент“, „Седина“; книги рассказов и очерков: „Свидание в Вязниках“, „Олепинские пруды“, „Зимний день“, „Письма из Русского музея“, „Черные доски“, „Время собирать камни“, „Третья охота“, „Трава“, „Продолжение времени“ и другие. Широко известны его лирические повести „Владимирские проселки“ и „Капля росы“, романы „Мать-мачеха“, „Приговор“. В девяностые годы вышли книги: „Смех за левым плечом“, „При свете дня“, „Древо“, „Соленое озеро“, „Последняя ступень“.
Владимир Солоухин – лауреат Государственной премии РСФСР, а также премии Союза писателей и Орловской области имени А.А. Фета.
„Чаша“ – последнее произведение писателя.
Похоронен В.А. Солоухин в Алепине.
В.А. Солоухин на родине, в селе Алепино (фото из архива писателя).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Опершись на трибуну, Владимир Алексеевич коротко поведал свою военную биографию, отметив, что „хотя в войсках НКВД никогда не служил и про разведчиков не писал, но во время войны был старшим сержантом спецназа“. Говорил он тихо, потом голос стал крепнуть – почти точь-в-точь, как это было во МХАТе на 40-летии журнала „Наш современник“, когда он читал свое стихотворение, закончив его на высокой ораторской ноте. Он продолжил:
– Когда я посмотрел этот фильм, мне вспомнился случай из нашей давней русской истории. Произошло это в период крещения Руси. Сами понимаете, что, когда Владимир Святой приказал сбросить Перуна в Днепр и велел всем креститься, это был единичный, хотя и государственного, исторического значения случай принятия христианства языческой Русью. После этого христианские проповедники пошли в разные города и веси, в разные племена, жившие тогда на территории Руси, крестя язычников и обращая их в христиан. И вот, когда один из монахов-подвижников пришел к языческому племени, обитавшему где-то на Севере, и убедил это племя принять христианство, произошло следующее. Вождь племени, который должен был первым пройти обряд крещения и показать, таким образом, пример своему племени, вошел в реку, выхватил из ножен меч и, высоко подняв его над головой, трижды окунулся в воду. И когда он вышел на берег, монах-миссионер упрекнул его: что же ты, мол, сам окунулся, а меч свой не окунул? И вождь ему ответил…
Тут голос писателя возвысился до митингового накала:
– Я, говорит, прошел обряд крещения. Я теперь христианин. Я буду соблюдать Христовы заповеди, буду жить так, как велит мне Христова вера. Я даже буду прощать врагов своих. Но! – голос Солоухина обрел металл: – Но ме-еч мо-ой!..
Он сглотнул комок в горле, и микрофон передал это всем сидящим в зале.
Произошло мгновенное слабое движение десятков людей, которые, я уверен в этом, разом угадали – что сейчас будет сказано.
– Но меч мой никогда не должен быть добрым к моим врагам! Он никогда не будет добрым к врагам моего племени – он не для этого предназначен. Меч в моей руке для того, чтобы защитить меня и мое племя, и ему нельзя быть добрым, как мне! Вот что сказал монаху этот вождь племени.
С середины зала я увидел, что по щекам старого писателя текут слезы. Это заметили и другие, и по залу снова короткой судорогой прошло движение.
– И я вас прошу, я вас заклинаю: держите свой меч сухим всегда! Дорогие мои герои, я – старый человек, я много повидал. И вы многое повидали, вы много знаете, чего не знают другие. И вы не должны спокойно смотреть на то, что происходит. Вы видите, как наша Россия окружена со всех сторон алчущими „собратьями“, которые готовы рвать ее на части, стремясь ухватить кусок пожирнее.
Вы видите, как потворствует им потерявшая совесть и страх „пятая колонна“. Не мне это вам рассказывать, это вы сами знаете, как не знает никто. Так… не дайте же!.. не дайте погибнуть своей Родине!.. (Он уже не стеснялся открытых слез и рыданий.) Она вас вскормила, но сегодня она слаба и унижена, и вы – ее последний оплот! Я, старый человек, русский писатель, я обращаюсь к вам: держите ваш меч сухим! Нам нельзя быть добрыми к нашим врагам – их слишком много, они сплочены и сильны и не хотят быть добрыми с нами. И поэтому пусть ваш меч, изображенный на вашей эмблеме, навсегда останется разящим, острым и сухим, как у того мудрого вождя племени!..
Он отошел от трибуны и, шаркая подошвами ботинок, пересек сцену. Зал возбужденно аплодировал. Какая-то женщина помогла ему сойти со сцены и, идя рядом вдоль прохода, что-то горячо говорила. Владимир Алексеевич растерянно оглядывал зал, и я догадался, что он забыл, в котором ряду сидел до выступления. Я поднялся ему навстречу:
– Владимир Алексеевич, идите сюда. Вот ваша сумка.
– А, ну все. Спасибо, голубушка, я посижу теперь…
Он медленно и тяжело сел в кресло, после чего аплодисменты стихли. Солоухин достал носовой платок, вытер щеки, промокнул глаза, принял позу поудобнее. Вздохнул. Потом спросил неопределенно:
– Ну что?
– Как „что“. Вы же сами видите, что с залом сделали. Задние ряды стоя вас приветствовали…
– Да-а-а… А ты этих ребят знаешь? – он кивнул головой на зал.
– Маленько знаю.
– Ну и как думаешь, дошло до них?
– Думаю, дошло.
– Хорошо бы, если б дошло… Я от сердца говорил. Что ж они, не понимают, что ли? У них в руках – та-акая сила!.. Да будь я помоложе… – Он махнул рукой как-то обречено, словно отсекая тему разговора, и стал медленно вставать.
– Что там у нас по плану дальше?
– Вроде бы продолжение фуршета…
– Ладно, это уже не по мне. Ты меня проводи до выхода.
Я проводил. Больше мы не виделись.
Вячеслав МОРОЗОВ
Об Авторе
СОЛОУХИН Владимир Алексеевич (1924–1997) родился в селе Алепино Владимирской области в крестьянской семье. Еще в школе начал писать стихи. Первые публикации в центральной печати относятся к 1946 году. В этом же году поступил я Литературный институт имени М.Горького. После окончания института работал в „Огоньке“ (корреспондент-очеркист), в „Литературной газете“ (член редколлегии).
Первый сборник стихотворений – „Дождь в степи“ – издан в 1953 году издательством „Молодая гвардия“. Основные книги стихов, вышедшие к настоящему времени: „Как выпить солнце“, „Аргумент“, „Седина“; книги рассказов и очерков: „Свидание в Вязниках“, „Олепинские пруды“, „Зимний день“, „Письма из Русского музея“, „Черные доски“, „Время собирать камни“, „Третья охота“, „Трава“, „Продолжение времени“ и другие. Широко известны его лирические повести „Владимирские проселки“ и „Капля росы“, романы „Мать-мачеха“, „Приговор“. В девяностые годы вышли книги: „Смех за левым плечом“, „При свете дня“, „Древо“, „Соленое озеро“, „Последняя ступень“.
Владимир Солоухин – лауреат Государственной премии РСФСР, а также премии Союза писателей и Орловской области имени А.А. Фета.
„Чаша“ – последнее произведение писателя.
Похоронен В.А. Солоухин в Алепине.
В.А. Солоухин на родине, в селе Алепино (фото из архива писателя).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49