Ему, например, важнее всего было как можно шире распространить свою заумную идею о доброй воле человечества, которая возникнет благодаря всеобщим физическим контактам. Но это не имело шансов быть проверено экспериментально. В общем-то, это все было нужно ему для того, чтобы, отталкиваясь от этого утверждения, создать на его основе новую концепцию: искусственно усиленная нервная энергия должна привести к осуществлению его мечты - передаче её без физического контакта. Никогда ещё ни одна научная теория не создавалась на столь зыбкой основе. По мнению доктора Кранстона, у двух близких человеческих существ в течение года полностью происходит обмен нервной энергией. Речь идет о передаче друг другу некой жизненной силы. Если же эту передачу интенсифицировать, то получится тот же эффект, что и при физическом контакте. В конце концов Кранстон нанял первоклассного инженера-электронщика, к слову, это был я, который создал специальный контур, который не только интенсифицировал органическую энергию, как он её назвал, но ещё и по желанию мог перехватывать или, если хотите, улавливать длину волн излучения любого индивидуума. Модифицированный вариант этого контура находится сейчас в теле вашей жены и поддерживает её контакт с сердцем, легкими и мозгом, хранящимися в секретной лаборатории доктора Кранстона. - Тут он тяжелым взглядом посмотрел на Меншена. - Кранстон никогда не объяснял мне, как могут внутренние органы существовать вне тела; он просто сказал, что передача потока энергии на расстояние является наиболее жизненно важным условием. И тем не менее речь не идет о расстоянии как о таковом. Суть здесь в том, что кровь, нервная энергия, каждый глоток воздуха, которым мы дышим, нагнетаются и очищаются через органы, законсервированные в стеклянных сосудах. Если с ними что-нибудь случится, мы умрем.
Меншен больше не собирался задавать вопросов. Он уже практически услышал все то, что хотел узнать. Все вертелось вокруг одного пункта: жизнь поддерживается с помощью внутренних человеческих органов, хранящихся на острове доктора Кранстона.
Они постоянно были связаны со своими владельцами. Стабильный контакт. Старый фанатик, лукавил ли он или был действительно психом, тем не менее держал в руках судьбу этих макиавеллиевских созданий.
Но почему же Кранстон в таком случае не воспользовался своей властью, чтобы уничтожить эту банду торговцев человеческими органами и сребролюбцев?
Этот вопрос вырвался у Меншена помимо его воли. Торранс, блестя белками глаз на потемневшем лице, ответил сквозь зубы:
- Потому что он не в силах поступиться своими принципами и совершить убийство. Потому что его сдерживает неодолимая ненависть к насилию. Ни один человек до него не был столь помешан на этом пунктике! Подумать только! Все его ужасные открытия зиждятся на сентиментальном желании способствовать распространению доброй воли среди людей во всем мире. И эта его сентиментальность является для нас смертельно опасной. Она заставляет его самообольщаться, предаваться эфемерным, несбыточным мечтам. Конечно, он никогда не решится убить нас. Но ему семьдесят восемь лет, хотя в наше время это и не столь уж древний возраст. Но он уже перевалил через средний человеческий. Так что он может умереть в любую минуту. Однако не хочет считаться с такой возможностью. Не позволяет ни одному из наших врачей осмотреть себя. По каким-то дурацким причинам он внушил себе, что если умрет, а мы до того не обнаружим остров, где хранятся наши законсервированные органы, и тоже умрем, то он не будет нести ответственности, как пацифист, за нашу смерть. Когда мы узнали об этом впервые? Недавно. Могли ли мы ранее подозревать, что этот старый сумасшедший окажется таким хитрым?! Он сам производил все операции, за исключением операции на себе. И по каким-то неясным для нас причинам тем не менее с отвращением и недоверием относится к нам.
Торранса, казалось, все более захватывал собственный рассказ. В его глазах сконцентрировалось столько злобы и ненависти, что они сверкали, как антрацит.
- Меншен, нам любой ценой необходимо найти место расположения лаборатории. Мы должны сами контролировать свои жизненно важные органы. А тут в дело вмешалась ваша жена...
Торранс опять замолчал. Не было никакого сомнения, что он добрался до кульминационной точки своего рассказа.
- Видите ли, профессор, - вдруг мягко заговорил он, - каждый раз, когда кто-то, убитый нами, подвергается операции оживления доктором Кранстоном, мы рассчитываем на его сопротивляемость психологическому шоку и надеемся получить от него данные о месте расположения лаборатории. Странно, но приходится констатировать, что десятки людей, которых мы приводили с улицы, теряли для нас после эксперимента всякую ценность, утратив память. Во всяком случае, мы продолжаем в подходящий момент убивать нужного нам человека и отправлять тело в дом доктора Кранстона. Но здесь тоже необходима определенная осторожность. Старик последнее время сильно устает. А когда он устает, усиливается его раздражительность: он воображает, что всемогущ. Поэтому мы считаем, что ему нельзя поставлять слишком большое количество трупов. В нормальных условиях этот помешанный не может выносить даже вида мертвых людей, поскольку знает, что может оживить их. К тому же он очень чувствителен, - Торранс сделал поклон в сторону Вирджинии, - к женской красоте. И хотя он догадывается о наших намерениях, он уже в такой стадии, что наплевательски к этому относится.
Торранс снова умолк. Посмотрел на Вирджинию, потом на Меншена с какой-то безучастностью.
- Теперь вам все ясно? - в конце концов спросил он.
- Да, - коротко ответил Меншен.
Он почувствовал какую-то дикую, необоримую ненависть к этим людям. И даже не потому, что они совершили множество убийств, хотя это страшно потрясло его; и даже не из-за Вирджинии, хотя мысль о её физических и моральных муках вызывала в нем чувство боли. Ненависть его к этим людям основывалась на том, что в своих грязных целях они навсегда похоронили чудесную, хотя и по-дурацки идеалистическую мечту старика о всеобщей доброй воле человечества. Это, как ни странно, больше всего возмутило его, и он почувствовал острое желание и решимость покончить с этими выродками, как только ему представится первый же случай.
Он сам удивлялся тому, что ему понадобилось столько времени, чтобы понять действительное положение вещей, и дошел он до этого по чистой случайности. Вирджиния могла установить место расположения острова, в этом не было сомнений. Эти типы тем не менее ещё не могли знать о её возможностях. Нельзя было допустить, чтобы они об этом догадались.
- Когда моя жена очнулась в лаборатории, - твердо проговорил Меншен, - Кранстон при этом присутствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Меншен больше не собирался задавать вопросов. Он уже практически услышал все то, что хотел узнать. Все вертелось вокруг одного пункта: жизнь поддерживается с помощью внутренних человеческих органов, хранящихся на острове доктора Кранстона.
Они постоянно были связаны со своими владельцами. Стабильный контакт. Старый фанатик, лукавил ли он или был действительно психом, тем не менее держал в руках судьбу этих макиавеллиевских созданий.
Но почему же Кранстон в таком случае не воспользовался своей властью, чтобы уничтожить эту банду торговцев человеческими органами и сребролюбцев?
Этот вопрос вырвался у Меншена помимо его воли. Торранс, блестя белками глаз на потемневшем лице, ответил сквозь зубы:
- Потому что он не в силах поступиться своими принципами и совершить убийство. Потому что его сдерживает неодолимая ненависть к насилию. Ни один человек до него не был столь помешан на этом пунктике! Подумать только! Все его ужасные открытия зиждятся на сентиментальном желании способствовать распространению доброй воли среди людей во всем мире. И эта его сентиментальность является для нас смертельно опасной. Она заставляет его самообольщаться, предаваться эфемерным, несбыточным мечтам. Конечно, он никогда не решится убить нас. Но ему семьдесят восемь лет, хотя в наше время это и не столь уж древний возраст. Но он уже перевалил через средний человеческий. Так что он может умереть в любую минуту. Однако не хочет считаться с такой возможностью. Не позволяет ни одному из наших врачей осмотреть себя. По каким-то дурацким причинам он внушил себе, что если умрет, а мы до того не обнаружим остров, где хранятся наши законсервированные органы, и тоже умрем, то он не будет нести ответственности, как пацифист, за нашу смерть. Когда мы узнали об этом впервые? Недавно. Могли ли мы ранее подозревать, что этот старый сумасшедший окажется таким хитрым?! Он сам производил все операции, за исключением операции на себе. И по каким-то неясным для нас причинам тем не менее с отвращением и недоверием относится к нам.
Торранса, казалось, все более захватывал собственный рассказ. В его глазах сконцентрировалось столько злобы и ненависти, что они сверкали, как антрацит.
- Меншен, нам любой ценой необходимо найти место расположения лаборатории. Мы должны сами контролировать свои жизненно важные органы. А тут в дело вмешалась ваша жена...
Торранс опять замолчал. Не было никакого сомнения, что он добрался до кульминационной точки своего рассказа.
- Видите ли, профессор, - вдруг мягко заговорил он, - каждый раз, когда кто-то, убитый нами, подвергается операции оживления доктором Кранстоном, мы рассчитываем на его сопротивляемость психологическому шоку и надеемся получить от него данные о месте расположения лаборатории. Странно, но приходится констатировать, что десятки людей, которых мы приводили с улицы, теряли для нас после эксперимента всякую ценность, утратив память. Во всяком случае, мы продолжаем в подходящий момент убивать нужного нам человека и отправлять тело в дом доктора Кранстона. Но здесь тоже необходима определенная осторожность. Старик последнее время сильно устает. А когда он устает, усиливается его раздражительность: он воображает, что всемогущ. Поэтому мы считаем, что ему нельзя поставлять слишком большое количество трупов. В нормальных условиях этот помешанный не может выносить даже вида мертвых людей, поскольку знает, что может оживить их. К тому же он очень чувствителен, - Торранс сделал поклон в сторону Вирджинии, - к женской красоте. И хотя он догадывается о наших намерениях, он уже в такой стадии, что наплевательски к этому относится.
Торранс снова умолк. Посмотрел на Вирджинию, потом на Меншена с какой-то безучастностью.
- Теперь вам все ясно? - в конце концов спросил он.
- Да, - коротко ответил Меншен.
Он почувствовал какую-то дикую, необоримую ненависть к этим людям. И даже не потому, что они совершили множество убийств, хотя это страшно потрясло его; и даже не из-за Вирджинии, хотя мысль о её физических и моральных муках вызывала в нем чувство боли. Ненависть его к этим людям основывалась на том, что в своих грязных целях они навсегда похоронили чудесную, хотя и по-дурацки идеалистическую мечту старика о всеобщей доброй воле человечества. Это, как ни странно, больше всего возмутило его, и он почувствовал острое желание и решимость покончить с этими выродками, как только ему представится первый же случай.
Он сам удивлялся тому, что ему понадобилось столько времени, чтобы понять действительное положение вещей, и дошел он до этого по чистой случайности. Вирджиния могла установить место расположения острова, в этом не было сомнений. Эти типы тем не менее ещё не могли знать о её возможностях. Нельзя было допустить, чтобы они об этом догадались.
- Когда моя жена очнулась в лаборатории, - твердо проговорил Меншен, - Кранстон при этом присутствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16