Макаренко Антон Семенович
Домой хочу
А.С.МАКАРЕНКО
ДОМОЙ ХОЧУ
(Рассказ бывшего колониста)
1
Вот вы говорите: характер. Характеры бывают разные, а какой лучший, какой худший, это вопрос. Расскажу вам, например, о Сеньке Дружнове.
К нам в колонию он даже собственно не пришел, а его привели... привела старенькая-старенькая бабушка. Что это за такое дело, когда человека приводят разные родственники: маменьки, бабушки, тетеньки?
Человеку тринадцать лет, а он, как теленок, бредет, его бабушка подгоняет! И поэтому, когда пришел Сенька, колонисты посмотрели на него с осуждением и каждый подумал: "Известный тип - маменькин сынок!"
Сенька стоял посреди кабинета заведующего и молчал. Но Сенька молчал как-то по-своему.
И физиономия у него была ничего, можно сказать, даже приличная: глаза черные, а сам румяный, щекастый. Только волосы в беспорядке, видимо, Сенька и понятия не имел, что такое парикмахер:
деревня! А на ногах лапотки, это уж действительно мода, кто же теперь лапти носит? Бедный, может, очень, тогда, конечно, ничего не поделаешь.
Нас, колонистов, помню, порядочно набралось в кабинет, молчим, рассматриваем и Сеньку и бабушку. Бабушка старая, худая, высокая, говорит не спеша, останавливается,, слезы вытирает, как же ее не слушать?
- Привела... внучка, - говорит она заведующему, - возьми к себе, родной, пускай у тебя живет. А то, видишь, стара стала, сколько я там проживу, а ему куда деваться? А тебя господь наградит, пускай у тебя живет. И я умру... спокойно...
Бабушка подвинулась ближе к внуку, тронула его за плечо, подтолкнула к заведующему. Проделала все это, отступила, успокоилась, поправила платок на голове; смотрит и ждет, не решения ждет, а просто: должен же и заведующий что-нибудь сказать по такому важному случаю. И колонисты все обратили лица к заведующему: что он скажет? Заведующий встал, поклонился и сказал серьезно:
- Спасибо вам, товарищ. Внука оставляйте. Будет у нас жить. Вы не беспокойтесь, человеком станет. А вы тоже живите, зачем вам умирать, умереть всегда успеем, живите себе на здоровье и приезжайте к нам в гости...
Колонисты нашли такой разговор вполне правильным. И бабушка была довольна, даже улыбнулась.
- Военные, что ли, у тебя люди выходят?
И на нас кивнула, - это мы, значит, военные.
Заведующий ответил:
- И военные и разные: и доктора, и рабочие, и летчики.
Кто куда хочет...
Бабушка вдруг загрустила, руку - к глазам, слезы у нее:
- Он... Сенюшка-то, все говорит... летчиком буду...
И тут стало видно, что бабушке трудно с Сенькой расставаться.
И нам это видно и заведующему, и всем жалко бабушку, а Сенька как будто неживой. Стоит, чуть-чуть склонился, смотрит, кто его знает куда, - на пустую стену, - глазом не моргнет, лицо красное. Разбери, чего ему нужно. Давно у нас не было такого неповоротливого человека!
Заведующий у него спрашивает:
- Ты грамотный?
А он даже и не отвечает. Хоть бы моргнул или пошевелился как-нибудь. Бабушка за него ответила:
- Грамотный, как же! В пятый класс ходил...
Заведующий не стал больше расспрашивать, распорядился бабушку накормить обедом и отправить на нашей линейке на станцию, а когда уедет, Сеньку к нему привести.
Девчата и хлопцы окружили старуху, - понравилась она всем, - потащили в столовую, а Сеньку пришлось за локоть поворачивать - побрел за ней. И пока бабушка обедала, Сенька сидел на стуле боком и смотрел куда попало, ни одного слова не сказал; не могли доже понять, есть ли у него какой-нибудь голос.
Потом бабушку усадили на линейку и повезли на станцию.
А Сенька совсем как деревянный, насилу поставили его перед заведующим как следует. Смешно было на него смотреть, хлопец с виду правильный, даже красивенький, а души никаких признаков. И заведующему на вопросы не отвечает, только на один вопрос и ответил.
Заведующий спросил:
- Так летчиком... хочешь... Семей?
Вот тут он и ответил:
- Угу!
Заведующий и говорит:
- Ну, он потом обойдется. Дежурный, веди его, куда следует.
Дежурил в тот день Виталий Горленко. Подошел Виталий к Сеньке, заметил что-то, просунул руку за воротник и вытащил... крестик, маленький, черненький какой-то, на черном шнурке. Виталий рванул, оборвал всю эту святыню, швырнул куда-то в угол дивана, да как заорет:
- Что это! Предрассудки такие на шее носишь!
Мы даже ахнуть не успели. А Виталий покраснел весь, прямо дрожит от злости.
- Летчиком он будет! Никакой самолет не выдержит, если крестов навешать!
Сенька пришел в себя. Повернулся всем телом градусов так на 35, не больше, глянул в то место, куда крест полетел, и вдруг как заревет. То молчал, молчал а тут - на тебе - такой голосина, да звонко так, с захлебом. Стоит, как и раньше, без движения и воет. Мы засмотрелись на него с удивлением: до чего человек дикий! Заведующий напал на Виталия, почему, говорит, так нетактично, оборвал, бросил, объяснить нужно...
А Сенька все стоит и ревет. Даже Виталий испугался, до каких же он пор будет кричать? Заведующий начал было:
- Дружнов, успокойся! Послушай...
А Сенька еще выше на полтона взял.
- Ну, и характер,- сказал тогда Виталии.- Но все равно, креста не отдам! Колонист, и с крестом!
Тут наконец, Сенька заговорил. Не то что заговорил, а тоже по-своему: повернулся обратно на 35 градусов к заведующему и заладил,- с растяжкой, с рыданием:
- Домой хочу!
- Домой хочу!
И еще раз, и еще раз, да все одинаково, на особый лад, подеревенскому, на "а":
- Дамой хачу!
Заведующий выставил нас из кабинета, а сам его ублажать.
Мы вышли в коридор и долго еще слышали, доносилось до нас сквозь двери:
- Дамой хачу!
Народ у нас был боевой. Много видели на своем веку, удивляться не умели. А тут, честное слово, стоим в коридоре и глазами друг на друга хлопаем. Виталий говорит:
- Фу ты, дьявол! Даже перепугал меня! Вы видали когданибудь такое?
- Какой вредный пацан! - сказал Шурка Просянников. - Это он все из-за креста!
А Владимир Скопин, он у нас очень умный был человек, не согласился:
- На чертей ему крест! В лаптях ходит! Ты думаешь, это ои из-за религии?
- А как же?
- Да нет! Характер такой! Самостоятельный. С виду тихоня, а глотка: "Да-мой ха-чу!"
2
Что вы думаете о таком характере? Можно сказать, вредный действительно, и с таким человеком жить, ну его? А у нас всех, сколько ни есть колонистов по свету, нет лучшего друга, как. Сенька. Вот вам и характер.
С тех пор десять лет прошло, а может, немного меньше.
Вспомнить то время, десять лет назад! Дикости у нас тогда куда больше было. Если сравнить, скажем, сегодняшнюю культуру и как тогда было. А все-таки Володька Скопин был прав:
в Сеньке никакой дикости не было, хоть по какой-то там глупости крест и висел у него на шее. Этот крест, наверное, бабушка повесила. Думала: раз в колонию ехать, надо как можно лучше.
1 2