Фред Варгас
Бесприютный
Глава 1

Втораяжертва парижского убийцы. Читайте на странице 6.

Луи Кельвелер бросил газету на стол. Он на своем веку повидал достаточно убийств и не спешил открывать шестую страницу. Может быть, потом, когда дело раскроют, он вырежет заметку и подошьет в архив.
Он отправился на кухню за пивом, открыл бутылку. Шариковой ручкой нарисовал на руке большую букву «Б». В июльскую жару всегда мучит жажда. Сегодня вечером он будет читать последние новости о перестановках в министерстве, забастовке железнодорожников и о дынях, высыпавшихся на дорогу. И спокойно пропустит шестую страницу.
Расстегнув рубашку, с бутылкой в руке он вернулся к работе. Он переводил толстенную биографию Бисмарка. За это хорошо платили, и он рассчитывал прожить несколько месяцев за счет канцлера Великой империи. Сделав одну страницу, он застыл, держа руки над клавиатурой. Его мысли перескочили с Бисмарка на ящик для обуви, вместительный такой, с крышкой, и чтоб в шкафу поместился.
Чувствуя раздражение, он оттолкнул стул, прошелся по комнате, пригладил ладонью волосы. По оцинкованной крыше стучал дождь, перевод успешно продвигался, казалось бы, чего волноваться. Луи задумчиво провел пальцем по спине своей жабы, дремавшей на столе в корзинке для карандашей. Потом нагнулся и перечитал фразу, на которой остановился: «Вряд ли Бисмарк уже тогда, в начале мая, собирался…» И снова взглянул на газету, лежавшую рядом.
Вторая жертва парижского убийцы. Читайте на странице 6. Ладно, проехали. Его это не касается. Он вернулся к экрану, где ждал канцлер. Что он там забыл, на этой шестой странице? С прежней работой покончено. Он теперь переводит с немецкого на французский и должен покрасивей изложить, почему Бисмарк вряд ли что-то замышлял в начале мая. Спокойная работа, платят хорошо, да и познавательно.
Луи напечатал двадцать строчек. И вот на словах «ничто не указывает на то, что Бисмарк…» снова прервался, вернувшись мыслями к коробке для обуви.
Луи достал из холодильника последнюю бутылку и выпил ее мелкими глотками из горлышка, стоя на кухне. Не стоит себя обманывать. Если в голову лезут домашние дела, это верный знак. Если честно, тут все ясно, он начал сдавать. Не хотелось строить планы, голова просилась на покой, мозг понемногу сдавал свои позиции. Его беспокоило не то, что он думает о своей обуви. Каждый мимоходом размышляет об этом. Беда была в том, что ему нравилось о ней думать.
Луи сделал два глотка. А ведь есть еще рубашки. Не далее как на прошлой неделе он подумывал, как бы поизящнее сложить свои рубашки.
Все ясно как божий день, это начало конца. Только жалкие типы, которым некуда себя приткнуть, наводят порядок в шкафах, раз уж не могут сделать мир лучше. Он поставил бутылку в бар и пошел изучать газету. Потому что в глубине души знал: именно из-за этих убийств он чуть было не занялся домашним хозяйством и генеральной уборкой. Вовсе не из-за Бисмарка, нет. Канцлер не доставлял ему больших хлопот, да еще и кормил. Так что Бисмарк не виноват.
Все дело в этих проклятых убийствах. За две недели убиты две женщины, об этом говорит вся страна, он только об этом и думает, как будто имеет право думать о них и их убийце, хотя его это не касается.
После дела о собаке он решил больше не вмешиваться в преступления этого мира. Смешно начинать карьеру сыщика без жалованья под тем лишь предлогом, что трудно забыть старые привычки после двадцати пяти лет службы в министерстве внутренних дел. Когда дело поручали ему, труд казался оправданным. Теперь же, когда он сам решал, чего хочет, работа выглядела гробокопательством и охотой за скальпами. Распутывать преступление, если никто тебе это не поручал, жадно листать газеты и делать подборки – более чем пошлое развлечение и весьма сомнительный смысл жизни.
Так и получилось, что Луи Кельвелер, готовый в первую очередь подозревать самого себя, а не других, отказался быть сыщиком-добровольцем. Это занятие вдруг показалось ему извращенным и глупым, хотя именно к нему тянулась самая темная часть его существа. Но теперь, героически уединившись с Бисмарком, он удивлялся тому, как охотно его мозг увязает в тине домашних дел. Начинается все с коробок, а. чем кончится, никто не знает.
Луи кинул бутылку в мусорное ведро и взглянул на стол, где угрожающе лежала сложенная газета. Его жаба Бюфо, решив на время стряхнуть сон, уселась сверху. Луи тихонько приподнял его. Он считал жабу притворщиком. Среди лета Бюфо делал вид, что впадает в спячку, но если никто на него не смотрел, он начинал шевелиться. Живя в квартире, Бюфо запутался во временах года и забыл, когда нужно впадать в спячку, но из гордости не хотел в этом признаваться.
– Глупый пурист, – сказал Луи, сажая Бюфо в корзинку для карандашей. – Кому интересна твоя дурацкая спячка? Делай, что умеешь, и успокойся.
Луи медленно подвинул к себе газету.
И, секунду поколебавшись, открыл ее на шестой странице.
Вторая жертва парижского убийцы.
Глава 2
Клеман был в панике. Сейчас, как никогда, ему следовало быть умным, но он был дураком, уже лет двадцать все только и твердили ему об этом. «Клеман, дурак ты этакий, давай, напряги мозги».
А уж как с ним мучился старичок-учитель в школе для умственно отсталых! «Клеман, постарайся думать о нескольких предметах сразу, например о двух, а не об одном, понимаешь? Например, ветка и птица. Подумай о птице, которая села на ветку. А – птица, b – червяк, с – гнездо, d – дерево, е – ты видишь картинку, соединяешь все вместе и представляешь. Понял, что нужно делать, Клеман?»
Клеман вздохнул. Ему понадобилось несколько дней, чтобы понять, при чем тут червяк.
Брось думать о птице, думай о сегодняшнем дне. А – Париж, b – убита женщина. Клеман утер нос дрожащей рукой. С – отыскать в Париже Марту. Вот уже много часов он искал ее, спрашивал у всех встречных проституток. У двадцати спросил или у сорока, ну, в общем, у многих. Не может быть, чтобы никто не помнил Марту Гардель. Буква «с» – найти Марту. Клеман шагал, потея на июльской жаре, зажав под мышкой синий аккордеон. Может, с тех пор, как он пятнадцать лет назад покинул свою Марту, она уехала из Парижа? Или умерла?
Посреди бульвара Монпарнас он вдруг остановился. Если она уехала или умерла, он пропал. Пропал, и все тут. Только Марта ему поможет, только Марта его спрячет. Она одна не обращалась с ним как с идиотом, она одна гладила его по голове. Кому нужен этот Париж, если здесь не отыскать человека?
Клеман повесил аккордеон на плечо – у него слишком вспотели руки, и он боялся его уронить. Без аккордеона, без Марты, да с этой убитой женщиной, он пропал. Он оглядел перекресток. На боковой улочке он заметил двух проституток, и это придало ему сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49