Я поместил необходимые для колдовства предметы в огонь и положил рядом клинок.
Впрочем, все это имеет лишь символическое значение.
Иногда меня занимает мысль – заработает ли все это, если я буду лишь думать, что вода очищена? А если я воспользуюсь благовониями, издающими нужный запах, но всего лишь обычными благовониями? И пущу в дело листья чабреца, которые кто-то просто купил у торговца на углу, но сказал мне, что их привез корабль, прибывший с Востока? Я не знаю и не думаю, что когда-либо узнаю, но подозреваю, что это не имеет значения.
Впрочем, эти мысли возникают лишь до и после колдовства. Во время него остаются одни ощущения. Внутри тебя что-то пульсирует в ритме, мигания свечей. Ты окунаешься – или тебя затягивает – в самое сердце пламени, пока ты не оказываешься повсюду, и ты смешиваешься с угольями, а Коти существует рядом с тобой и внутри тебя, сплетая сеть из теней, в которой ты увязаешь, словно маленькое насекомое в голубой смоле, и ты вдруг обнаруживаешь, что коснулся ножа, и теперь знаешь, что это орудие убийства, и начинаешь ощущать человека, который держал его в руках, и твоя рука совершает легкое режущее движение, как и его рука, и ты роняешь нож, как и он, – его задача выполнена, как и твоя.
Я слегка отодвинул нож в сторону, пытаясь свести воедино все, что узнал в момент колдовства. У меня возникло ощущение, будто его имя было известно мне всегда, но всплыло в моем сознании лишь в этот момент, и примерно тогда же та моя часть, которая была в действительности Лойошем начала осознавать, что колдовство заканчивается, и стали ослабевать нити, защищавшие ту часть Лойоша, которая была мной.
И тогда же я понял: что-то не в порядке. Такое бывает, когда колдуны работают вместе. Ты не знаешь мыслей другого – скорее сам думаешь за него. Какое-то мгновение я думал о себе и ощутил внезапный приступ горечи, что потрясло меня.
Лойош никогда не испытывал страха перед опасностью. Так или иначе, колдовство постепенно проходило, и мы осторожно отпускали его, но в моем горле образовался большой комок, и я дернулся, опрокинув свечу. Коти протянула руку, чтобы поддержать меня, и наши глаза на мгновение встретились, когда последняя частица колдовства исчезла, и наши разумы снова стали принадлежать нам.
Она опустила глаза, зная, какие ощущения нам пришлось пережить.
Я открыл дверь, чтобы выпустить дым. Я немного устал, но это было не столь уж трудное колдовство. Мыс Коти поднялись по лестнице вместе, но не касаясь друг друга. Нам нужно было поговорить, но я не знал, что сказать. Нет, не то: я просто не мог себя заставить.
Мы вошли в мой кабинет, и я позвал Крейгара. Коти села в его кресло. Вдруг она вскрикнула и вскочила, обнаружив, что он уже сидит там. Я слегка улыбнулся невинному виду Крейгара. Это могло бы выглядеть даже забавнее, но мы все чувствовали напряжение.
– Его зовут Ереким, – сказал я. – Никогда о нем не слышал. А ты? Крейгар кивнул:
– Он один из телохранителей Херта.
– Исключительно?
– Думаю, да. Почти уверен. Проверить?
– Да.
Он просто кивнул, вместо того чтобы заметить, что у него и без того полно работы. Думаю, Крейгар способен на большее, чем он сам утверждает. После того как он выскользнул из комнаты, мы с Коти некоторое время сидели молча. Потом она сказала:
– Я тоже тебя люблю.
Коти пошла домой, а я провел часть дня, путаясь под ногами у своих работников и пытаясь делать вид, что занимаюсь делами. Когда Мелестав, мой секретарь, в третий раз заметил, какой сегодня прекрасный день, я наконец понял намек и устроил себе на остаток дня выходной.
Я бродил по улицам, ощущая собственное могущество и вместе с тем незначительность, но все же привел мысли в порядок и принял некоторое решение относительно дальнейших действий. Лойош спросил, знаю ли я, зачем это делаю, и я признался, что не знаю.
Ветер, дувший со стороны моря, сменил направление и дул теперь с севера. Иногда северный ветер бывает живым и освежающим. Не знаю, может быть, все дело в моем душевном состоянии, но тогда он казался мне просто холодным.
Это был паршивый день. Я решил никогда больше не слушать мнения Мелестава относительно погоды.
На следующее утро Крейгар подтвердил, что Ереким работал только на Херта. Ладно. Итак, Херту была необходима смерть этого выходца с Востока. Значит, либо у него с этим человеком связано что-то личное – а я не мог себе представить, чтобы джарег мог питать личную неприязнь к выходцу с Востока, – либо их группа представляла собой угрозу. Это казалось мне наиболее вероятным – и определенно загадочным.
– Есть идеи, Лойош?
– Только вопросы, босс. Например, кто, ты говоришь, вожак этой группы?
– Келли. А что?
– Выходец с Востока, которого пришили – Франц… Почему его, а не Келли?
В соседней комнате Мелестав шелестел бумагами. Надо мной кто-то постукивал ногой. Через камин откуда-то доносились звуки приглушенного разговора. Здание не было живым, и тем не менее оно, казалось, дышало.
– Действительно, – сказал я.
Около полудня мы с Лойошем снова оказались в Восточном квартале. Я бы ни за что не нашел того места, где мы побывали, как бы ни старался, но Лойошу удалось отыскать его почти сразу. При свете дня это оказалось лишь одним из многих низких приземистых коричневых зданий, с парой крошечных окон по сторонам от двери. Оба окна были закрыты ставнями, что объясняло царившую там духоту.
Я остановился перед занавешенным входом и постучал по стене. Вскоре появился текла Пареш. Он остановился посреди прохода, словно загораживая его, и сказал:
– Да?
– Я бы хотел видеть Келли.
– Его нет. – Он говорил негромко и медленно, делая паузу перед каждой фразой, словно укладывая слова в голове, прежде чем произнести их вслух. У него был грубый акцент, свойственный жителям герцогств к северу от Адриланки, но фразы он строил скорее как ремесленник из Домов Криоты или Валлисты или, возможно, как торговец из Дома Джагалы. Странно.
– Ты ему веришь, Лойош?
– Не вполне.
Тогда я сказал:
– Ты в этом уверен?
Что-то промелькнуло на его лице – легкое подергивание в уголках глаз, – но он лишь ответил:
– Да.
– Этот парень какой-то странный, босс.
– Я заметил.
– Какой-то ты странный, – сказал я ему.
– Почему? Потому что не трясусь от страха при одном виде цветов твоего Дома?
– Ну да.
– Извини, что я тебя разочаровал.
– Вовсе я не разочарован, – сказал я. – Заинтригован – может быть.
Какое-то время он изучал меня, затем отступил в сторону.
– Входи, если хочешь, – сказал он. Мне ничего не оставалось, и я последовал за ним. Днем запах в комнате был немногим лучше. Комната освещалась двумя маленькими масляными лампами. Он показал мне на подушку на полу. Я сел. Он принес восточного вина, которое большей частью состоит из воды, и налил немного в выщербленные фарфоровые чашки, затем сел напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Впрочем, все это имеет лишь символическое значение.
Иногда меня занимает мысль – заработает ли все это, если я буду лишь думать, что вода очищена? А если я воспользуюсь благовониями, издающими нужный запах, но всего лишь обычными благовониями? И пущу в дело листья чабреца, которые кто-то просто купил у торговца на углу, но сказал мне, что их привез корабль, прибывший с Востока? Я не знаю и не думаю, что когда-либо узнаю, но подозреваю, что это не имеет значения.
Впрочем, эти мысли возникают лишь до и после колдовства. Во время него остаются одни ощущения. Внутри тебя что-то пульсирует в ритме, мигания свечей. Ты окунаешься – или тебя затягивает – в самое сердце пламени, пока ты не оказываешься повсюду, и ты смешиваешься с угольями, а Коти существует рядом с тобой и внутри тебя, сплетая сеть из теней, в которой ты увязаешь, словно маленькое насекомое в голубой смоле, и ты вдруг обнаруживаешь, что коснулся ножа, и теперь знаешь, что это орудие убийства, и начинаешь ощущать человека, который держал его в руках, и твоя рука совершает легкое режущее движение, как и его рука, и ты роняешь нож, как и он, – его задача выполнена, как и твоя.
Я слегка отодвинул нож в сторону, пытаясь свести воедино все, что узнал в момент колдовства. У меня возникло ощущение, будто его имя было известно мне всегда, но всплыло в моем сознании лишь в этот момент, и примерно тогда же та моя часть, которая была в действительности Лойошем начала осознавать, что колдовство заканчивается, и стали ослабевать нити, защищавшие ту часть Лойоша, которая была мной.
И тогда же я понял: что-то не в порядке. Такое бывает, когда колдуны работают вместе. Ты не знаешь мыслей другого – скорее сам думаешь за него. Какое-то мгновение я думал о себе и ощутил внезапный приступ горечи, что потрясло меня.
Лойош никогда не испытывал страха перед опасностью. Так или иначе, колдовство постепенно проходило, и мы осторожно отпускали его, но в моем горле образовался большой комок, и я дернулся, опрокинув свечу. Коти протянула руку, чтобы поддержать меня, и наши глаза на мгновение встретились, когда последняя частица колдовства исчезла, и наши разумы снова стали принадлежать нам.
Она опустила глаза, зная, какие ощущения нам пришлось пережить.
Я открыл дверь, чтобы выпустить дым. Я немного устал, но это было не столь уж трудное колдовство. Мыс Коти поднялись по лестнице вместе, но не касаясь друг друга. Нам нужно было поговорить, но я не знал, что сказать. Нет, не то: я просто не мог себя заставить.
Мы вошли в мой кабинет, и я позвал Крейгара. Коти села в его кресло. Вдруг она вскрикнула и вскочила, обнаружив, что он уже сидит там. Я слегка улыбнулся невинному виду Крейгара. Это могло бы выглядеть даже забавнее, но мы все чувствовали напряжение.
– Его зовут Ереким, – сказал я. – Никогда о нем не слышал. А ты? Крейгар кивнул:
– Он один из телохранителей Херта.
– Исключительно?
– Думаю, да. Почти уверен. Проверить?
– Да.
Он просто кивнул, вместо того чтобы заметить, что у него и без того полно работы. Думаю, Крейгар способен на большее, чем он сам утверждает. После того как он выскользнул из комнаты, мы с Коти некоторое время сидели молча. Потом она сказала:
– Я тоже тебя люблю.
Коти пошла домой, а я провел часть дня, путаясь под ногами у своих работников и пытаясь делать вид, что занимаюсь делами. Когда Мелестав, мой секретарь, в третий раз заметил, какой сегодня прекрасный день, я наконец понял намек и устроил себе на остаток дня выходной.
Я бродил по улицам, ощущая собственное могущество и вместе с тем незначительность, но все же привел мысли в порядок и принял некоторое решение относительно дальнейших действий. Лойош спросил, знаю ли я, зачем это делаю, и я признался, что не знаю.
Ветер, дувший со стороны моря, сменил направление и дул теперь с севера. Иногда северный ветер бывает живым и освежающим. Не знаю, может быть, все дело в моем душевном состоянии, но тогда он казался мне просто холодным.
Это был паршивый день. Я решил никогда больше не слушать мнения Мелестава относительно погоды.
На следующее утро Крейгар подтвердил, что Ереким работал только на Херта. Ладно. Итак, Херту была необходима смерть этого выходца с Востока. Значит, либо у него с этим человеком связано что-то личное – а я не мог себе представить, чтобы джарег мог питать личную неприязнь к выходцу с Востока, – либо их группа представляла собой угрозу. Это казалось мне наиболее вероятным – и определенно загадочным.
– Есть идеи, Лойош?
– Только вопросы, босс. Например, кто, ты говоришь, вожак этой группы?
– Келли. А что?
– Выходец с Востока, которого пришили – Франц… Почему его, а не Келли?
В соседней комнате Мелестав шелестел бумагами. Надо мной кто-то постукивал ногой. Через камин откуда-то доносились звуки приглушенного разговора. Здание не было живым, и тем не менее оно, казалось, дышало.
– Действительно, – сказал я.
Около полудня мы с Лойошем снова оказались в Восточном квартале. Я бы ни за что не нашел того места, где мы побывали, как бы ни старался, но Лойошу удалось отыскать его почти сразу. При свете дня это оказалось лишь одним из многих низких приземистых коричневых зданий, с парой крошечных окон по сторонам от двери. Оба окна были закрыты ставнями, что объясняло царившую там духоту.
Я остановился перед занавешенным входом и постучал по стене. Вскоре появился текла Пареш. Он остановился посреди прохода, словно загораживая его, и сказал:
– Да?
– Я бы хотел видеть Келли.
– Его нет. – Он говорил негромко и медленно, делая паузу перед каждой фразой, словно укладывая слова в голове, прежде чем произнести их вслух. У него был грубый акцент, свойственный жителям герцогств к северу от Адриланки, но фразы он строил скорее как ремесленник из Домов Криоты или Валлисты или, возможно, как торговец из Дома Джагалы. Странно.
– Ты ему веришь, Лойош?
– Не вполне.
Тогда я сказал:
– Ты в этом уверен?
Что-то промелькнуло на его лице – легкое подергивание в уголках глаз, – но он лишь ответил:
– Да.
– Этот парень какой-то странный, босс.
– Я заметил.
– Какой-то ты странный, – сказал я ему.
– Почему? Потому что не трясусь от страха при одном виде цветов твоего Дома?
– Ну да.
– Извини, что я тебя разочаровал.
– Вовсе я не разочарован, – сказал я. – Заинтригован – может быть.
Какое-то время он изучал меня, затем отступил в сторону.
– Входи, если хочешь, – сказал он. Мне ничего не оставалось, и я последовал за ним. Днем запах в комнате был немногим лучше. Комната освещалась двумя маленькими масляными лампами. Он показал мне на подушку на полу. Я сел. Он принес восточного вина, которое большей частью состоит из воды, и налил немного в выщербленные фарфоровые чашки, затем сел напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54