Приближалось время отплытия из порта Момбаса, приходилось расставаться с друзьями.
За два дня я пересек громадный край, изобилующий дикими животными, и достиг побережья Индийского океана.
Пароход опаздывал, и в моем распоряжении оказалось 40 часов, которые я мог в полной праздности провести на берегу необъятного моря. Здесь пляжи из светлого песка приютились между берегами, где вздымаются воздушные кокосовые пальмы, и широкой лагуной, отделенной от открытого моря грядой коралловых рифов. Судно обогнуло красноватые отвесные утесы Рас Хафуна, крайней оконечности полуострова Сомали, и бросило якорь на Аденском рейде.
Древний арабский город Аден обладает особенностью, я думаю, единственной в мире: он построен в глубине кальдеры потухшего вулкана. Ширина кальдеры несколько километров, а высота ее стен, за исключением немногих мест, достигает 100–300 метров. В эту удивительную крепость можно проникнуть только сквозь узкую брешь – настолько узкую, что ее пришлось расширить взрывами.
Пять тысяч лет назад люди построили здесь большие каменные водохранилища, существующие и сейчас, почти не тронутые временем. Всемогущие агенты эрозии – текучая вода и мороз – тут отсутствуют, а ужасный ветер пустыни, все перетирающий переносимыми песками, не может проникнуть внутрь этого гигантского укрепления...
Судно вышло из гавани. Теперь перед нами было Красное море и его пустынные бесплодные острова – прямолинейные цепочки вулканических конусов, как вехами отмечающие параллельные трещины, прорезающие дно этого легендарного моря.
Через неделю нас предупредили, что перед рассветом пройдем мимо Стромболи. Боясь проспать, я с середины ночи уже был на палубе. Пароход шел вдоль берегов Сицилии, усеянных светлыми точками. Деревни и маленькие городки, уличные фонари, освещенные окна – берега трепетали жизнью и как будто нам улыбались. Первое дыхание Европы после нескольких лет, проведенных в Африке!
Когда мы проходили мимо Мессины, стала заниматься заря. Сцилла и Харибда обманули ожидание, показавшись очень незначительными с борта современного большого судна. Но скоро впереди показался постепенно выступавший из утреннего тумана конический остров Стромболи.
Казалось, он рос на глазах. Солнце коснулось вершины горы и через несколько мгновений залило весь остров. Пояс редкой низкой растительности и группа белых домов, гнездящихся на берегу моря, казались затерянными, оторванными от мира. Все остальное, почти вея гора, поднимающаяся из фиолетового моря,– бурые обрывистые утесы, крутые черные склоны, красноватые нависшие скалы. С вершины наклонно вздымался султан дыма.
Корабль быстро обошел южную часть вулкана, где нет ни растительности, ни жизни, и оставил гору за правым бортом. Ее западная сторона – это колоссальный склон из шлаков и осыпей, обрушившихся единым потоком из дымного кратера до сверкающей воды. На этом склоне, сказал мне один матрос, иногда по ночам видны красные потоки, стекающие прямо в море. По виду вулкан был погружен в глубокий сон.
В редком утреннем тумане остров становился все меньше и меньше. Я долго не мог оторвать глаз от заволакивающегося дымкой треугольника. Стромболи – сказочный остров, один из самых замечательных вулканов Земли!
Я никак не думал, что скоро увижу его опять. Тем не менее через шесть месяцев я высаживался на Стромболи, очарованный и обманутый. Очарованный возможностью наконец познакомиться с этим чемпионом регулярной вулканической деятельности, а обманутый, потому что...
Газеты под крупным заголовком сообщали об извержении «исключительной силы». Я сел на самолет и высадился в Неаполе – огромном многолюдном ленивом городе. Стромболи, видимо, никого не беспокоил. «Возможно,– думал я,– соседство синьора Везувия делает неаполитанцев нечувствительными к тому, что творится на Липарских островах». Как бы то ни было, моя доверчивость сыграла со мной первую шутку.
Перелет из Брюсселя в Неаполь, хотя самолет шел над Альпами, занял всего 4 часа. Но в Неаполе, от которого до Стромболи прямым ходом всего 150 километров, нужно было приучиться считать время веками.
Ожидание; поезд; ожидание в Реджо; перевоз; ожидание в Мессине; узкоколейка до маленького порта Милаццо; опять ожидание; потом пароход... Вечность, в течение которой мы узнали, что Стромболи, конечно, извергается, но что извержение в общем не такое ужасное. И все это время нас терзала одна мысль: приедем ли мы вовремя, чтобы хоть что-нибудь увидеть?
А что, если мне останется показать Пиччотто только немножко дыма?
Пиччотто – мой друг, итальянец по происхождению, которого я вытащил из Брюссельской лаборатории, соблазнив великолепием раскаленных лав. Я немножко побаивался зеленых, поблескивавших насмешкой глаз физика... Неужели вулканологу придется «потерять лицо»? Еще раз моя способность неумеренно увлекаться сыграла со мной злую шутку!
Наш небольшой беленький пароход обошел один за другим островки (все они вулканического происхождения), рельефно выделяющиеся на фоне чудесной лазури Тирренского моря. Вулькано, сначала получивший свое имя от бога подземных кузнецов и ставший затем «крестным отцом» всех вулканов на Земле, вот уже 60 лет как спит, спит обманчивым сном, часто предшествующим внезапному страшному пробуждению. Это гармоничное сооружение высотой в 400 метров красивого, приятного для глаза серого цвета, на котором резко выступают ржавые пятна окислов железа и желтизна серы, соединено низким перешейком с его младшим братом Вульканелло. Там и сям вверх ползут белые фумаролы (сернистый ангидрид, сероводород и водяные пары); они выделяются даже на морском дне в нескольких кабельтовых от берега и заставляют с бульканьем кипеть синюю воду.
Час ходьбы привел нас на вершину, где открывается большая правильная воронка, оканчивающаяся на глубине 1000 футов плоским дном; с ее бортов все время срываются лавины сухой пыли. Вулькано, так же как его потухший эродированный сосед Липари, отличается лавами очень вязкого типа и очень «кислыми». Извержения вулкана ужасны. Но вместо того, чтобы распространяться горизонтально в виде «палящих туч», как на Мон-Пеле, газы вместе с миллионами тонн распыленной ими лавы выбрасываются на громадную высоту. Темная колонна поднимается прямо вверх до высоты тысяч футов, расширяется в виде черного, изрезанного молниями гриба, откуда дождем сыплются бомбы; гриб, пополняемый новыми клубами, все больше и больше раздувается, образуя подобие невероятного размера черного кочана цветной капусты. Последнее извержение Вулькано произошло в 1888 году. Оно длилось 2 года. Скудные нивы были уничтожены, дома жителей острова (рыбаков или добытчиков серы) разрушены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
За два дня я пересек громадный край, изобилующий дикими животными, и достиг побережья Индийского океана.
Пароход опаздывал, и в моем распоряжении оказалось 40 часов, которые я мог в полной праздности провести на берегу необъятного моря. Здесь пляжи из светлого песка приютились между берегами, где вздымаются воздушные кокосовые пальмы, и широкой лагуной, отделенной от открытого моря грядой коралловых рифов. Судно обогнуло красноватые отвесные утесы Рас Хафуна, крайней оконечности полуострова Сомали, и бросило якорь на Аденском рейде.
Древний арабский город Аден обладает особенностью, я думаю, единственной в мире: он построен в глубине кальдеры потухшего вулкана. Ширина кальдеры несколько километров, а высота ее стен, за исключением немногих мест, достигает 100–300 метров. В эту удивительную крепость можно проникнуть только сквозь узкую брешь – настолько узкую, что ее пришлось расширить взрывами.
Пять тысяч лет назад люди построили здесь большие каменные водохранилища, существующие и сейчас, почти не тронутые временем. Всемогущие агенты эрозии – текучая вода и мороз – тут отсутствуют, а ужасный ветер пустыни, все перетирающий переносимыми песками, не может проникнуть внутрь этого гигантского укрепления...
Судно вышло из гавани. Теперь перед нами было Красное море и его пустынные бесплодные острова – прямолинейные цепочки вулканических конусов, как вехами отмечающие параллельные трещины, прорезающие дно этого легендарного моря.
Через неделю нас предупредили, что перед рассветом пройдем мимо Стромболи. Боясь проспать, я с середины ночи уже был на палубе. Пароход шел вдоль берегов Сицилии, усеянных светлыми точками. Деревни и маленькие городки, уличные фонари, освещенные окна – берега трепетали жизнью и как будто нам улыбались. Первое дыхание Европы после нескольких лет, проведенных в Африке!
Когда мы проходили мимо Мессины, стала заниматься заря. Сцилла и Харибда обманули ожидание, показавшись очень незначительными с борта современного большого судна. Но скоро впереди показался постепенно выступавший из утреннего тумана конический остров Стромболи.
Казалось, он рос на глазах. Солнце коснулось вершины горы и через несколько мгновений залило весь остров. Пояс редкой низкой растительности и группа белых домов, гнездящихся на берегу моря, казались затерянными, оторванными от мира. Все остальное, почти вея гора, поднимающаяся из фиолетового моря,– бурые обрывистые утесы, крутые черные склоны, красноватые нависшие скалы. С вершины наклонно вздымался султан дыма.
Корабль быстро обошел южную часть вулкана, где нет ни растительности, ни жизни, и оставил гору за правым бортом. Ее западная сторона – это колоссальный склон из шлаков и осыпей, обрушившихся единым потоком из дымного кратера до сверкающей воды. На этом склоне, сказал мне один матрос, иногда по ночам видны красные потоки, стекающие прямо в море. По виду вулкан был погружен в глубокий сон.
В редком утреннем тумане остров становился все меньше и меньше. Я долго не мог оторвать глаз от заволакивающегося дымкой треугольника. Стромболи – сказочный остров, один из самых замечательных вулканов Земли!
Я никак не думал, что скоро увижу его опять. Тем не менее через шесть месяцев я высаживался на Стромболи, очарованный и обманутый. Очарованный возможностью наконец познакомиться с этим чемпионом регулярной вулканической деятельности, а обманутый, потому что...
Газеты под крупным заголовком сообщали об извержении «исключительной силы». Я сел на самолет и высадился в Неаполе – огромном многолюдном ленивом городе. Стромболи, видимо, никого не беспокоил. «Возможно,– думал я,– соседство синьора Везувия делает неаполитанцев нечувствительными к тому, что творится на Липарских островах». Как бы то ни было, моя доверчивость сыграла со мной первую шутку.
Перелет из Брюсселя в Неаполь, хотя самолет шел над Альпами, занял всего 4 часа. Но в Неаполе, от которого до Стромболи прямым ходом всего 150 километров, нужно было приучиться считать время веками.
Ожидание; поезд; ожидание в Реджо; перевоз; ожидание в Мессине; узкоколейка до маленького порта Милаццо; опять ожидание; потом пароход... Вечность, в течение которой мы узнали, что Стромболи, конечно, извергается, но что извержение в общем не такое ужасное. И все это время нас терзала одна мысль: приедем ли мы вовремя, чтобы хоть что-нибудь увидеть?
А что, если мне останется показать Пиччотто только немножко дыма?
Пиччотто – мой друг, итальянец по происхождению, которого я вытащил из Брюссельской лаборатории, соблазнив великолепием раскаленных лав. Я немножко побаивался зеленых, поблескивавших насмешкой глаз физика... Неужели вулканологу придется «потерять лицо»? Еще раз моя способность неумеренно увлекаться сыграла со мной злую шутку!
Наш небольшой беленький пароход обошел один за другим островки (все они вулканического происхождения), рельефно выделяющиеся на фоне чудесной лазури Тирренского моря. Вулькано, сначала получивший свое имя от бога подземных кузнецов и ставший затем «крестным отцом» всех вулканов на Земле, вот уже 60 лет как спит, спит обманчивым сном, часто предшествующим внезапному страшному пробуждению. Это гармоничное сооружение высотой в 400 метров красивого, приятного для глаза серого цвета, на котором резко выступают ржавые пятна окислов железа и желтизна серы, соединено низким перешейком с его младшим братом Вульканелло. Там и сям вверх ползут белые фумаролы (сернистый ангидрид, сероводород и водяные пары); они выделяются даже на морском дне в нескольких кабельтовых от берега и заставляют с бульканьем кипеть синюю воду.
Час ходьбы привел нас на вершину, где открывается большая правильная воронка, оканчивающаяся на глубине 1000 футов плоским дном; с ее бортов все время срываются лавины сухой пыли. Вулькано, так же как его потухший эродированный сосед Липари, отличается лавами очень вязкого типа и очень «кислыми». Извержения вулкана ужасны. Но вместо того, чтобы распространяться горизонтально в виде «палящих туч», как на Мон-Пеле, газы вместе с миллионами тонн распыленной ими лавы выбрасываются на громадную высоту. Темная колонна поднимается прямо вверх до высоты тысяч футов, расширяется в виде черного, изрезанного молниями гриба, откуда дождем сыплются бомбы; гриб, пополняемый новыми клубами, все больше и больше раздувается, образуя подобие невероятного размера черного кочана цветной капусты. Последнее извержение Вулькано произошло в 1888 году. Оно длилось 2 года. Скудные нивы были уничтожены, дома жителей острова (рыбаков или добытчиков серы) разрушены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36