А вокруг, насколько хватало глаз, лежал заснувший Тикаль – причудливое смешение белых стен, черных теней и небольших островков зелени. Кое-где высоко поднимались стройные пирамиды храмов. Прямыми, как копья, белыми ручейками разбегались дороги, пересекая темные лощины, казавшиеся сейчас таинственными и большими. Серебрилась мелкой рыбьей чешуей гладь водоемов. А над всем этим торжественно плыла в черном бархатном небе полная холодная луна.
Захваченный необычайным и пленительным зрелищем, Хун-Ахау стоял, позабыв обо всем. Не заметил он и вышедшую из храма царевну, которая бесшумно приблизилась к нему. Легкое прикосновение руки вывело юношу из оцепенения. Тонкий, волнующий, чуть горьковатый запах цветов эделена шел от девушки.
– Теперь ты понял все величие Тикаля, Хун? – спросила его Эк-Лоль ласковым голосом.
– Да, владычица, – отозвался смущенный юноша. Ему было неприятно, что царевна застала его врасплох, у края пирамиды, в то время как примерный слуга, вроде Цуля, увидел бы ее еще в дверях храма.
– Да, владычица, – передразнила она его жалобным голосом. Глаза ее смеялись. – Почему ты так несмел в своих речах, Хун? Ты же храбрый юноша. Разве ты боишься меня?
– Нет, владычица, – еще более смущенно сказал Хун-Ахау, – я почитаю тебя, но не боюсь.
Эк-Лоль на минуту задумалась. Потом, подойдя к самому краю площадки, она спросила:
– Скажи, Хун, ты бросился бы отсюда вниз, если бы я приказала?
– Да, – сказал Хун-Ахау. Смущение его постепенно исчезало.
– И почему ты сделал бы это? – спросила она, улыбаясь.
Юноша ответил не сразу. А потом, словно решившись, глухо проговорил:
– Мне надоело рабство, владычица, уж лучше смерть!
– Разве тебе плохо у меня, и ты чувствуешь себя пленником? – удивилась Эк-Лоль. Брови ее сошлись, между ними появилась маленькая морщинка. – Тебе дают мало пищи или кто-нибудь из моих слуг обижает тебя?
– Я всегда сыт, меня никто не обижает. Но лучше голодать свободным у себя на родине, чем быть рабом даже в Тикале, даже у тебя, владычица!
Эти слова невольно вырвались у Хун-Ахау, но, сказав их, он встревожился и в первый раз решился посмотреть в лицо царевне, ища на нем признаки гнева. Но оно оставалось задумчивым и спокойным.
– И без свободы ты никогда не будешь счастлив? – наконец спросила она.
– Да, владычица, но не только без моей свободы, но и свободы моих друзей. Если буду свободен я, а они останутся рабами, я не буду счастлив.
– А кто же эти друзья? – быстро спросила царевна. – Иш-Кук, Цуль?
– Нет. Ты их не знаешь, владычица. Они остались рабами на том строительстве, откуда ты взяла меня, – ответил Хун-Ахау.
Наступило долгое молчание. Глаза Эк-Лоль рассеянно блуждали по панораме Тикаля, но было видно, что она думает совсем о другом.
– Хорошо, ты получишь свободу, Хун, – наконец сказала она. – Я, владычица Эк-Лоль, пред светлым лицом Иш-Чебель-Йаш, – девушка посмотрела на лунный диск, – клянусь тебе в этом…
– А кто такая Иш-Чебель-Йаш? – нерешительно спросил Хун-Ахау.
Слабая улыбка показалась на губах царевны. Щеки ее немного порозовели.
– Ты еще узнаешь эту богиню, мой Хун, – тихо сказала она, – и когда-нибудь будешь молиться ей о самом дорогом тебе человеке.
Эк-Лоль тряхнула головой, словно отгоняя ненужные мысли, и снова погрузилась в задумчивость. Затем она резко подняла голову.
– Ты получишь свободу, Хун, – повторила царевна, и голос ее зазвучал совершенно по-иному: ни ласковости, ни смущения, ни нерешительности в нем уже не было слышно, – ты и твои друзья получат свободу и богатство. Но для этого надо…
Она секунду помедлила и тем же голосом закончила:
– Для этого надо убить одного человека!
– Кто же он, владычица? – бесстрастно спросил Хун-Ахау.
– Мой брат, царевич Кантуль, – чуть слышно выдохнула царевна.
Снова наступило молчание. Хун-Ахау про себя недоумевал: почему убийство наследного царевича Тикаля могло освободить его и его друзей от рабства? Раб, поднявший руку на своего господина, наказывался смертью; что же должно ожидать рабов, прервавших жизнь наследника престола? Мучительнейшие пытки, которые палачи будут намеренно растягивать, пока в истерзанных телах тлеет хоть искорка жизни! При чем здесь свобода?
– Я тебе верю, Хун, ты не можешь быть предателем, – взволнованным шепотом заговорила царевна, – поэтому я полностью доверяюсь тебе и скажу правду. Сделать тебя и твоих друзей свободными и богатыми людьми (она подчеркнула слово «богатыми») может только владыка Тикаля. Даже мой отец, нежно любящий меня, не сделает этого, как бы я ни просила его. Но здоровье нашего милосердного владыки плохо… – Голос царевны дрогнул. – Боги могут призвать его к себе на беседу в любой день, – продолжала она. – Тогда повелителем Тикаля станет ахау-ах-камха Кантуль. Разве он отпустит тебя на свободу, он, ненавидящий меня с детских лет? Наоборот, как только он придет к власти, у меня отнимут преданных мне людей: и тебя, и Цуля, и Иш-Кук. А мало ли ядов знает его верный прислужник Ах-Каок? Ты думаешь случайно попала в мои покои ядовитая канти? Скоро, очень скоро похоронит свою сестру новый правитель Тикаля и будет лицемерно удивляться, почему молодая и полная сил девушка внезапно умерла. Рабство, вечное рабство для тебя, смерть для меня – вот что означает для нас воцарение Кантуля. Но почему правителем Тикаля должен стать именно он?
Побледневшее лицо Эк-Лоль почти вплотную приблизилось к лицу Хун-Ахау, сверкающие глаза впились в него.
– Я, царевна Эк-Лоль из рода Челей, – первый ребенок властителя Тикаля и его единственная дочь от старшей жены. Почему трон ягуара в столице мира должен принадлежать ничтожному потомку батаба из Иашха? Разве на этом престоле не было уже женщин? Разве великая воительница Покоб-Иш-Балам была мужчиной? И разве ее главным советником не был юноша рабского рода? Стелы с ее именем уничтожены, храмы, посвященные ее памяти, перестроены, но память об этой могучей правительнице жива до сих пор. Я, только я должна быть повелительницей Тикаля, и тогда сбудутся все твои мечты, верный мой Хун, а может быть, и большее. Этому мешает только одна сухая ветка древнего могучего ствола – надо срубить ее! Убей Кантуля – клянусь тебе своей жизнью: ты получишь свободу для себя и всех, кого назовешь!
– Я убью его, как только ты прикажешь! – просто сказал Хун-Ахау.
Кровь прихлынула к лицу девушки, глаза ее засияли ярче.
– Я не сомневалась в тебе! – воскликнула она. – Прими же от меня первый подарок. Им ты и убьешь нашего врага!
Царевна вынула из-за пазухи продолговатый, блеснувший в лунном свете предмет и вложила его в руки Хун-Ахау.
Это был длинный узкий топор из великолепно отшлифованного сине-зеленого полупрозрачного нефрита;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Захваченный необычайным и пленительным зрелищем, Хун-Ахау стоял, позабыв обо всем. Не заметил он и вышедшую из храма царевну, которая бесшумно приблизилась к нему. Легкое прикосновение руки вывело юношу из оцепенения. Тонкий, волнующий, чуть горьковатый запах цветов эделена шел от девушки.
– Теперь ты понял все величие Тикаля, Хун? – спросила его Эк-Лоль ласковым голосом.
– Да, владычица, – отозвался смущенный юноша. Ему было неприятно, что царевна застала его врасплох, у края пирамиды, в то время как примерный слуга, вроде Цуля, увидел бы ее еще в дверях храма.
– Да, владычица, – передразнила она его жалобным голосом. Глаза ее смеялись. – Почему ты так несмел в своих речах, Хун? Ты же храбрый юноша. Разве ты боишься меня?
– Нет, владычица, – еще более смущенно сказал Хун-Ахау, – я почитаю тебя, но не боюсь.
Эк-Лоль на минуту задумалась. Потом, подойдя к самому краю площадки, она спросила:
– Скажи, Хун, ты бросился бы отсюда вниз, если бы я приказала?
– Да, – сказал Хун-Ахау. Смущение его постепенно исчезало.
– И почему ты сделал бы это? – спросила она, улыбаясь.
Юноша ответил не сразу. А потом, словно решившись, глухо проговорил:
– Мне надоело рабство, владычица, уж лучше смерть!
– Разве тебе плохо у меня, и ты чувствуешь себя пленником? – удивилась Эк-Лоль. Брови ее сошлись, между ними появилась маленькая морщинка. – Тебе дают мало пищи или кто-нибудь из моих слуг обижает тебя?
– Я всегда сыт, меня никто не обижает. Но лучше голодать свободным у себя на родине, чем быть рабом даже в Тикале, даже у тебя, владычица!
Эти слова невольно вырвались у Хун-Ахау, но, сказав их, он встревожился и в первый раз решился посмотреть в лицо царевне, ища на нем признаки гнева. Но оно оставалось задумчивым и спокойным.
– И без свободы ты никогда не будешь счастлив? – наконец спросила она.
– Да, владычица, но не только без моей свободы, но и свободы моих друзей. Если буду свободен я, а они останутся рабами, я не буду счастлив.
– А кто же эти друзья? – быстро спросила царевна. – Иш-Кук, Цуль?
– Нет. Ты их не знаешь, владычица. Они остались рабами на том строительстве, откуда ты взяла меня, – ответил Хун-Ахау.
Наступило долгое молчание. Глаза Эк-Лоль рассеянно блуждали по панораме Тикаля, но было видно, что она думает совсем о другом.
– Хорошо, ты получишь свободу, Хун, – наконец сказала она. – Я, владычица Эк-Лоль, пред светлым лицом Иш-Чебель-Йаш, – девушка посмотрела на лунный диск, – клянусь тебе в этом…
– А кто такая Иш-Чебель-Йаш? – нерешительно спросил Хун-Ахау.
Слабая улыбка показалась на губах царевны. Щеки ее немного порозовели.
– Ты еще узнаешь эту богиню, мой Хун, – тихо сказала она, – и когда-нибудь будешь молиться ей о самом дорогом тебе человеке.
Эк-Лоль тряхнула головой, словно отгоняя ненужные мысли, и снова погрузилась в задумчивость. Затем она резко подняла голову.
– Ты получишь свободу, Хун, – повторила царевна, и голос ее зазвучал совершенно по-иному: ни ласковости, ни смущения, ни нерешительности в нем уже не было слышно, – ты и твои друзья получат свободу и богатство. Но для этого надо…
Она секунду помедлила и тем же голосом закончила:
– Для этого надо убить одного человека!
– Кто же он, владычица? – бесстрастно спросил Хун-Ахау.
– Мой брат, царевич Кантуль, – чуть слышно выдохнула царевна.
Снова наступило молчание. Хун-Ахау про себя недоумевал: почему убийство наследного царевича Тикаля могло освободить его и его друзей от рабства? Раб, поднявший руку на своего господина, наказывался смертью; что же должно ожидать рабов, прервавших жизнь наследника престола? Мучительнейшие пытки, которые палачи будут намеренно растягивать, пока в истерзанных телах тлеет хоть искорка жизни! При чем здесь свобода?
– Я тебе верю, Хун, ты не можешь быть предателем, – взволнованным шепотом заговорила царевна, – поэтому я полностью доверяюсь тебе и скажу правду. Сделать тебя и твоих друзей свободными и богатыми людьми (она подчеркнула слово «богатыми») может только владыка Тикаля. Даже мой отец, нежно любящий меня, не сделает этого, как бы я ни просила его. Но здоровье нашего милосердного владыки плохо… – Голос царевны дрогнул. – Боги могут призвать его к себе на беседу в любой день, – продолжала она. – Тогда повелителем Тикаля станет ахау-ах-камха Кантуль. Разве он отпустит тебя на свободу, он, ненавидящий меня с детских лет? Наоборот, как только он придет к власти, у меня отнимут преданных мне людей: и тебя, и Цуля, и Иш-Кук. А мало ли ядов знает его верный прислужник Ах-Каок? Ты думаешь случайно попала в мои покои ядовитая канти? Скоро, очень скоро похоронит свою сестру новый правитель Тикаля и будет лицемерно удивляться, почему молодая и полная сил девушка внезапно умерла. Рабство, вечное рабство для тебя, смерть для меня – вот что означает для нас воцарение Кантуля. Но почему правителем Тикаля должен стать именно он?
Побледневшее лицо Эк-Лоль почти вплотную приблизилось к лицу Хун-Ахау, сверкающие глаза впились в него.
– Я, царевна Эк-Лоль из рода Челей, – первый ребенок властителя Тикаля и его единственная дочь от старшей жены. Почему трон ягуара в столице мира должен принадлежать ничтожному потомку батаба из Иашха? Разве на этом престоле не было уже женщин? Разве великая воительница Покоб-Иш-Балам была мужчиной? И разве ее главным советником не был юноша рабского рода? Стелы с ее именем уничтожены, храмы, посвященные ее памяти, перестроены, но память об этой могучей правительнице жива до сих пор. Я, только я должна быть повелительницей Тикаля, и тогда сбудутся все твои мечты, верный мой Хун, а может быть, и большее. Этому мешает только одна сухая ветка древнего могучего ствола – надо срубить ее! Убей Кантуля – клянусь тебе своей жизнью: ты получишь свободу для себя и всех, кого назовешь!
– Я убью его, как только ты прикажешь! – просто сказал Хун-Ахау.
Кровь прихлынула к лицу девушки, глаза ее засияли ярче.
– Я не сомневалась в тебе! – воскликнула она. – Прими же от меня первый подарок. Им ты и убьешь нашего врага!
Царевна вынула из-за пазухи продолговатый, блеснувший в лунном свете предмет и вложила его в руки Хун-Ахау.
Это был длинный узкий топор из великолепно отшлифованного сине-зеленого полупрозрачного нефрита;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60