А завещание майора Дюко — не то, чтобы совсем законное. Вдруг правительству захочется заполучить это золото? Нет, нам надо, чтобы и майор Шарп, и женщина замолчали раз и навсегда.
— Но раз она все равно должна умереть, — подхватил Шаллон, — какая разница, когда? И что с ней станется до этого?
Лорсэ нахмурился:
— Ваше предложение звучит омерзительно.
Шаллон рассмеялся:
— Это уж как вам угодно, мэтр, но у меня к этой бабенке есть незаконченное дельце.
Он встал и оттолкнул стул.
— Сержант! — крикнул Лорсэ, и увидел, что на него наставлено черное отверстие пистолета.
— Ты бы поостерегся, законник, — сказал сержант. — Ты навел нас на золото и пообещал хорошо заплатить, но кто нам помешает забрать все?
Лорсэ промолчал. Шаллон спрятал пистолет, улыбнулся и вышел из комнаты. Его башмаки громко простучали по деревянным ступеням. Он увидел, что из комнаты в дальнем конце коридора пробивается свет, и толкнув дверь, обнаружил, что Люсиль и Мари склонились над ребенком, которого они укладывали в колыбель в ногах кровати.
— Ты, — Шаллон ткнул пальцем в Мари, — ступай-ка вниз!
— Нет, месье! — ответила Мари и ахнула, когда сержант схватил ее за платье, грубо потянул к двери и выставил в коридор.
— Ступай вниз! — ощерился он, потом захлопнул дверь и повернулся к Люсиль.
— Мадам, — сказал он, — вас ожидает райское блаженство.
Но прежде, чем он успел пошевелиться, в коридоре раздались торопливые шаги, и в спальню ворвался человек, которого оставили на карауле. На его шинели лежал не успевший растаять снег, а на лице была написана тревога.
— Сержант!
— В чем дело?
— Люди! Толпы людей! И все идут сюда!
Шаллон выругался и вслед за часовым бросился к башне. Они пробежали по двору, покрытому толстым слоем снега, потом через главные ворота поднялись на лестницу, и через крышку люка проникли в старый бастион, который охранял главный мост через ров. Стоя на стене бастиона, Шаллон увидел, что по склону к замку медленно приближаются люди.
— Что за чертовщина? — спросил он, потому что во главе толпы шел священник в полном облачении, а рядом с ним закутанный в плащ человек тащил на высоком шесте серебряное распятие. Священник даже не попытался перейти мост и приблизиться к воротам. Вместо этого он принялся расставлять прихожан на дороге, которая упиралась в перекинутый через ров мост.
— Стой на месте! — распорядился Шаллон, и вернулся на кухню. Он оторвал Лорсэ от счетов и притащил его в гостиную, откуда они оба могли наблюдать и священника, и его паству прямо за рвом.
— Что они делают?
— Черт его знает! — ответил Шаллон. Он все еще сжимал винтовку Шарпа, но что он мог предпринять? Пристрелить священника?
— Они что, петь собираются? — не веря своим глазам спросил адвокат, потому что священник повернулся к пастве, поднял руки, а потом опустил их. И все запели.
Стоя под падающим снегом, они пели рождественские гимны. Старинные гимны дивной красоты, о ребенке и звезде, о яслях и пастухах, о непорочном зачатии, и об ангельских крыльях, слетающихся в ночное небо над Вифлеемом. Они пели о волхвах и дарах, о мире на земле и о благоволении в человецех. Они пели с таким жаром, как будто хотели силой голоса разогнать ледяной холод постепенно меркнущего дня.
— Еще немного, — сказала Люсиль, выходя из спальни, — и они захотят войти, а я должна буду устроить им угощение.
— Мы не можем их впустить, — сорвался Лорсэ.
— И как вы собираетесь им помешать? — спросила Люсиль, складывая одежду Патрика на стол в гостиной. — Они знают, раз в окнах горит свет, в доме кто-то есть.
— Велите им уйти, мадам, — наставила Лорсэ.
— Уйти? — переспросила Люсиль, широко открывая глаза. — Как я могу велеть уйти собственным соседям, которые пришли ко мне на Рождество славить Господа? Нет, месье, я никогда так не поступлю.
— Тогда мы просто запрем двери, — решил сержант Шаллон, — а они, если хотят, могут хоть до смерти замерзнуть. Все равно им скоро надоест. А вот вам, мадам, лучше бы помолиться, чтобы ваш англичанин поскорее вернулся с золотишком.
Люсиль вернулась на лестницу.
— Я помолюсь, сержант, — бросила она, — только совсем о другом.
Она поднялась к ребенку.
— Вот сука! — сказал Шаллон, и пошел за ней. А за окном продолжали славить Господа.
* * * * *
— Был тут третий мост, вел в часовню, — объяснял Жак Малэн, — только его давно снесли. Снести снесли, а опоры остались, понимаете? Так и торчат прямо под водой.
Малэн не только обзавелся мушкетом, но и переоделся в роскошный, отделанный золотом, красный с синим мундир старой императорской гвардии. Правда, ни жилет, ни борта уже не сходились на его раздавшемся животе. Но все равно он смотрелся великолепно, когда, разодетый, как в бой, вел Шарпа дальней дорогой через лес, чтобы они смогли подойти к замку с востока, прикрытые от сторожевой башни зданием фермы и крышей часовни.
Малэн перехватил мушкет и потыкал прикладом в корку льда, затянувшую ров.
— Тут, — сказал он, когда приклад стукнулся о камень.
Он осторожно шагнул и замер на опоре. Его сапоги погрузились в воду примерно дюйма на два. Он стал нащупывать следующий камень.
— Всего опор пять, — обратился он к Шарпу. — Пропустишь хоть одну, и тут же ухнешь в воду.
— А потом-то что будем делать? — спросил Шарп, потому что исчезнувший мост упирался в глухую каменную стену.
— Заберемся на крышу, — ответил Малэн. — Видите, камень выпирает?
Он махнул рукой.
— Забросим веревку и залезем наверх.
А когда они окажутся на крыше часовни, подумал Шарп, все, что надо — это спуститься через окно на старый чердак, где за восемьсот лет чего только не накопилось. Чердак вел в большой дом, и к люку прямо на потолке их с Люсиль спальни. Сам он побывал на чердаке лишь однажды, и только диву давался, глядя, какую тьму всякой всячины семейство Люсиль ухитрилось собрать за много лет. Там стоял полный рыцарский доспех, высились корзины с заплесневелой одеждой, валялись старинные стрелы, арбалет, флюгер, который когда-то рухнул со шпиля часовни, даже чучело щуки, которую изловил еще дед Люсиль и лошадка-качалка, которую Шарп подумывал подарить Патрику, хотя и опасался, что из-за этой игрушки в головенке сына может зародиться мысль стать кавалеристом.
— Я этого просто не переживу, — сказал он вслух.
— Чего не переживете? — поинтересовался Малэн. Он стоял на третьей опоре и нащупывал четвертую.
— Если Патрик станет кавалеристом.
— Не дай Бог! Вот был бы ужас! — согласился Малэн, и, спрыгнув с пятой опоры, оказался на узкой полоске земли, окаймляющей часовню. Он протянул мушкет, чтобы помочь Шарпу перебраться по последним двум выступам.
— Хорошо поют! — сказал он, прислушиваясь к церковному хору. — А у вас в Англии на Рождество славят Господа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11