"Сириус, - усмехнулся Женэ, - наблюдателен все-таки Брегг". Он оглянулся: тот спал, оглушенный удвоенной дозой снотворного; Санчес же, мирно дремавший у потухшего костра, открыл глаза.
– Куда вы? - спросил он шепотом, увидав геолога у обрыва.
– Еще раз проверю уровень радиации на уступах и сейчас же вернусь.
Захватив кроме ружья нож и моток веревки, Женэ прошел по краю поросшего мхом обрыва. Шаровидных кустов уже не было: кто-то согнал их или они сами спорхнули вниз. Но мох был примят треугольными следами, похожими на лапы большой птицы, и широкими плоскими вмятинами. "Их" следы, подумал геолог и спустился, не прибегая к веревке, на нижний уступ. С дозиметром он не сверялся: и так знал, как повышается по мере приближения ко дну каньона уровень радиации. Его интересовало другое: изменения в ландшафте, тонах, появление новых диковинок флоры. Животные, оставив ночные следы, утром не появлялись. Но лес густел. Начиная примерно с пятого уступа, он уже непрерывным массивом тянулся ко дну, шевеля на ветру потрескивающими ветвями. Женэ взглянул на дозиметр и криво усмехнулся: больше четырехсот. Смертельная доза! Но горстка таблеток, проглоченных перед спуском, делала свое дело. В кончиках пальцев покалывало - первый признак действия гамма-стимулятора. Однако дальнейший спуск был уже невозможен.
Хотя бы взглянуть, что там, на самом дне каньона? Только подойти к обрыву трудно: лес сплошной, тянется далеко и слишком густ. Может быть, по верху, по кронам?
Женэ критически оглядел вставший на его пути ржавый лесной заслон и лишь сейчас заметил что-то новое в его облике. На первый взгляд - все тот же скелетообразный лес с кривыми стволами, паучьими ветвями-щупальцами и корнями-клещами, цепко ухватившимися за камни. Ни одного листика. Как и на верхних уступах. Он был прозрачнее любой лиственной рощицы поздней осенью. Но тут, в глубине каньона, он почему-то казался живым сборищем не деревьев-растений, а деревьев-существ. Стволы походили на тела, выраставшие прямо из камня, они покачивались, сгибались, вытягивались, стараясь коснуться друг друга скрюченными ветками.

Страх у геолога давно прошел, он только раздумывал, как бы удобнее пробраться по этим кронам к обрыву. Веревку и ружье он оставил на камнях: в паутине ветвей они будут только мешать. Он легко вскарабкался по ближайшему стволу на верхние сучья и, запутавшись в сплетении веток, лег на них, как в гамак. И тут он почувствовал, как "гамак" качнулся под ним, вытянулся, спружинил и подвинул его ближе к обрыву. Еще минута - и его сдвинули еще на несколько сантиметров. Женэ попробовал оттолкнуться от толстого сучка под ногами, но тот тоже спружинил и отбросил его еще ближе к обрыву. Женэ начал вырываться из цепких ветвей, но те не отпускали. Может, это и не ветки вовсе, а чьи-то щупальца, которые норовят скинуть его в пропасть? Ведь крайние деревья лепятся на самом карнизе! И тут Женэ вспомнил о ноже. С трудом вытащил его из чехла и рубанул по опутавшим тело жгутам. Они отвалились, "гамак" уже не спружинил. Женэ стал яростно рубить направо и налево, пока не почувствовал, что освободился. Медленно, от сучка к сучку он стал спускаться вниз. А ветки-щупальца еще боролись, даже обрезанные, они сгибались в его сторону, пытаясь сжать, сдавить, сдвинуть его. Но он уже пробрался к противоположному от обрыва краю. Вон и двустволка вместе с веревкой на каменистом выступе. С трудом перебирая исцарапанными руками, он вырвался наконец из объятий деревьев-убийц. Его шатало. Он поднимался вверх по уступам как во сне. Видно, он отсутствовал очень долго. Обоих, и Санчеса и Брегга, он нашел растерянными, встревоженными, готовыми спускаться в каньон на поиски.
– С ума сошел, - ворчал бельгиец, - какого черта надо было проверять радиацию? Вчера же точно определили по дозиметру.
– Я не радиацию проверял, - Женэ тяжело дышал, натруженные руки дрожали, - а одну идею, все объясняющую.
– Какая еще идея?
– Сейчас скажу.
Женэ вздохнул и рассказал все, как было. Его оба спутника долго молчали, пораженные. Брегг даже не ругался, а так и стоял с раскрытый ртом, не решаясь спросить о том, что выговорил наконец Санчес.
– Значит, они... живые, да?
– Все растения здесь живые, ни одно не умерщвлено радиацией.
– Я не об этом. Деревья ли они?
– Безусловно.
– А как же вы объясните их попытку сбросить вас в пропасть?
– Защитной реакцией от вторжения в их микросферу постороннего организма. Известно, что корни иногда пробивают камень, а листья мимозы, например, свертываются от прикосновения. Любопытно другое. Когда Брегг запутался в паутине ветвей и лиан, его ничто не отбрасывало в сторону. Значит, на верхних уступах каньона у тех же деревьев нет такой защитной реакции, какую природа выработала у них на более глубоких уровнях. Что-то меняется в этом мире вместе с усилением излучения.
– Почему?
– Так сразу не ответишь, надо подумать.
– А делать что?
– Уходить.
V
Когда опять переправлялись через болото на обратном пути, больше молчали. О каньоне никто даже не упоминал, словно бы и не было в их жизни этих зловещих трех дней. Но все обдумывали увиденное, сопоставляли с известными им фактами. Работали по очереди веслом, отталкивались от травяных заслонов, перекликались, закуривали, механически жевали наспех приготовленные Санчесом сэндвичи.
С радостью увидели низко пролетевшую над водой серую цаплю. И тут как прорвало - опять заговорили о пережитом.
– Первая птица за эти дни, - сказал Санчес.
– А вы обратили внимание, что в каньоне нет птиц потому, что нет насекомых, - задумчиво проговорил Женэ. - Вероятно, есть какие-то низшие организмы, приспособленные к растительной пище, а все остальные - хищники. Один пожирает другого.
– А не объяснишься ли ты в конце концов, - упрекнул его Брегг, - мы с Санчесом так и не разобрались, что к чему. Может быть, действительно, споры неземной жизни?
– Видоизмененной - да, но вполне земной, даже ровесницы нашей привычной. Ей тоже, наверное, миллионы лет. Что же приключилось в каньоне в далекую геологическую эпоху? Урановые руды здесь есть. Это теперь мы твердо знаем. Но обычный распад ядер урана принял иные, быстротечные формы. Почему? Не знаю. Я не физик и не химик и могу лишь предположить, что в каньоне не тысячи и не сотни тысяч, а миллионы лет наблюдается очень высокий уровень радиации, изменивший структуру белковых молекул. Так шла эволюция в этой природной колбе, где самовоспроизводящий белковый цикл приводил к образованию молекул-мутантов. Мутации - вот вам объяснение загадок каньона. Именно мутации и взрастили его животный и растительный мир. Отсюда - и свинцовая фольга сороконожки, и безлиственный лес, не поддающийся излучению.
1 2 3 4 5 6