20 января – дерзость и неповиновение, двенадцать плетей. 22 февраля – дерзость и неповиновение, двенадцать плетей. 6 марта – дерзость и неповиновение, двадцать плетен».
– Это было последнее? – спросил Фрер. – Да, сэр, – ответил Джонсон. – И после этого он – гм… – покончил с собой?
– Точно так, сэр. Именно так и было.
Точно так! Великолепная система морить голодом и избивать двенадцатилетнего ребенка, пока он не покончит с собой. Так именно и было…
После завтрака обход продолжался. Все выглядело восхитительно. Большая классная комната, где люди, подобные Микину, распинались о том, как Христос любил маленьких детей. За классной комнатой были карцеры, в коридорах находились констебли, затем шел маленький дворик, где дети получали свои «двадцать плетей». Сильвия содрогнулась, увидев их лица в выстроившейся шеренге. Начиная от флегматичного девятнадцатилетнего парня с хмелевых плантаций Кента до маленького хитрого десятилетнего цыганенка с лондонских улиц, все разновидности и ступени юношеских пороков были представлены этими подростками, которые либо злобно усмехались, либо строили притворные благочестивые мины. «Да придут ко мне малые сии и не препятствуйте им, ибо их есть царствие небесное!» Так: говорил, по словам учеников его, основатель нашей религии! И для «малых сих» множество почтенных джентльменов вместе с верноподданной палатой общин в парламенте совместными усилиями создали царствие адово.
После того как фарс был разыгран снова, к дета вставали и садились, и пели гимн, и ответили на вопрос, сколько будет дважды пять, и повторили, что «веруют во единого отца вседержителя, творца неба и земли», гости осмотрели мастерские и церковь и побывали всюду, кроме камеры, где на деревянной скамье лежало застывшее тело Питера Брауна с глазами, устремленными к тюремному потолку, отделявшему его от неба.
Возле этой камеры с Сильвией произошло маленькое приключение. Микин где-то замешкался. Берджеса вызвали по служебному делу, и Фрер ушел с ним, оставив свою жену отдыхать па скамейке над морем. Отдыхая там, она вдруг почувствовала чье-то присутствие и, повернув голову, увидела маленького мальчика, который стоял с шапкой в одной руке и молотком в другой. Вид этого мальчика, одетого в серую форму, которая была ему велика, и державшего в исхудалой ручонке молоток, который был слишком тяжел для него, внушал жалость.
– Что тебе, миленький? – спросила Сильвия.
– Мы подумали, что вы его видели, мэм, – сказал мальчик, широко раскрыв синие глаза, ибо непривычная приветливость обращения его удивила.
– Его? Кого его?
– Шутника Брауна, мэм, того, кто прыгнул сегодня утром. Мы с Билли знали его, мэм. Это наш товарищ, нам хотелось узнать, счастливое ли у него лицо.
– О чем ты говоришь, детка? – спросила она, и непонятный ужас проник в ее сердце. И тут же, почувствовав жалость к маленькому существу, Сильвия притянула его к себе и, повинуясь женскому инстинкту, поцеловала в лоб. Он взглянул на нее с радостным изумлением.
– О!
Сильвия поцеловала его еще раз.
– Разве никто никогда не целовал тебя, бедняжка?
– Мама целовала, – ответил он. – Но она ведь осталась дома. О, мэм, – внезапно покраснев, пробормотал мальчик. – Могу я привести сюда Билли?
Ободренный улыбкой на ее добром юном лице, он заглянул за выступ скалы и вывел оттуда еще одного малыша в серой форме с молотком в руках.
– Это Билли, мэм, – сказал он. – У Билли совсем не было мамы. Поцелуйте Билли.
Молодая женщина почувствовала, что слезы подступили к ее глазам.
– Бедные ребятишки! – воскликнула она. И, забыв, что она дама, одетая в шелк и кружева, упала на колени и, плача, заключила в объятия обоих несчастных мальчиков…
– В чем дело, Сильвия? – спросил Фрер, вернувшись. – Ты плакала?
– Нет, ничего, Морис. Расскажу тебе потом. Когда они остались одни в этот вечер, она рассказала ему о мальчиках, и он рассмеялся.
– Хитрые маленькие плуты! – сказал он и привел такое множество примеров зловредных проделок этих юных преступников, что его жена против своей воли почти убедилась в его правоте.
К несчастию, когда Сильвия ушла, Томми и Билли решили привести в исполнение план, который уже несколько недель зрел в их головенках. – Сейчас я могу это сделать, – сказал Том. – У меня хватит силы!
– А это очень больно, Томми? – спросил Билли, который не чувствовал себя таким храбрым.
– Пустяки, меньше чем от порки.
– Я боюсь! О, Том, там так глубоко… Не оставляй меня, Том!
Старший из мальчиков снял платок, повязанный вокруг шеи, и привязал свою левую руку к правой руке товарища.
– Теперь я не смогу тебя оставить.
– А что говорила эта леди, которая нас целовала, Томми?
– «Боже, сжалься над двумя маленькими сиротами», – сказал Томми.
– Давай повторим это, Том!
И оба ребенка встали на колени над пропастью, подняв связанные руки, посмотрели на небо и сбивчиво пролепетали:
– Боже, сжалься над нами, двумя сиротами! Потом они поцеловались и прыгнули в море.
Известие, переданное по сигнальной системе, застигло коменданта за обедом, и он, разволновавшись, проболтался о нем.
– Это те два несчастных, которых я видела сегодня утром! – вскричала Сильвия. – О, Морис, эти несчастные дети были доведены до самоубийства!
– Этим поступком они обрекли свои души геенне огненной! – набожно возгласил Микин.
– Мистер Микин, как вы можете так говорить? Бедные маленькие создания! О, это ужасно! Морис, увези меня отсюда! – И она разразилась горькими рыданиями.
– Ничем не могу помочь, мэм, – пристыжено ответил Берджес. – Это не моя вина.
– Это нервы… – пояснил Фрер, уводя жену. – Вы должны ее извинить. Пойди и полежи, дорогая.
– Я больше не могу здесь оставаться, – сказала она. – Давай завтра уедем.
– Мы не можем уехать завтра.
– Нет, нет, уедем! Я настаиваю, Морис. Если ты любишь меня, увези меня сейчас же!
– Ну ладно, – сказал Морис, тронутый ее скорбью. – Попытаюсь.
Он вернулся к столу.
– Берджес, – обратился он к коменданту. – Это происшествие очень расстроило мою жену, и она хочет немедленно уехать. А я, как вы знаете, должен побывать на перешейке. Когда это можно сделать?
– Ну что ж, – прикинул Берджес. – Если ветер продержится, бриг может зайти в Бухту Пиратов и взять вас на борт. Вы проведете в бараках только одну ночь.
– Это, я думаю, будет самое лучшее, – сказал Фрер. – Мы отправимся завтра, и если вы мне дадите перо и чернила, я вам буду очень обязан.
– Надеюсь, вы удовлетворены? – спросил Берджес.
– О, вполне, – ответил Фрер. – Но все-таки я рекомендовал бы вам усилить надзор на Острове Мальчиков. Не годится, чтобы эти молодые негодяи таким способом проскальзывали у нас между пальцев.
Вскоре после этого разговора аккуратно написанный отчет о событиях, в которых значились имена Уильяма Томкинса и Томаса Гроува, был подшит в папки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
– Это было последнее? – спросил Фрер. – Да, сэр, – ответил Джонсон. – И после этого он – гм… – покончил с собой?
– Точно так, сэр. Именно так и было.
Точно так! Великолепная система морить голодом и избивать двенадцатилетнего ребенка, пока он не покончит с собой. Так именно и было…
После завтрака обход продолжался. Все выглядело восхитительно. Большая классная комната, где люди, подобные Микину, распинались о том, как Христос любил маленьких детей. За классной комнатой были карцеры, в коридорах находились констебли, затем шел маленький дворик, где дети получали свои «двадцать плетей». Сильвия содрогнулась, увидев их лица в выстроившейся шеренге. Начиная от флегматичного девятнадцатилетнего парня с хмелевых плантаций Кента до маленького хитрого десятилетнего цыганенка с лондонских улиц, все разновидности и ступени юношеских пороков были представлены этими подростками, которые либо злобно усмехались, либо строили притворные благочестивые мины. «Да придут ко мне малые сии и не препятствуйте им, ибо их есть царствие небесное!» Так: говорил, по словам учеников его, основатель нашей религии! И для «малых сих» множество почтенных джентльменов вместе с верноподданной палатой общин в парламенте совместными усилиями создали царствие адово.
После того как фарс был разыгран снова, к дета вставали и садились, и пели гимн, и ответили на вопрос, сколько будет дважды пять, и повторили, что «веруют во единого отца вседержителя, творца неба и земли», гости осмотрели мастерские и церковь и побывали всюду, кроме камеры, где на деревянной скамье лежало застывшее тело Питера Брауна с глазами, устремленными к тюремному потолку, отделявшему его от неба.
Возле этой камеры с Сильвией произошло маленькое приключение. Микин где-то замешкался. Берджеса вызвали по служебному делу, и Фрер ушел с ним, оставив свою жену отдыхать па скамейке над морем. Отдыхая там, она вдруг почувствовала чье-то присутствие и, повернув голову, увидела маленького мальчика, который стоял с шапкой в одной руке и молотком в другой. Вид этого мальчика, одетого в серую форму, которая была ему велика, и державшего в исхудалой ручонке молоток, который был слишком тяжел для него, внушал жалость.
– Что тебе, миленький? – спросила Сильвия.
– Мы подумали, что вы его видели, мэм, – сказал мальчик, широко раскрыв синие глаза, ибо непривычная приветливость обращения его удивила.
– Его? Кого его?
– Шутника Брауна, мэм, того, кто прыгнул сегодня утром. Мы с Билли знали его, мэм. Это наш товарищ, нам хотелось узнать, счастливое ли у него лицо.
– О чем ты говоришь, детка? – спросила она, и непонятный ужас проник в ее сердце. И тут же, почувствовав жалость к маленькому существу, Сильвия притянула его к себе и, повинуясь женскому инстинкту, поцеловала в лоб. Он взглянул на нее с радостным изумлением.
– О!
Сильвия поцеловала его еще раз.
– Разве никто никогда не целовал тебя, бедняжка?
– Мама целовала, – ответил он. – Но она ведь осталась дома. О, мэм, – внезапно покраснев, пробормотал мальчик. – Могу я привести сюда Билли?
Ободренный улыбкой на ее добром юном лице, он заглянул за выступ скалы и вывел оттуда еще одного малыша в серой форме с молотком в руках.
– Это Билли, мэм, – сказал он. – У Билли совсем не было мамы. Поцелуйте Билли.
Молодая женщина почувствовала, что слезы подступили к ее глазам.
– Бедные ребятишки! – воскликнула она. И, забыв, что она дама, одетая в шелк и кружева, упала на колени и, плача, заключила в объятия обоих несчастных мальчиков…
– В чем дело, Сильвия? – спросил Фрер, вернувшись. – Ты плакала?
– Нет, ничего, Морис. Расскажу тебе потом. Когда они остались одни в этот вечер, она рассказала ему о мальчиках, и он рассмеялся.
– Хитрые маленькие плуты! – сказал он и привел такое множество примеров зловредных проделок этих юных преступников, что его жена против своей воли почти убедилась в его правоте.
К несчастию, когда Сильвия ушла, Томми и Билли решили привести в исполнение план, который уже несколько недель зрел в их головенках. – Сейчас я могу это сделать, – сказал Том. – У меня хватит силы!
– А это очень больно, Томми? – спросил Билли, который не чувствовал себя таким храбрым.
– Пустяки, меньше чем от порки.
– Я боюсь! О, Том, там так глубоко… Не оставляй меня, Том!
Старший из мальчиков снял платок, повязанный вокруг шеи, и привязал свою левую руку к правой руке товарища.
– Теперь я не смогу тебя оставить.
– А что говорила эта леди, которая нас целовала, Томми?
– «Боже, сжалься над двумя маленькими сиротами», – сказал Томми.
– Давай повторим это, Том!
И оба ребенка встали на колени над пропастью, подняв связанные руки, посмотрели на небо и сбивчиво пролепетали:
– Боже, сжалься над нами, двумя сиротами! Потом они поцеловались и прыгнули в море.
Известие, переданное по сигнальной системе, застигло коменданта за обедом, и он, разволновавшись, проболтался о нем.
– Это те два несчастных, которых я видела сегодня утром! – вскричала Сильвия. – О, Морис, эти несчастные дети были доведены до самоубийства!
– Этим поступком они обрекли свои души геенне огненной! – набожно возгласил Микин.
– Мистер Микин, как вы можете так говорить? Бедные маленькие создания! О, это ужасно! Морис, увези меня отсюда! – И она разразилась горькими рыданиями.
– Ничем не могу помочь, мэм, – пристыжено ответил Берджес. – Это не моя вина.
– Это нервы… – пояснил Фрер, уводя жену. – Вы должны ее извинить. Пойди и полежи, дорогая.
– Я больше не могу здесь оставаться, – сказала она. – Давай завтра уедем.
– Мы не можем уехать завтра.
– Нет, нет, уедем! Я настаиваю, Морис. Если ты любишь меня, увези меня сейчас же!
– Ну ладно, – сказал Морис, тронутый ее скорбью. – Попытаюсь.
Он вернулся к столу.
– Берджес, – обратился он к коменданту. – Это происшествие очень расстроило мою жену, и она хочет немедленно уехать. А я, как вы знаете, должен побывать на перешейке. Когда это можно сделать?
– Ну что ж, – прикинул Берджес. – Если ветер продержится, бриг может зайти в Бухту Пиратов и взять вас на борт. Вы проведете в бараках только одну ночь.
– Это, я думаю, будет самое лучшее, – сказал Фрер. – Мы отправимся завтра, и если вы мне дадите перо и чернила, я вам буду очень обязан.
– Надеюсь, вы удовлетворены? – спросил Берджес.
– О, вполне, – ответил Фрер. – Но все-таки я рекомендовал бы вам усилить надзор на Острове Мальчиков. Не годится, чтобы эти молодые негодяи таким способом проскальзывали у нас между пальцев.
Вскоре после этого разговора аккуратно написанный отчет о событиях, в которых значились имена Уильяма Томкинса и Томаса Гроува, был подшит в папки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147