выманить или вытащить Игната в парк, там оглушить и спокойно загрузить в багажник машины. А тачку поставить на лучевом просеке, в который упиралась аллейка. Вместо этого на глазах у всех они волокут парня к "Мицубиси". Даже если бы им удалось засунуть его в джип, далеко не уехали бы - кто-нибудь обязательно позвонил бы в милицию. И потом: раскатывать по Москве с мурманскими номерами и со связанным человеком в багажнике? Это до первого поста.
Что-то не то. Явно не то.
А с чего мы, собственно, взяли, что Игната тащили в джип? Его тащили по направлению к джипу. Джип стоял чуть дальше от прохода в парк. Сомов решил блокировать бандитам путь отхода. Но в горячке не сообразил, что блокировать нужно не джип. Ну конечно же! Не джип, а проход в парк! Этот четвертый не подстраховывал бандитов, а стоял на подхвате. Как только двое исполнителей вытащат Игната, он должен был отсечь преследователей, если бы кто-нибудь на это решился. Поэтому его Муха и не засек!
Мы погрузились в мой "Ниссан" и выехали на лучевой просек, который был ближе других к дому Галины Сомовой. Где-то здесь должна была стоять тачка и ожидать груз.
Здесь она и стояла. На обочине, с выключенными огнями, незаметная в темноте. Обычный "ВАЗ-2104" - синий пикап с московским номером.
А вот это было уже на что-то похоже.
Как только первый этап завершится и Игната вытащат в парк, водитель "Мицубиси" выезжает на просек, забирает участников операции, а неприметный "жигуленок" с одним человеком за рулем и максимум с одним пассажиром начинает свой путь по Москве и ближнему Подмосковью.
В "жигуленке" не было никакого движения. Водитель сидел за рулем, откинув голову на спинку кресла. Казалось, спал.
Он действительно спал. Вечным сном. Я развернул "Ниссан", поставил его носом к "четверке" и включил дальний свет. Мощные галогеновые фары осветили толстую золотую цепь на шее водителя, острый подбородок, орлиный нос и густые черные брови на бескровном белом лице.
- Я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в медицине, - озадаченно заметил Муха. - Но мне почему-то кажется, что у него инфаркт.
Галину Сомову мы нашли в зале ожидания института Склифосовского, мрачноватом от мучительной тревоги, словно бы пропитавшей все стены, пол, потолок. Она накапливалась здесь десятилетиями. Люди приходили, ждали, уходили, а тревога оставалась, была неистребима, как дух казармы или тюрьмы.
Игнат сидел рядом с матерью в углу холодного зала, неловко сутулился, сжимал в коленях длинные руки. У него были такие же высокие скулы, как у Калмыкова, такой же разрез черных глаз и большой красивый, как у матери, рот.
- Юра в реанимации, - сказала она. - Уже три часа. Пойди покури, сын. Да знаю я, что ты куришь, чего уж!
Игнат виновато улыбнулся и вышел.
- Не расспрашивайте его ни о чем, - попросила Галина. - Он ничего не помнит. Помнит, что его вытащили в парк, потом что-то произошло. Когда пришел в себя, рядом были только эти бандиты. Мертвые. Это был... он?.. Не отвечайте. Я знаю. Спасибо вам, - обратилась она к Мухе. - Я все видела с балкона. Я услышала, как он закричал "Папа", и выскочила на балкон. И я все думаю и думаю и не могу понять. Не могу, не могу!... Кому он кричал "Папа"?..
Глава одиннадцатая КТО ЕСТЬ КТО
I
О том, что произошло в Сокольниках, Мамаев узнал в тот же вечер от генерала с Петровки, к которому поехал сразу после встречи с Пастуховым в офисе "МХ плюс" на Неглинке. Он был в ярости. Этот наемник разговаривал с ним, как с убогим. Как с недоумком! Он его убеждал. Он ему советовал. Он его предупреждал. Он заботился о его жизни!
Что творится? Уголовник его воспитывает. Проститутка его жалеет. Наемник учит его жить. А Тюрин ему угрожает! Тюрин, которого он вытащил из говна, который должен жопу ему лизать! Что, твою мать, творится?
Конверт, который дал Пастухов, Мамаев вскрыл сразу, в машине. Подписанный Горбачевым Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Калмыкову звания Героя Советского Союза ошеломил его. А приписка "посмертно" резанула, как бритвой.
Слишком часто стала заходить речь о смерти. Слишком часто. Сквознячком потянуло. Мертвящим. Из пустоты.
Но Мамаев умел вычленять существо дела из-под всех эмоций. Практическое значение этого Указа было в том, что никакого практического значения он не имел. Даже если Пастухов сразу отправит копию Указа в Минюст, пройдет время, прежде чем бумага проследует по инстанциям и произведет то действие, на которое Пастухов рассчитывал: обесценит купленные Мамаевым документы. Недели пройдут. А счет уже шел на дни.
Мамаев не очень понимал, для чего он покупает у Пастухова протоколы трибунала, которые ему, строго говоря, не нужны. Сработала привычка подстраховываться, ставшая инстинктом еще с тех времен, когда он был цеховиком, которых при советской власти травили, как бешеных собак. Обдумывая то, что сделал, он понял, что поступил правильно. Если Грек проколется, эти бумаги послужат надежным алиби. Он законопослушный гражданин. Он понятия не имеет ни о каком Греке. Он сразу проинформировал правоохранительные органы о том, что на свободе разгуливает опасный государственный преступник, не имевший на амнистию никакого права.
Да и подстраховка не помешает. Очень даже не помешает. Когда имеешь дело с таким, как Калмыков, никакая мера предосторожности не может быть лишней.
Милицейский генерал, на стол которому Мамаев выложил папку с протоколами военного трибунала, сделал вид, что обрадован возможностью оказать Мамаеву услугу, но Мамаев слишком хорошо знал эту породу людей, чтобы верить ему на слово. И оказался прав. На вопрос Мамаева, что он намерен предпринять, генерал с воодушевлением изложил план действий: запросим Минюст, на каком основании Калмыкова амнистировали, потом перешлем приговор трибунала, потом...
- Не так! - злобно оборвал Мамаев. - Не так! Сначала ты объявишь Калмыкова в розыск, арестуешь его, а потом затеешь эту бодягу. Потом! Вот так! Понял?
- Петрович, это незаконно! - воспротивился генерал, но посмотрел на потемневшее лицо Мамаева, вспомнил, возможно, о министре юстиции, сидящем в Бутырке в приличной компании фальшивомонетчика и наркоторговца, вспомнил о спецзоне в Тулуне, последнем прибежище продажных ментов, которые пытались сидеть на двух стульях, и согласился: - Сделаем. План "Перехват" не получится, но в розыск объявим. Завтра.
- Сегодня!
- Ну ладно, ладно. Сегодня так сегодня. Не понимаю, почему ты так нервничаешь!..
В конце рабочего дня Мамаев позвонил ему, чтобы узнать, что конкретно сделано. Секретарша сказала, что генерал выехал на происшествие. Мамаев приказал передать, что ждет звонка. Генерал позвонил в десятом часу вечера. Как Мамаев и предполагал, ничего сделано не было, так как произошло ЧП и генералу пришлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Что-то не то. Явно не то.
А с чего мы, собственно, взяли, что Игната тащили в джип? Его тащили по направлению к джипу. Джип стоял чуть дальше от прохода в парк. Сомов решил блокировать бандитам путь отхода. Но в горячке не сообразил, что блокировать нужно не джип. Ну конечно же! Не джип, а проход в парк! Этот четвертый не подстраховывал бандитов, а стоял на подхвате. Как только двое исполнителей вытащат Игната, он должен был отсечь преследователей, если бы кто-нибудь на это решился. Поэтому его Муха и не засек!
Мы погрузились в мой "Ниссан" и выехали на лучевой просек, который был ближе других к дому Галины Сомовой. Где-то здесь должна была стоять тачка и ожидать груз.
Здесь она и стояла. На обочине, с выключенными огнями, незаметная в темноте. Обычный "ВАЗ-2104" - синий пикап с московским номером.
А вот это было уже на что-то похоже.
Как только первый этап завершится и Игната вытащат в парк, водитель "Мицубиси" выезжает на просек, забирает участников операции, а неприметный "жигуленок" с одним человеком за рулем и максимум с одним пассажиром начинает свой путь по Москве и ближнему Подмосковью.
В "жигуленке" не было никакого движения. Водитель сидел за рулем, откинув голову на спинку кресла. Казалось, спал.
Он действительно спал. Вечным сном. Я развернул "Ниссан", поставил его носом к "четверке" и включил дальний свет. Мощные галогеновые фары осветили толстую золотую цепь на шее водителя, острый подбородок, орлиный нос и густые черные брови на бескровном белом лице.
- Я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в медицине, - озадаченно заметил Муха. - Но мне почему-то кажется, что у него инфаркт.
Галину Сомову мы нашли в зале ожидания института Склифосовского, мрачноватом от мучительной тревоги, словно бы пропитавшей все стены, пол, потолок. Она накапливалась здесь десятилетиями. Люди приходили, ждали, уходили, а тревога оставалась, была неистребима, как дух казармы или тюрьмы.
Игнат сидел рядом с матерью в углу холодного зала, неловко сутулился, сжимал в коленях длинные руки. У него были такие же высокие скулы, как у Калмыкова, такой же разрез черных глаз и большой красивый, как у матери, рот.
- Юра в реанимации, - сказала она. - Уже три часа. Пойди покури, сын. Да знаю я, что ты куришь, чего уж!
Игнат виновато улыбнулся и вышел.
- Не расспрашивайте его ни о чем, - попросила Галина. - Он ничего не помнит. Помнит, что его вытащили в парк, потом что-то произошло. Когда пришел в себя, рядом были только эти бандиты. Мертвые. Это был... он?.. Не отвечайте. Я знаю. Спасибо вам, - обратилась она к Мухе. - Я все видела с балкона. Я услышала, как он закричал "Папа", и выскочила на балкон. И я все думаю и думаю и не могу понять. Не могу, не могу!... Кому он кричал "Папа"?..
Глава одиннадцатая КТО ЕСТЬ КТО
I
О том, что произошло в Сокольниках, Мамаев узнал в тот же вечер от генерала с Петровки, к которому поехал сразу после встречи с Пастуховым в офисе "МХ плюс" на Неглинке. Он был в ярости. Этот наемник разговаривал с ним, как с убогим. Как с недоумком! Он его убеждал. Он ему советовал. Он его предупреждал. Он заботился о его жизни!
Что творится? Уголовник его воспитывает. Проститутка его жалеет. Наемник учит его жить. А Тюрин ему угрожает! Тюрин, которого он вытащил из говна, который должен жопу ему лизать! Что, твою мать, творится?
Конверт, который дал Пастухов, Мамаев вскрыл сразу, в машине. Подписанный Горбачевым Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Калмыкову звания Героя Советского Союза ошеломил его. А приписка "посмертно" резанула, как бритвой.
Слишком часто стала заходить речь о смерти. Слишком часто. Сквознячком потянуло. Мертвящим. Из пустоты.
Но Мамаев умел вычленять существо дела из-под всех эмоций. Практическое значение этого Указа было в том, что никакого практического значения он не имел. Даже если Пастухов сразу отправит копию Указа в Минюст, пройдет время, прежде чем бумага проследует по инстанциям и произведет то действие, на которое Пастухов рассчитывал: обесценит купленные Мамаевым документы. Недели пройдут. А счет уже шел на дни.
Мамаев не очень понимал, для чего он покупает у Пастухова протоколы трибунала, которые ему, строго говоря, не нужны. Сработала привычка подстраховываться, ставшая инстинктом еще с тех времен, когда он был цеховиком, которых при советской власти травили, как бешеных собак. Обдумывая то, что сделал, он понял, что поступил правильно. Если Грек проколется, эти бумаги послужат надежным алиби. Он законопослушный гражданин. Он понятия не имеет ни о каком Греке. Он сразу проинформировал правоохранительные органы о том, что на свободе разгуливает опасный государственный преступник, не имевший на амнистию никакого права.
Да и подстраховка не помешает. Очень даже не помешает. Когда имеешь дело с таким, как Калмыков, никакая мера предосторожности не может быть лишней.
Милицейский генерал, на стол которому Мамаев выложил папку с протоколами военного трибунала, сделал вид, что обрадован возможностью оказать Мамаеву услугу, но Мамаев слишком хорошо знал эту породу людей, чтобы верить ему на слово. И оказался прав. На вопрос Мамаева, что он намерен предпринять, генерал с воодушевлением изложил план действий: запросим Минюст, на каком основании Калмыкова амнистировали, потом перешлем приговор трибунала, потом...
- Не так! - злобно оборвал Мамаев. - Не так! Сначала ты объявишь Калмыкова в розыск, арестуешь его, а потом затеешь эту бодягу. Потом! Вот так! Понял?
- Петрович, это незаконно! - воспротивился генерал, но посмотрел на потемневшее лицо Мамаева, вспомнил, возможно, о министре юстиции, сидящем в Бутырке в приличной компании фальшивомонетчика и наркоторговца, вспомнил о спецзоне в Тулуне, последнем прибежище продажных ментов, которые пытались сидеть на двух стульях, и согласился: - Сделаем. План "Перехват" не получится, но в розыск объявим. Завтра.
- Сегодня!
- Ну ладно, ладно. Сегодня так сегодня. Не понимаю, почему ты так нервничаешь!..
В конце рабочего дня Мамаев позвонил ему, чтобы узнать, что конкретно сделано. Секретарша сказала, что генерал выехал на происшествие. Мамаев приказал передать, что ждет звонка. Генерал позвонил в десятом часу вечера. Как Мамаев и предполагал, ничего сделано не было, так как произошло ЧП и генералу пришлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67