Посмотрите на себя!.. (Проходит сквозь толпу.) Это – тельняшка? Она же скоро ломаться будет от грязи!.. Подтяни ремень, штаны потеряешь!.. Ты когда последний раз голову мыл – дома? Вши еще не завелись? Странно!..
АРБИТР. Ты смог бы их узнать?
АНДРЕЙ. Даже если узнаю – что?
АРБИТР. Да, практически ничего. Даже если будет возбуждено уголовное дело. Вы уже уедете. Дело здесь, ты в городе. Запросят характеристики. Не рецидивисты же?
АНДРЕЙ. Нет.
АРБИТР. И кончится тем, что дело закроют…
НОВАЦКИЙ (вернувшись на возвышение). Я задаю себе вопрос: кто мы? Действительно взрослые люди, какими хотим считаться, или недоросли, которым бы только жрать, лапать, хапать и все оценивать с позиций собственного удовольствия: в кайф, не в кайф? И дело уже не в том, прикроют дискотеку или не прикроют. Вопрос принципа: имеем ли право на самоуважение? Может быть, кому-то на это чхать. Мне не чхать. И еще кое-кому. Поэтому мы решили: отряд переводится на военное положение. Вводятся звания, от полковника до рядового. Создается спецгруппа по наведению порядка. Командир – подполковник Конов…
АНДРЕЙ. А если это были бы не местные, а наши?
АРБИТР. Тем более. Здешним судьям заниматься какими-то городскими.
АНДРЕЙ. И нос не сломан!
АРБИТР. И нос не сломан…
ЖЕРДЕВ (Новацкому). Послушай, Серега, фигню вы затеяли.
КОНОВ. Не Серега. Ты что, не слышал? Товарищ полковник.
ЖЕРДЕВ. Я про это и говорю.
КОНОВ. Скажешь, когда тебя спросят. А сейчас заткнись.
ЖЕРДЕВ. Да пошел ты со своими приказами! Если на то пошло, я комсорг, и ты мне…
Конов разворачивается на месте и круговым ударом ноги («наваши») сбивает Жердева с ног.
КОНОВ. Продолжайте, товарищ полковник.
НОВАЦКИЙ. Благодарю. Да, друзья мои, на время военного положения деятельность общественных организаций, даже таких, как горячо любимый нами комсомол, приостанавливается. Потому что нам нужны не слова, а дела. За оставшиеся три недели мы станем лучшим отрядом Таежного. Уверен, что все проникнутся важностью этой задачи. А если кто не захочет или по ублюдочности своего характера не сможет, предупреждаю: я не Лобзик, время уговоров кончилось. Приказ – закон. Невыполнение нормы – наряд. Невыполнение наряда… А вот этого я никому не советую. А теперь: в две шеренги стройся!
Конов, Чеботарев, Шарапов и Бронин выстраивают отряд.
КОНОВ (Жердеву). Тебе особое приглашение?
Жердев поспешно встает в строй.
НОВАЦКИЙ. Смирно!.. Напра-во! По территории лагеря, с песней – шагом… марш!..
ШАРАПОВ. «А ты такой холодный…»
ВСЕ (подхватывают). «Как айсберг в океане…»
Отряд уходит.
АНДРЕЙ. Послушай… как же это? В прошлом году я получал паспорт, там написано: «Гражданин Союза Советских Социалистических Республик…» На следующий год пойду в армию, присягу буду принимать: «Я, гражданин Советского Союза…» То есть, великой страны. Конечно, это просто слова. Ну, положено так говорить. Но ведь правда и другое: я действительно гражданин великой страны. И конституция гарантирует мне неприкосновенность личности. Так при чем же здесь, где что произошло, кто где живет, в городе или в совхозе?
АРБИТР. А давай-ка сделаем проще: подкараулим их и отметелим. А? На пару. В институте я был командиром оперотряда, приходилось и драться. И неплохо у меня получалось.
АНДРЕЙ (не принимая шутки). Нет. Это было бы по законам мрази. А я гражданин великой страны. И меня должен защищать закон великой страны. В чем дело? Мы не великая страна? Или я гражданин, когда я что-то должен: убирать морковку, идти в армию?
АРБИТР. Конечно, ты прав. Закон должен исполняться независимо от всего. Но иногда нужны и благоприятные обстоятельства, чтобы суд мог реализовать требования закона.
АНДРЕЙ. Понимаю. Чтобы меня избили под окнами милиции и для убедительности я высыпал перед дежурным горсть выбитых зубов?
АРБИТР. Я никогда не говорил тебе, что мы живем в идеальном мире.
АНДРЕЙ. Когда ты уезжаешь?
АРБИТР. Завтра, на теплоходе «Композитор Калинников».
АНДРЕЙ. Возьми меня с собой. Пожалуйста! Я не хочу здесь оставаться. Ни на один день! Я у тебя переночую, а завтра мы прямо на пристань, ладно? Мне даже отдельного места не надо, мы на одном поместимся. Я вообще могу не спать. Три дня, подумаешь!
АРБИТР. Ну что ты, право… как маленький. То гражданин великой страны, а то как ребенок…
АНДРЕЙ. Возьмешь? Нет, ты скажи: возьмешь? Нет, ничего не говори, только скажи: возьмешь?
АРБИТР. Успокойся, ну успокойся… Возьму. Конечно, возьму, если ты так хочешь. Только…
АНДРЕЙ. Без только! Ты сказал: возьму! Все!
АРБИТР. Я сказал: возьму, если ты так хочешь. Но прежде, чем принять окончательное решение, ты должен отдать себе отчет обо всех последствиях. Как ты будешь выглядеть после этого в глазах своих же ребят? Все работали здесь, а ты дома сидел в тепле, потому что отец забрал…
АНДРЕЙ. Ты боишься, что скажут обо мне или о тебе?
АРБИТР. Чтобы обосновать свое решение, мне придется провести серьезный разговор с руководством техникума. И это не облегчит твою дальнейшую учебу.
АНДРЕЙ. Плевать! Плевать мне на все, что скажут! И на техникум тоже!
АРБИТР. Успешное окончания техникума отрывает тебе дорогу в институт.
АНДРЕЙ. И на институт плевать. Я поступлю, потом. После армии.
АРБИТР. Возможно. А теперь прикинь, может, все-таки стоит перетерпеть эти три недели, чем ломать все планы? Я понимаю: тяжелая работа, грязь. Трудно, конечно. Но вся жизнь – преодоление трудностей. Или непреодоление. Отступить, уклониться легко. Но платишь за это ощущением собственного бессилия. Ощущением невластности над своей судьбой. Это – страшная плата… Ну вот. А теперь, если ты скажешь, что хочешь уехать, мы уедем.
АНДРЕЙ. Наверное, ты прав… Я попробую… Перетерпеть… Всего три недели… Ладно, я остаюсь…
АРБИТР отступает в глубину сцены. АНДРЕЙ остается сидеть на скамейке. Со стороны реки доносится низкий гудок теплохода. Затем второй гудок – слабее. И еще один, еле слышный, уже очень издалека…
Слышны звуки маршировки. Появляется отряд. Им командует КОНОВ. Ребят не узнать: форма выстирана, щегольски подогнана, обувь блестит, шаг четкий.
КОНОВ. Отряд, стой!.. Нале-во!..
На возвышении появляется НОВАЦКИЙ.
НОВАЦКИЙ. Вольно!.. Информация штаба. За минувшую пятидневку наша задолженность уменьшилась до трехсот килограммов. Еще пару дней – и войдем в график. Руководство лагеря объявило нам благодарность за порядок на территории. Это приятная часть. Неприятная. Ефрейтор Жердев и рядовой Пуня вчера свалили с поля на два часа раньше срока и смотрели по телеку футбол в совхозном клубе. Штаб постановил: каждому по наряду. Вымыть полы в доме и постирать носки членам штаба.
ЖЕРДЕВ. За что? Норму-то мы выполнили!
НОВАЦКИЙ. За пререкания ефрейтору Жердеву еще наряд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
АРБИТР. Ты смог бы их узнать?
АНДРЕЙ. Даже если узнаю – что?
АРБИТР. Да, практически ничего. Даже если будет возбуждено уголовное дело. Вы уже уедете. Дело здесь, ты в городе. Запросят характеристики. Не рецидивисты же?
АНДРЕЙ. Нет.
АРБИТР. И кончится тем, что дело закроют…
НОВАЦКИЙ (вернувшись на возвышение). Я задаю себе вопрос: кто мы? Действительно взрослые люди, какими хотим считаться, или недоросли, которым бы только жрать, лапать, хапать и все оценивать с позиций собственного удовольствия: в кайф, не в кайф? И дело уже не в том, прикроют дискотеку или не прикроют. Вопрос принципа: имеем ли право на самоуважение? Может быть, кому-то на это чхать. Мне не чхать. И еще кое-кому. Поэтому мы решили: отряд переводится на военное положение. Вводятся звания, от полковника до рядового. Создается спецгруппа по наведению порядка. Командир – подполковник Конов…
АНДРЕЙ. А если это были бы не местные, а наши?
АРБИТР. Тем более. Здешним судьям заниматься какими-то городскими.
АНДРЕЙ. И нос не сломан!
АРБИТР. И нос не сломан…
ЖЕРДЕВ (Новацкому). Послушай, Серега, фигню вы затеяли.
КОНОВ. Не Серега. Ты что, не слышал? Товарищ полковник.
ЖЕРДЕВ. Я про это и говорю.
КОНОВ. Скажешь, когда тебя спросят. А сейчас заткнись.
ЖЕРДЕВ. Да пошел ты со своими приказами! Если на то пошло, я комсорг, и ты мне…
Конов разворачивается на месте и круговым ударом ноги («наваши») сбивает Жердева с ног.
КОНОВ. Продолжайте, товарищ полковник.
НОВАЦКИЙ. Благодарю. Да, друзья мои, на время военного положения деятельность общественных организаций, даже таких, как горячо любимый нами комсомол, приостанавливается. Потому что нам нужны не слова, а дела. За оставшиеся три недели мы станем лучшим отрядом Таежного. Уверен, что все проникнутся важностью этой задачи. А если кто не захочет или по ублюдочности своего характера не сможет, предупреждаю: я не Лобзик, время уговоров кончилось. Приказ – закон. Невыполнение нормы – наряд. Невыполнение наряда… А вот этого я никому не советую. А теперь: в две шеренги стройся!
Конов, Чеботарев, Шарапов и Бронин выстраивают отряд.
КОНОВ (Жердеву). Тебе особое приглашение?
Жердев поспешно встает в строй.
НОВАЦКИЙ. Смирно!.. Напра-во! По территории лагеря, с песней – шагом… марш!..
ШАРАПОВ. «А ты такой холодный…»
ВСЕ (подхватывают). «Как айсберг в океане…»
Отряд уходит.
АНДРЕЙ. Послушай… как же это? В прошлом году я получал паспорт, там написано: «Гражданин Союза Советских Социалистических Республик…» На следующий год пойду в армию, присягу буду принимать: «Я, гражданин Советского Союза…» То есть, великой страны. Конечно, это просто слова. Ну, положено так говорить. Но ведь правда и другое: я действительно гражданин великой страны. И конституция гарантирует мне неприкосновенность личности. Так при чем же здесь, где что произошло, кто где живет, в городе или в совхозе?
АРБИТР. А давай-ка сделаем проще: подкараулим их и отметелим. А? На пару. В институте я был командиром оперотряда, приходилось и драться. И неплохо у меня получалось.
АНДРЕЙ (не принимая шутки). Нет. Это было бы по законам мрази. А я гражданин великой страны. И меня должен защищать закон великой страны. В чем дело? Мы не великая страна? Или я гражданин, когда я что-то должен: убирать морковку, идти в армию?
АРБИТР. Конечно, ты прав. Закон должен исполняться независимо от всего. Но иногда нужны и благоприятные обстоятельства, чтобы суд мог реализовать требования закона.
АНДРЕЙ. Понимаю. Чтобы меня избили под окнами милиции и для убедительности я высыпал перед дежурным горсть выбитых зубов?
АРБИТР. Я никогда не говорил тебе, что мы живем в идеальном мире.
АНДРЕЙ. Когда ты уезжаешь?
АРБИТР. Завтра, на теплоходе «Композитор Калинников».
АНДРЕЙ. Возьми меня с собой. Пожалуйста! Я не хочу здесь оставаться. Ни на один день! Я у тебя переночую, а завтра мы прямо на пристань, ладно? Мне даже отдельного места не надо, мы на одном поместимся. Я вообще могу не спать. Три дня, подумаешь!
АРБИТР. Ну что ты, право… как маленький. То гражданин великой страны, а то как ребенок…
АНДРЕЙ. Возьмешь? Нет, ты скажи: возьмешь? Нет, ничего не говори, только скажи: возьмешь?
АРБИТР. Успокойся, ну успокойся… Возьму. Конечно, возьму, если ты так хочешь. Только…
АНДРЕЙ. Без только! Ты сказал: возьму! Все!
АРБИТР. Я сказал: возьму, если ты так хочешь. Но прежде, чем принять окончательное решение, ты должен отдать себе отчет обо всех последствиях. Как ты будешь выглядеть после этого в глазах своих же ребят? Все работали здесь, а ты дома сидел в тепле, потому что отец забрал…
АНДРЕЙ. Ты боишься, что скажут обо мне или о тебе?
АРБИТР. Чтобы обосновать свое решение, мне придется провести серьезный разговор с руководством техникума. И это не облегчит твою дальнейшую учебу.
АНДРЕЙ. Плевать! Плевать мне на все, что скажут! И на техникум тоже!
АРБИТР. Успешное окончания техникума отрывает тебе дорогу в институт.
АНДРЕЙ. И на институт плевать. Я поступлю, потом. После армии.
АРБИТР. Возможно. А теперь прикинь, может, все-таки стоит перетерпеть эти три недели, чем ломать все планы? Я понимаю: тяжелая работа, грязь. Трудно, конечно. Но вся жизнь – преодоление трудностей. Или непреодоление. Отступить, уклониться легко. Но платишь за это ощущением собственного бессилия. Ощущением невластности над своей судьбой. Это – страшная плата… Ну вот. А теперь, если ты скажешь, что хочешь уехать, мы уедем.
АНДРЕЙ. Наверное, ты прав… Я попробую… Перетерпеть… Всего три недели… Ладно, я остаюсь…
АРБИТР отступает в глубину сцены. АНДРЕЙ остается сидеть на скамейке. Со стороны реки доносится низкий гудок теплохода. Затем второй гудок – слабее. И еще один, еле слышный, уже очень издалека…
Слышны звуки маршировки. Появляется отряд. Им командует КОНОВ. Ребят не узнать: форма выстирана, щегольски подогнана, обувь блестит, шаг четкий.
КОНОВ. Отряд, стой!.. Нале-во!..
На возвышении появляется НОВАЦКИЙ.
НОВАЦКИЙ. Вольно!.. Информация штаба. За минувшую пятидневку наша задолженность уменьшилась до трехсот килограммов. Еще пару дней – и войдем в график. Руководство лагеря объявило нам благодарность за порядок на территории. Это приятная часть. Неприятная. Ефрейтор Жердев и рядовой Пуня вчера свалили с поля на два часа раньше срока и смотрели по телеку футбол в совхозном клубе. Штаб постановил: каждому по наряду. Вымыть полы в доме и постирать носки членам штаба.
ЖЕРДЕВ. За что? Норму-то мы выполнили!
НОВАЦКИЙ. За пререкания ефрейтору Жердеву еще наряд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13