Я мог бы здесь сказать: если супружеская измена-достаточное основание для убийства, скольких мужей и жен из присутствующих здесь, скольких людей в деревне и в городе не было бы сейчас в живых? Итак, подобную аргументацию мы лучше оставим в стороне. Спрашивается - откуда мы знаем о прелюбодеянии Поланы Гордубаловой? Правда, здесь перед нами продефилировала вся деревня и показала против обвиняемой. Но подумайте, господа, кто из нас уверен в своих ближних и соседях! Кто из вас знает, что говорят о нем окружающие? Быть может, говорят вещи похуже, чем об этой несчастной женщине. Самое безупречное поведение не убережет вас от кривотолков и унизительной клеветы. Обвинение не упустило ни одного свидетеля, которому бы хотелось очернить беззащитную женщину...
- Протестую против оскорбления свидетелей! - восклицает прокурор.
- Да, да, это неуместно, - замечает председатель суда. Прошу вас, господин защитник, воздержаться от таких выпадов.
Смазливый господинчик быстро и учтиво кланяется:
- Пожалуйста. Итак, суд выслушал всех, свидетелей, пожелавших выступить против Поланы Гордубаловой. Но суд забыл еще об одном свидетеле, я бы сказал, свидетеле главном. Этот свидетель - убитый Юрай Гордубал! - Смазливый господин взмахивает в воздухе бумагой. - Господа присяжные заседатели!
За десять дней до смерти крестьянин деревни Кривой Юрай Гордубал подписал вот это свое завещание. Он словно предчувствовал, что потребуется его вмешательство, и велел написать в завещании следующие слова. - Молодой защитник читает высоким патетическим голосом: - "Все свое имущество, движимое и недвижимое, завещаю жене моей Полане Гордубаловой, урожденной Дурколовой, за любовь ее и верность супружескую". Вот. не угодно ли! "За любовь ее и верность супружескую"! Таково завещание Юрая Гордубала, таково его показание в этом деле. Слышали вы сегодня слова пастуха Миши? "Передает вам хозяин Гордубал, что Полана была ему доброй и верной женой"? Признаюсь, я сам был потрясен этими словами, они прозвучали, как голос с того света. А вот перед вами эти слова, здесь, на бумаге.
Свидетельство единственного человека, который действительно знал Полану. Батрак Манья хвастался сестре, что состоит в связи с хозяйкой. Вот о чем болтал батрак, а вот (щелчок по завещанию) слова ее мужа перед всевышним. Решайте сами, господа, кому верить...
Молодой адвокат задумчиво наклоняет голову.
- Итак, если отпадает версия о прелюбодеянии моей подзащитной, отпадают тем самым какие бы то ни было побуждения избавиться от мужа. Но ведь она на восьмом месяце беременности, - возразят мне. Ах, господа, можно привести свидетельства многих медицинских авторитетов, указывающих, насколько ошибочно бывает определение сроков беременности. - И шустрый господинчик перечисляет целый ряд авторитетов и ученых мнений.
Прожженный адвокат Штепана покачивает головой. Эх! подпортил дело. Присяжные не любят ученых аргументов. Но с этим завещанием - ловко придумано.
- Представьте себе, господа присяжные заседатели, что вы судите эту женщину, и ребенок Юрая Гордубала, живое доказательство ее верности и любви супружеской, появится на свет в тюрьме, будет записан, как ребенок блудницы... Именем всего, что нам свято, предостерегаю вас, господа присяжные заседатели, от судебной ошибки, которая погубит еще неродившееся дитя!
Смазливый господинчик садится и утирает пот надушенным платком.
- Поздравляю, коллега, - гудит ему на ухо матерый судейский волк. - Неплохо, неплохо.
А прокурор уже поднимается для реплики. Лицо его побагровело, руки дрожат.
- Ребенок так ребенок! - восклицает он хрипло. - Коллега защитник! Здесь говорил ребенок Юрая Гордубала - Гафья. Ее слова, надо полагать, вы не назовете (удар кулаком по столу) клеветой!
Надеюсь! (Смазливый адвокат кланяется, пожав плечами.) Впрочем, приношу вам благодарность за завещание Юрая Гордубала. Это единственное, чего нам не хватало здесь, - прокурор выпрямляется во весь рост, - чтобы дорисовать весь облик этой женщины, облик поистине демонический, которая, уже обдумав план убийства своего туповатого и бесхарактерного добряка мужа, изобретает еще этот последний утонченный штрих в свою защиту. Заставить несчастного завещать ей одной все свое имущество, да еще выдать ей нечто вроде морального алиби! "За любовь ее и верность супружескую"! И добряк послушно подписывает это. Готово! Теперь уже ни единого геллера не останется на долю маленькой Гафьи, все попало в руки развратницы - на любовника, на потребу ее греховных страстей...
Прокурор задыхается от гнева. Поистине это уже не процесс, а суд божий, где клеймят грехи человеческие. Слышно, как тяжело и напряженно дышит богобоязненный люд в зале.
- ...И вот упал всепроникающий луч на дело Юрая Гордубала. Та циничная, бесчувственная, своекорыстная воля, которая заставила неграмотного Юрая поставить три креста под этим ужасным обличающим завещанием, та же самая страшная воля, господа, направила руку убийцы - Штепана Маньи.
Этот ничтожный деревенский альфонс был не только орудием разврата, он стал и орудием преступления.
Но виновник всего - эта женщина! - кричит прокурор, уставив указующий перст на Полану. - Она уличена этим завещанием! Только дьявол мог изобрести такое адское издевательство. "За любовь ее и верность супружескую"... Иезавель Гордубалова, признаетесь вы наконец, что убили Юрая Гордубала!
Полана поднимается бледная до синевы, обезображенная беременностью. Ее зубы беззвучно шевелятся.
- Молчите, хозяйка, молчите! Я сам все скажу, - внезапно раздается хриплый, прерывистый голос.
Штепан Манья стоит, скривившись от душевного напряжения.
- Уважа... уважаемые судьи! - заикается подсудимый, и вдруг неудержимые рыданья сотрясают его.
Прокурор с некоторым изумлением наклоняется к Штепану.
- Успокойтесь, Манья, суд будет рад выслушать вас.
- Это я... это я... - всхлипывает Штепан. - Я... я... хотел отомстить ему... за то, что... он выбросил меня... через забор... Люди надо мной смеялись... я спать не мог... все думал... как ему отомстить... И пошел...
- Хозяйка открыла вам дверь? - перебивает председатель.
- Нет, хозяйка... хозяйка ничего не знала. Я вечером... никто не видел... хозяин лежал в избе... Я залез на чердак и спрятался...
В зале Бигл возбужденно толкает Гельная.
- Ложь, ложь! - Бигл вне себя. - Он не мог попасть на чердак, дверь изнутри завалена кукурузой. Я там был утром, Гельнай! Я сейчас же заявлю суду!..
- Сядь! - хмурится Гельнай и тянет Бигла за рукав. Только посмей сунуться, олух!
- ...А ночью, - заикаясь, продолжал Штепан, вытирая глаза и нос, - ночью... я спустился оттуда... и в избу. Хозяин спал, а я тем шилом... Оно никак не... лезло... а он все лежит и не двигается... - Штепан шатается, конвойный подает ему стакан воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
- Протестую против оскорбления свидетелей! - восклицает прокурор.
- Да, да, это неуместно, - замечает председатель суда. Прошу вас, господин защитник, воздержаться от таких выпадов.
Смазливый господинчик быстро и учтиво кланяется:
- Пожалуйста. Итак, суд выслушал всех, свидетелей, пожелавших выступить против Поланы Гордубаловой. Но суд забыл еще об одном свидетеле, я бы сказал, свидетеле главном. Этот свидетель - убитый Юрай Гордубал! - Смазливый господин взмахивает в воздухе бумагой. - Господа присяжные заседатели!
За десять дней до смерти крестьянин деревни Кривой Юрай Гордубал подписал вот это свое завещание. Он словно предчувствовал, что потребуется его вмешательство, и велел написать в завещании следующие слова. - Молодой защитник читает высоким патетическим голосом: - "Все свое имущество, движимое и недвижимое, завещаю жене моей Полане Гордубаловой, урожденной Дурколовой, за любовь ее и верность супружескую". Вот. не угодно ли! "За любовь ее и верность супружескую"! Таково завещание Юрая Гордубала, таково его показание в этом деле. Слышали вы сегодня слова пастуха Миши? "Передает вам хозяин Гордубал, что Полана была ему доброй и верной женой"? Признаюсь, я сам был потрясен этими словами, они прозвучали, как голос с того света. А вот перед вами эти слова, здесь, на бумаге.
Свидетельство единственного человека, который действительно знал Полану. Батрак Манья хвастался сестре, что состоит в связи с хозяйкой. Вот о чем болтал батрак, а вот (щелчок по завещанию) слова ее мужа перед всевышним. Решайте сами, господа, кому верить...
Молодой адвокат задумчиво наклоняет голову.
- Итак, если отпадает версия о прелюбодеянии моей подзащитной, отпадают тем самым какие бы то ни было побуждения избавиться от мужа. Но ведь она на восьмом месяце беременности, - возразят мне. Ах, господа, можно привести свидетельства многих медицинских авторитетов, указывающих, насколько ошибочно бывает определение сроков беременности. - И шустрый господинчик перечисляет целый ряд авторитетов и ученых мнений.
Прожженный адвокат Штепана покачивает головой. Эх! подпортил дело. Присяжные не любят ученых аргументов. Но с этим завещанием - ловко придумано.
- Представьте себе, господа присяжные заседатели, что вы судите эту женщину, и ребенок Юрая Гордубала, живое доказательство ее верности и любви супружеской, появится на свет в тюрьме, будет записан, как ребенок блудницы... Именем всего, что нам свято, предостерегаю вас, господа присяжные заседатели, от судебной ошибки, которая погубит еще неродившееся дитя!
Смазливый господинчик садится и утирает пот надушенным платком.
- Поздравляю, коллега, - гудит ему на ухо матерый судейский волк. - Неплохо, неплохо.
А прокурор уже поднимается для реплики. Лицо его побагровело, руки дрожат.
- Ребенок так ребенок! - восклицает он хрипло. - Коллега защитник! Здесь говорил ребенок Юрая Гордубала - Гафья. Ее слова, надо полагать, вы не назовете (удар кулаком по столу) клеветой!
Надеюсь! (Смазливый адвокат кланяется, пожав плечами.) Впрочем, приношу вам благодарность за завещание Юрая Гордубала. Это единственное, чего нам не хватало здесь, - прокурор выпрямляется во весь рост, - чтобы дорисовать весь облик этой женщины, облик поистине демонический, которая, уже обдумав план убийства своего туповатого и бесхарактерного добряка мужа, изобретает еще этот последний утонченный штрих в свою защиту. Заставить несчастного завещать ей одной все свое имущество, да еще выдать ей нечто вроде морального алиби! "За любовь ее и верность супружескую"! И добряк послушно подписывает это. Готово! Теперь уже ни единого геллера не останется на долю маленькой Гафьи, все попало в руки развратницы - на любовника, на потребу ее греховных страстей...
Прокурор задыхается от гнева. Поистине это уже не процесс, а суд божий, где клеймят грехи человеческие. Слышно, как тяжело и напряженно дышит богобоязненный люд в зале.
- ...И вот упал всепроникающий луч на дело Юрая Гордубала. Та циничная, бесчувственная, своекорыстная воля, которая заставила неграмотного Юрая поставить три креста под этим ужасным обличающим завещанием, та же самая страшная воля, господа, направила руку убийцы - Штепана Маньи.
Этот ничтожный деревенский альфонс был не только орудием разврата, он стал и орудием преступления.
Но виновник всего - эта женщина! - кричит прокурор, уставив указующий перст на Полану. - Она уличена этим завещанием! Только дьявол мог изобрести такое адское издевательство. "За любовь ее и верность супружескую"... Иезавель Гордубалова, признаетесь вы наконец, что убили Юрая Гордубала!
Полана поднимается бледная до синевы, обезображенная беременностью. Ее зубы беззвучно шевелятся.
- Молчите, хозяйка, молчите! Я сам все скажу, - внезапно раздается хриплый, прерывистый голос.
Штепан Манья стоит, скривившись от душевного напряжения.
- Уважа... уважаемые судьи! - заикается подсудимый, и вдруг неудержимые рыданья сотрясают его.
Прокурор с некоторым изумлением наклоняется к Штепану.
- Успокойтесь, Манья, суд будет рад выслушать вас.
- Это я... это я... - всхлипывает Штепан. - Я... я... хотел отомстить ему... за то, что... он выбросил меня... через забор... Люди надо мной смеялись... я спать не мог... все думал... как ему отомстить... И пошел...
- Хозяйка открыла вам дверь? - перебивает председатель.
- Нет, хозяйка... хозяйка ничего не знала. Я вечером... никто не видел... хозяин лежал в избе... Я залез на чердак и спрятался...
В зале Бигл возбужденно толкает Гельная.
- Ложь, ложь! - Бигл вне себя. - Он не мог попасть на чердак, дверь изнутри завалена кукурузой. Я там был утром, Гельнай! Я сейчас же заявлю суду!..
- Сядь! - хмурится Гельнай и тянет Бигла за рукав. Только посмей сунуться, олух!
- ...А ночью, - заикаясь, продолжал Штепан, вытирая глаза и нос, - ночью... я спустился оттуда... и в избу. Хозяин спал, а я тем шилом... Оно никак не... лезло... а он все лежит и не двигается... - Штепан шатается, конвойный подает ему стакан воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32