Оба, и муж и жена, с любопытством взглянули друг на друга прежде, чем войти в комнату.
Такая же, как и была, свежая, здоровая и румяная, с теми же правильными, несколько резкими чертами красивого лица римской матроны из русских купчих, побывавшей парижской студенткой. То же самодовольно-уверенное выражение в карих глазах под соболиными бровями, глядевших через pince-nez на прямом крупном носе, что придавало лицу еще более серьезный и в то же время несколько вызывающий вид. И одета она была с обычной умышленной скромностью, не лишенной своеобразного кокетства: черная шерстяная юбка, черная хорошо сидевшая жакетка, опушенная черным мехом, черное боа, черные перчатки и черная шапочка на голове.
«Еще более раздобрела, несмотря на усердное занятие наукой!» — подумал Невзгодин, заметив пополневший бюст, и не без любопытства и не без некоторого смущения ждал, что будет, когда аккуратная до педантизма его чистеха жена войдет в комнату, в которой действительно была невозможная грязь.
И действительно, только что Марья Ивановна вошла в комнату, как на ее лице выразился ужас, и она воскликнула:
— Да ведь это нечто невероятное… Тут целые недели не убирали…
— Вроде этого, Марья Ивановна! — виновато промолвил Невзгодин.
— И вы могли жить в таком свинстве?
— Как видите… Даже не замечал… Увлекся работой… Да вы присядьте, Марья Ивановна… Вот сюда…
Невзгодин бросился снимать со стула бумаги.
Марья Ивановна подобрала юбку и осторожно присела, продолжая с брезгливым видом озирать комнату.
Невзгодин хотел снимать пальто, но жена его остановила:
— Не снимайте, Невзгодин… Я сейчас ухожу и вас не хочу держать в этой клоаке.
Он присел в пальто.
— Посмотрите на себя, как вы осунулись и побледнели, Невзгодин, — продолжала Марья Ивановна. — Живя так, вы схватите чахотку… Ведь это безобразие… Видно, что некому за вами присмотреть… И долго вы сочиняли?..
— Три недели.
— И никуда не выходили? Работали по-русски — запоем?
— Запоем.
— Безобразие! Вам жизнь, что ли, надоела?
— Пока нет еще.
— Так не делайте таких опытов над собой и не живите по-азиатски. У вас от одного табачного дыма можно задохнуться. А какой развод микробов! Как вам не стыдно, Невзгодин? Кажется, образованный человек и…
Марья Ивановна вдруг остановилась и засмеялась.
— Да что ж это я? Пришла к вам по делу, а вместо этого читаю вам нотации…
— Читайте, не стесняйтесь, Марья Ивановна. Я стою их! — весело проговорил Невзгодин.
— Все равно, бесполезно… Вас не переделаешь… Но, без шуток, так жить ведь нельзя… Вид у вас совсем скверный…
— Я думаю перебраться отсюда.
— Обязательно. И знаете ли что, Невзгодин?
— Что, Марья Ивановна?
— Вам нужна нянька, которая смотрела бы за вами… Ну, конечно, нянька-женщина. Если я поселюсь в Москве и найму квартиру, милости просим ко мне жильцом. Я охотно буду смотреть за вами… Право, говорю серьезно.
— А я так же серьезно благодарю вас и готов быть вашим жильцом, Марья Ивановна, если только долго усижу в Москве…
— Ну, а мое дело в двух словах. Я пришла просить вас…
— Развода? — подсказал Невзгодин.
— Он мне пока еще не нужен. Быть может, нужен вам?
В словах ее звучала любопытная нотка.
— И мне, слава богу, не требуется…
— Больше глупости не повторите?
— Постараюсь.
— Мне нужен вид на жительство. Я, конечно, могла написать вам об этом, но мне хотелось повидать вас… У нас ведь нет друг к другу… ненависти… Не так ли? И мы, я думаю, можем продолжать знакомство…
— Еще бы… На какой срок вам нужен вид?
— На год, на два, как знаете. Пока меня прописали по заграничному паспорту, но полиция требует вид от вас.
Невзгодин обещал достать его после праздников.
— Куда прикажете доставить?
— В меблированные комнаты Семенова, на Девичьем поле, в Тихом переулке… Я там остановилась. Близко к клиникам. Я приехала сюда держать экзамены. Пока я лишь французская докторесса.
— Давно вы приехали?
— Три дня тому назад.
— И уже начали заниматься?
— С завтрашнего дня начну. Если хотите зайти, помните, что я могу вас принять только утром, по воскресеньям. Остальное время я буду заниматься и ходить в клиники… Ну, а вы… химию бросили?
— Нет.
— Говорят, ваша повесть скоро появится.
— В январе.
— Любопытно будет прочесть. Непременно прочту после экзаменов… А еще говорят…
Марья Ивановна насмешливо усмехнулась.
— Что еще говорят?..
— Будто вы снова увлечены Заречной…
— Вранье, Марья Ивановна…
— И я не поверила… Вы не способны увлекаться серьезно… Ну, однако, идемте…
Марья Ивановна встала, но, прежде, чем выйти из комнаты, отворила форточку.
— Вы все та же, Марья Ивановна? — усмехнулся Невзгодин.
— Какая?
— Любите порядок и живете по строгому расписанию.
— Еще бы. Да и поздно меняться. И вы такой же…
— Какой?
— Неосновательный…
Они вместе вышли на подъезд.
XXIV
Погода была отличная. Только что выпал снег и блестел под солнцем. Мороз был несильный.
Невзгодин с наслаждением вдыхал свежий воздух, словно бы опьяненный им.
— Вы куда, Марья Ивановна? Не прикажете ли подвезти вас?
— После сиденья да ехать? Вы с ума сошли, Невзгодин! Вам необходимо прогуляться. Мне надо к шести часам быть на Арбате, у тети. А вам в какую сторону?
— К Тестову обедать…
— Богаты, что ли?
— Положим, не богат, но после обедов в «Севилье» хочется побаловать себя…
— И транжирить деньги? Все тот же. Нам по дороге… Пойдемте пешком.
И она было направилась. Невзгодин ее остановил:
— Марья Ивановна! Прокатимся лучше в санках. Дорога отличная и…
— И что еще?
— Признаться, я дьявольски хочу есть.
— Отсюда недалеко. Вам полезно пройтись. Идемте! — властно почти приказала Марья Ивановна.
— Идемте! — покорно произнес Невзгодин.
Скоро они вышли на Кузнецкий мост. Там было много народу, и особенно кидалась в глаза предпраздничная суета. У всех почти были покупки в руках.
На тротуаре было тесновато. Невзгодин предложил жене руку.
Они пошли теперь скорее, рука об руку, оба веселые и оживленные, посматривая на пешеходов, на богатые купеческие закладки, на витрины магазинов и меняясь отрывочными фразами.
Невзгодин невольно вспомнил, как вскоре после супружества они так же гуляли по воскресеньям по парижским бульварам или где-нибудь за городом, но тогда их прогулки обыкновенно кончались спорами и взаимными колкостями.
А теперь они так мирно беседуют, что со стороны можно подумать, что гуляют влюбленные. Вот что значит быть мужем и женой только по названию!
Невзгодин улыбнулся.
— Вы чего смеетесь?
— Вспомнил, Марья Ивановна, как мы гуляли с вами в Париже.
— Для вас это очень неприятные воспоминания? Признайтесь?
— Как видите, во мне не осталось злого чувства… А вы как обо мне вспоминали, Марья Ивановна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Такая же, как и была, свежая, здоровая и румяная, с теми же правильными, несколько резкими чертами красивого лица римской матроны из русских купчих, побывавшей парижской студенткой. То же самодовольно-уверенное выражение в карих глазах под соболиными бровями, глядевших через pince-nez на прямом крупном носе, что придавало лицу еще более серьезный и в то же время несколько вызывающий вид. И одета она была с обычной умышленной скромностью, не лишенной своеобразного кокетства: черная шерстяная юбка, черная хорошо сидевшая жакетка, опушенная черным мехом, черное боа, черные перчатки и черная шапочка на голове.
«Еще более раздобрела, несмотря на усердное занятие наукой!» — подумал Невзгодин, заметив пополневший бюст, и не без любопытства и не без некоторого смущения ждал, что будет, когда аккуратная до педантизма его чистеха жена войдет в комнату, в которой действительно была невозможная грязь.
И действительно, только что Марья Ивановна вошла в комнату, как на ее лице выразился ужас, и она воскликнула:
— Да ведь это нечто невероятное… Тут целые недели не убирали…
— Вроде этого, Марья Ивановна! — виновато промолвил Невзгодин.
— И вы могли жить в таком свинстве?
— Как видите… Даже не замечал… Увлекся работой… Да вы присядьте, Марья Ивановна… Вот сюда…
Невзгодин бросился снимать со стула бумаги.
Марья Ивановна подобрала юбку и осторожно присела, продолжая с брезгливым видом озирать комнату.
Невзгодин хотел снимать пальто, но жена его остановила:
— Не снимайте, Невзгодин… Я сейчас ухожу и вас не хочу держать в этой клоаке.
Он присел в пальто.
— Посмотрите на себя, как вы осунулись и побледнели, Невзгодин, — продолжала Марья Ивановна. — Живя так, вы схватите чахотку… Ведь это безобразие… Видно, что некому за вами присмотреть… И долго вы сочиняли?..
— Три недели.
— И никуда не выходили? Работали по-русски — запоем?
— Запоем.
— Безобразие! Вам жизнь, что ли, надоела?
— Пока нет еще.
— Так не делайте таких опытов над собой и не живите по-азиатски. У вас от одного табачного дыма можно задохнуться. А какой развод микробов! Как вам не стыдно, Невзгодин? Кажется, образованный человек и…
Марья Ивановна вдруг остановилась и засмеялась.
— Да что ж это я? Пришла к вам по делу, а вместо этого читаю вам нотации…
— Читайте, не стесняйтесь, Марья Ивановна. Я стою их! — весело проговорил Невзгодин.
— Все равно, бесполезно… Вас не переделаешь… Но, без шуток, так жить ведь нельзя… Вид у вас совсем скверный…
— Я думаю перебраться отсюда.
— Обязательно. И знаете ли что, Невзгодин?
— Что, Марья Ивановна?
— Вам нужна нянька, которая смотрела бы за вами… Ну, конечно, нянька-женщина. Если я поселюсь в Москве и найму квартиру, милости просим ко мне жильцом. Я охотно буду смотреть за вами… Право, говорю серьезно.
— А я так же серьезно благодарю вас и готов быть вашим жильцом, Марья Ивановна, если только долго усижу в Москве…
— Ну, а мое дело в двух словах. Я пришла просить вас…
— Развода? — подсказал Невзгодин.
— Он мне пока еще не нужен. Быть может, нужен вам?
В словах ее звучала любопытная нотка.
— И мне, слава богу, не требуется…
— Больше глупости не повторите?
— Постараюсь.
— Мне нужен вид на жительство. Я, конечно, могла написать вам об этом, но мне хотелось повидать вас… У нас ведь нет друг к другу… ненависти… Не так ли? И мы, я думаю, можем продолжать знакомство…
— Еще бы… На какой срок вам нужен вид?
— На год, на два, как знаете. Пока меня прописали по заграничному паспорту, но полиция требует вид от вас.
Невзгодин обещал достать его после праздников.
— Куда прикажете доставить?
— В меблированные комнаты Семенова, на Девичьем поле, в Тихом переулке… Я там остановилась. Близко к клиникам. Я приехала сюда держать экзамены. Пока я лишь французская докторесса.
— Давно вы приехали?
— Три дня тому назад.
— И уже начали заниматься?
— С завтрашнего дня начну. Если хотите зайти, помните, что я могу вас принять только утром, по воскресеньям. Остальное время я буду заниматься и ходить в клиники… Ну, а вы… химию бросили?
— Нет.
— Говорят, ваша повесть скоро появится.
— В январе.
— Любопытно будет прочесть. Непременно прочту после экзаменов… А еще говорят…
Марья Ивановна насмешливо усмехнулась.
— Что еще говорят?..
— Будто вы снова увлечены Заречной…
— Вранье, Марья Ивановна…
— И я не поверила… Вы не способны увлекаться серьезно… Ну, однако, идемте…
Марья Ивановна встала, но, прежде, чем выйти из комнаты, отворила форточку.
— Вы все та же, Марья Ивановна? — усмехнулся Невзгодин.
— Какая?
— Любите порядок и живете по строгому расписанию.
— Еще бы. Да и поздно меняться. И вы такой же…
— Какой?
— Неосновательный…
Они вместе вышли на подъезд.
XXIV
Погода была отличная. Только что выпал снег и блестел под солнцем. Мороз был несильный.
Невзгодин с наслаждением вдыхал свежий воздух, словно бы опьяненный им.
— Вы куда, Марья Ивановна? Не прикажете ли подвезти вас?
— После сиденья да ехать? Вы с ума сошли, Невзгодин! Вам необходимо прогуляться. Мне надо к шести часам быть на Арбате, у тети. А вам в какую сторону?
— К Тестову обедать…
— Богаты, что ли?
— Положим, не богат, но после обедов в «Севилье» хочется побаловать себя…
— И транжирить деньги? Все тот же. Нам по дороге… Пойдемте пешком.
И она было направилась. Невзгодин ее остановил:
— Марья Ивановна! Прокатимся лучше в санках. Дорога отличная и…
— И что еще?
— Признаться, я дьявольски хочу есть.
— Отсюда недалеко. Вам полезно пройтись. Идемте! — властно почти приказала Марья Ивановна.
— Идемте! — покорно произнес Невзгодин.
Скоро они вышли на Кузнецкий мост. Там было много народу, и особенно кидалась в глаза предпраздничная суета. У всех почти были покупки в руках.
На тротуаре было тесновато. Невзгодин предложил жене руку.
Они пошли теперь скорее, рука об руку, оба веселые и оживленные, посматривая на пешеходов, на богатые купеческие закладки, на витрины магазинов и меняясь отрывочными фразами.
Невзгодин невольно вспомнил, как вскоре после супружества они так же гуляли по воскресеньям по парижским бульварам или где-нибудь за городом, но тогда их прогулки обыкновенно кончались спорами и взаимными колкостями.
А теперь они так мирно беседуют, что со стороны можно подумать, что гуляют влюбленные. Вот что значит быть мужем и женой только по названию!
Невзгодин улыбнулся.
— Вы чего смеетесь?
— Вспомнил, Марья Ивановна, как мы гуляли с вами в Париже.
— Для вас это очень неприятные воспоминания? Признайтесь?
— Как видите, во мне не осталось злого чувства… А вы как обо мне вспоминали, Марья Ивановна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67