Природа явления, надо сказать, изучена весьма слабо. С обывательской, то есть нашей с вами точки зрения, это выглядит так: повсеместно на всей планете установилось единое время суток, более всего походящее на поддень в средних широтах, в конце лета. Приблизительно двадцать два градуса по Цельсию. На экваторе пожарче градусов на пять-шесть, на полюсе похолоднее. Ни солнца, ни луны, ни, тем более, звезд не видно никогда. Определение времени без применения специальных приборов невозможно. Колебания в состоянии погоды самые небольшие. Изредка дождик, изредка ветерок. Бывают, правда, землетрясения, но и их стало меньше, и разрушительность сильно снизилась. Попытки исследовать Плерому имеющимися средствами – спутники, зонды и тому подобное, ни к чему не привели, все это сложное оборудование просто пропало без всякого результата. Кануло в небесах, как в вате.
Вадим остановился, как бы пытаясь сориентироваться на складе сведений, которые ему предстояло выдать собеседнице. Он искал в ее облике какие-нибудь намеки на то, по какому именно пути было бы лучше повести речь, пытался определить, сколько из изложенного и в какой степени усвоено собеседницей. И ничего определить не мог. Такое впечатление, что его слова не оказывали никакого действия. Но у него не было никакого другого выхода, кроме как продолжать свою лекцию. Пусть будет – горох об стену.
– Да, важно заметить, что ныне все крупные физические эксперименты полностью запрещены, потому что никто из ученых не в состоянии даже приблизительно предсказать результат дальнейшего углубления в корни материи. Не исключено, еще один толчок, и мы самоуничтожимся. Поэтому вся фундаментальная наука заморожена. Совершенно, кстати, непонятно, как наша планета выглядит теперь снаружи, то есть из космоса. До каких пор простирается Плерома. Может быть, мы теперь просто некая туманность. Косвенным образом отсюда можно вывести объяснение того, почему земным ученым никогда раньше не удавалось отыскать в окружающем космосе никаких следов иной жизни. Некоторые большие умы пришли к выводу, что всякая цивилизация, достигнув определенного уровня познания, проникнув на кварковый уровень материи, оказывается в своей Плероме. Я понятно говорю?
Люба повернула голову и стала смотреть в окно. Сегодня она была заметно свободнее в своих движениях, чем в прошлый раз.
– Вы спрашивайте, я ведь не знаю что вам интересно.
Вадим выжидательно помолчал и снова вернулся к своему растрепанному конспекту.
– Самое главное в самом начале, в первые недели Плеромы, это было навести порядок. Вернее, сохранить. Ибо замаячила угроза глобального хаоса. Поднялся всеобщий крик про конец света, хотя света как такового было пре достаточно. Государства зашатались; государство – это полиция, транспорт и телевидение… Правительства пали, но их никто не спешил сменить, до такой степени странной была обстановка. Те, у кого были какие-то обязанности, по инерции продолжали их исполнять. Поднимались, конечно, какие-то эскадрильи, произошли кое-где вспышки мародерства… Но, поскольку никакого ощутимого врага не обнаруживалось, ночь, покровительница грабежей не наступала, разрушений, пожаров, эпидемий не было, как не было и простых отключений воды и электричества, всемирной панике питаться было собственно нечем. Ужас звенел в воздухе, но раздались и многочисленные успокаивающие голоса. Конечно – посыпались самоубийства, три больших всепланетных волны, сильно прибавилось работы психиатрам, но в целом цивилизация устояла.
В комнату вошла медицинская сестра и поставила на стол перед Вадимом кувшин с апельсиновым соком. Слушательнице сок не полагался, ее питала лечебная тумба рядом с кроватью. Отхлебнув из стакана, «лектор» продолжил.
– Дальше, собственно, не так уж интересно.
Люба перекатила голову по подушке и теперь смотрела на «жениха».
– Нет, если вы хотите, я остановлюсь подробнее. Постепенно все стало разъясняться. Самым неожиданным и поразительным в этой новой энергии оказалось, что она очень проста в использовании и удивительно универсальна по своим свойствам. Можно было чуть ли не сразу закрывать все электростанции и закупоривать все нефтевышки. Опять же, очень быстро до всех дошло, что теперь теряет смысл всякая вооруженная, военная сила, любая страна может стереть в порошок любую. То есть все одинаково сильны или одинаково слабы, что одно и то же. Сверхдержавы какое-то время пытались что-то диктовать, на чем-то настоять, но поскольку смысл такого понятия, как суверенитет, быстро утрачивался… Да, и главное – деньги. Поскольку еды и одежды сколько угодно, домов легко и быстро можно настроить каких угодно, то деньги совершенно теряют смысл.
– А откуда она берется? – неожиданно спросила Люба.
– Кто она?
– Еда.
– Еда? Вся еда из Сахары. Туда мгновенно доставили нужное количество воды, перегнали пару несоленых айсбергов из Антарктиды, и барханы заколосились. У моего одноклассника там где-то ферма. Он сейчас здесь, приехал меня… (Вадим сообразил, что словно «поддержать» прозвучит неловко и перепрыгнул через него). А в Сахаре все прямо как в наивных детгизовских книжках, читанных в детстве. Планетарный климат, как я уже говорил, сам собой стал выравниваться. В сибирской тундре бахчи, бананы. Изобилие, благодать. Нет нищеты, значит, минимум преступности…
– Все-таки, значит, убивают, – с совершенно неожиданным ехидным смешком произнесла Люба.
Помолчав, Вадим сказал:
– До этого еще дойдем. А сейчас надо закончить предысторию, ведь по сути-то история еще и не начиналась. Важно усвоить следующую вещь: оттого, что каждый может получить «мерседес», геликоптер и даже золотой унитаз, не наступает на Земле «золотой век».
– Хочу золотой унитаз.
– Люба, это настолько доступно, что даже не повод для шуток. В морской воде растворены миллиарды тонн золота, раньше просто было дорого его добывать. А поскольку теперь понятие «дорого» исчезло…
– Хочу золотой унитаз!
– Да Бог с ним, с унитазом, поверьте, что мы подходим…
– Унитаз! – девушка смотрела в потолок и сердито улыбалась.
– Люба, к самому, может, важному моменту, во всей моей… преамбуле. Слушайте теперь меня особенно внимательно, я, например, с первого раза не понял ничего, и только…
– А вы были на моем месте?
– Да. И не так чтобы очень давно.
Вадим на секунду замолчал и надавил пальцами левой руки на глазные яблоки. Он вспомнил инструкцию. Объект будет всячески сопротивляться контакту, это защитная реакция сознания, желание остаться на «своем берегу». Поверить «лектору» – это значит признать, что новый мир существует на самом деле. Это значит признать свою смерть. Страх «бывшей» смерти не намного слабее страха «будущей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Вадим остановился, как бы пытаясь сориентироваться на складе сведений, которые ему предстояло выдать собеседнице. Он искал в ее облике какие-нибудь намеки на то, по какому именно пути было бы лучше повести речь, пытался определить, сколько из изложенного и в какой степени усвоено собеседницей. И ничего определить не мог. Такое впечатление, что его слова не оказывали никакого действия. Но у него не было никакого другого выхода, кроме как продолжать свою лекцию. Пусть будет – горох об стену.
– Да, важно заметить, что ныне все крупные физические эксперименты полностью запрещены, потому что никто из ученых не в состоянии даже приблизительно предсказать результат дальнейшего углубления в корни материи. Не исключено, еще один толчок, и мы самоуничтожимся. Поэтому вся фундаментальная наука заморожена. Совершенно, кстати, непонятно, как наша планета выглядит теперь снаружи, то есть из космоса. До каких пор простирается Плерома. Может быть, мы теперь просто некая туманность. Косвенным образом отсюда можно вывести объяснение того, почему земным ученым никогда раньше не удавалось отыскать в окружающем космосе никаких следов иной жизни. Некоторые большие умы пришли к выводу, что всякая цивилизация, достигнув определенного уровня познания, проникнув на кварковый уровень материи, оказывается в своей Плероме. Я понятно говорю?
Люба повернула голову и стала смотреть в окно. Сегодня она была заметно свободнее в своих движениях, чем в прошлый раз.
– Вы спрашивайте, я ведь не знаю что вам интересно.
Вадим выжидательно помолчал и снова вернулся к своему растрепанному конспекту.
– Самое главное в самом начале, в первые недели Плеромы, это было навести порядок. Вернее, сохранить. Ибо замаячила угроза глобального хаоса. Поднялся всеобщий крик про конец света, хотя света как такового было пре достаточно. Государства зашатались; государство – это полиция, транспорт и телевидение… Правительства пали, но их никто не спешил сменить, до такой степени странной была обстановка. Те, у кого были какие-то обязанности, по инерции продолжали их исполнять. Поднимались, конечно, какие-то эскадрильи, произошли кое-где вспышки мародерства… Но, поскольку никакого ощутимого врага не обнаруживалось, ночь, покровительница грабежей не наступала, разрушений, пожаров, эпидемий не было, как не было и простых отключений воды и электричества, всемирной панике питаться было собственно нечем. Ужас звенел в воздухе, но раздались и многочисленные успокаивающие голоса. Конечно – посыпались самоубийства, три больших всепланетных волны, сильно прибавилось работы психиатрам, но в целом цивилизация устояла.
В комнату вошла медицинская сестра и поставила на стол перед Вадимом кувшин с апельсиновым соком. Слушательнице сок не полагался, ее питала лечебная тумба рядом с кроватью. Отхлебнув из стакана, «лектор» продолжил.
– Дальше, собственно, не так уж интересно.
Люба перекатила голову по подушке и теперь смотрела на «жениха».
– Нет, если вы хотите, я остановлюсь подробнее. Постепенно все стало разъясняться. Самым неожиданным и поразительным в этой новой энергии оказалось, что она очень проста в использовании и удивительно универсальна по своим свойствам. Можно было чуть ли не сразу закрывать все электростанции и закупоривать все нефтевышки. Опять же, очень быстро до всех дошло, что теперь теряет смысл всякая вооруженная, военная сила, любая страна может стереть в порошок любую. То есть все одинаково сильны или одинаково слабы, что одно и то же. Сверхдержавы какое-то время пытались что-то диктовать, на чем-то настоять, но поскольку смысл такого понятия, как суверенитет, быстро утрачивался… Да, и главное – деньги. Поскольку еды и одежды сколько угодно, домов легко и быстро можно настроить каких угодно, то деньги совершенно теряют смысл.
– А откуда она берется? – неожиданно спросила Люба.
– Кто она?
– Еда.
– Еда? Вся еда из Сахары. Туда мгновенно доставили нужное количество воды, перегнали пару несоленых айсбергов из Антарктиды, и барханы заколосились. У моего одноклассника там где-то ферма. Он сейчас здесь, приехал меня… (Вадим сообразил, что словно «поддержать» прозвучит неловко и перепрыгнул через него). А в Сахаре все прямо как в наивных детгизовских книжках, читанных в детстве. Планетарный климат, как я уже говорил, сам собой стал выравниваться. В сибирской тундре бахчи, бананы. Изобилие, благодать. Нет нищеты, значит, минимум преступности…
– Все-таки, значит, убивают, – с совершенно неожиданным ехидным смешком произнесла Люба.
Помолчав, Вадим сказал:
– До этого еще дойдем. А сейчас надо закончить предысторию, ведь по сути-то история еще и не начиналась. Важно усвоить следующую вещь: оттого, что каждый может получить «мерседес», геликоптер и даже золотой унитаз, не наступает на Земле «золотой век».
– Хочу золотой унитаз.
– Люба, это настолько доступно, что даже не повод для шуток. В морской воде растворены миллиарды тонн золота, раньше просто было дорого его добывать. А поскольку теперь понятие «дорого» исчезло…
– Хочу золотой унитаз!
– Да Бог с ним, с унитазом, поверьте, что мы подходим…
– Унитаз! – девушка смотрела в потолок и сердито улыбалась.
– Люба, к самому, может, важному моменту, во всей моей… преамбуле. Слушайте теперь меня особенно внимательно, я, например, с первого раза не понял ничего, и только…
– А вы были на моем месте?
– Да. И не так чтобы очень давно.
Вадим на секунду замолчал и надавил пальцами левой руки на глазные яблоки. Он вспомнил инструкцию. Объект будет всячески сопротивляться контакту, это защитная реакция сознания, желание остаться на «своем берегу». Поверить «лектору» – это значит признать, что новый мир существует на самом деле. Это значит признать свою смерть. Страх «бывшей» смерти не намного слабее страха «будущей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76