господин Гудмэн. Гудмэн – значит добрый человек. Эту фамилию приобрел мой отец. Так меня и зовите: господин Гудмэн.
– Господин Гудмэн, зачем нас, голодных, поместили в клетку, откуда хорошо виден ваш стол?
– Вы должны понять, ребята, как прекрасна жизнь, когда она разумна.
– Что это значит?
– Только одно, – господин Гудмэн налил в высокий бокал соку, бросил туда несколько кубиков льда, неторопливо размешал все соломинкой и с удовольствием пососал. – Самолет разбился, и уже кругом прошло сообщение, что не спасся ни один из пассажиров. И о том, что лодку угнало в открытое море, давно уже сообщила кубинская печать… Спросит ли кто с меня, если я вас расстреляю, утоплю, уморю голодом? Нет, никто не спросит. Все случившееся забыто, сотни новых катастроф случились по всему миру, завтра забудут и о них.
– Что же вы хотите от нас?
– Я постарел и стал добрым, – сказал о себе господин Гудмэн. – Я уже ни от кого не прошу слишком многого… Вы должны заявить, что просите политическое убежище и отказываетесь от возвращения в свои коммунистические страны… Каждый из вас получит определенную сумму денег и сможет поселиться на Багамских островах или где-либо в другом месте. Откроете свой бизнес, каждый будет работать на себя. Делайте деньги и веселитесь.
– До революции так было в России и на Кубе – каждый работал на себя, но несправедливость была нестерпимой, – сказал Алеша.
– Зачем думать о других? Каждый должен думать о себе. Вот и получится, что все думают обо всех. Это самое разумное – думать о себе.
– Нет, господин Гудмэн, – сказал Педро, не сводя глаз с графина с соком, – это уже было и это самая настоящая ложь: когда каждый за себя, все беззащитны перед сплоченной группкой эксплуататоров, перед теми, кто присвоил власть. Нет, мне более по душе иной принцип, он, действительно, справедлив: каждый – для всех. Тогда все – для каждого.
Босс протяжно зевнул, серебряной ложечкой ковырнул мороженое с ананасом – мороженое подал охранник, одетый официантом. На его громадных ручищах белые перчатки расползались по швам.
– «Каждый – для всех, все – для каждого» – это коммунизм, а значит, насилие, бедность, чепуха… «Каждый – для всех» – это, понимаете, не стимулирует личность. Чего ради личность станет выкладываться «на всех», если плодами ее труда завладеют вышестоящие, а самой личности в благодарность за ее труды бросят заплесневелый сухарь? Ведь так было, не правда ли?
– Не дурите маленьких, дяденька, – сказал Педро. – Какому шарлатану понадобилось вбивать нам мысль, что «на всех» – значит на вышестоящих? Если так случалось или еще случится, это как раз преступная измена принципам. «Каждый – для всех» – это осуществимо, когда каждый свободен и общего богатства достаточно, чтобы все жили богатой и справедливой жизнью.
– Этого не будет, – поморщился Босс. – Запомните: коммунизм – это ловкая шутка, бодрящая приманка для темных масс… Я не противник коммунизма. Нет. Пусть он живет. Чем он слабее, тем крепче наш лагерь. Уж мы позаботимся о том, чтобы наши дурачки не скрипели, когда умники будут делать свое дело… Для того чтобы коммунизм не испарился вовсе, я лично предложил бы соединить коммунизм с капитализмом. Вот чем должны заняться коммунистические страны, если хотят, чтобы мы с ними хорошенько сотрудничали. Они сотни лет будут совмещать одно и другое, как совмещали пол и потолок. – Он весело расхохотался.
– Хорошая шутка, но уже с бородой, дяденька, – сказал Алеша. – Вы порочите коммунизм, но вообще-то вы ничего не знаете о коммунизме, потому что все, что было, – это совсем не коммунизм, только подступы к нему, подступы пока что неумелые, неуклюжие при множестве нечистых рук… Вы же первый скорее лопнете, чем позволите народу свободно создать хотя бы одну, но настоящую коммуну… Нет, не было и не будет свободы выше, чем коммунизм. Не было и не будет справедливости и правды полнее, чем коммунизм.
– Настоящие волчата, – подумав, заключил господин Гудмэн. – Ну, так смотрите же, смотрите, как едят и пьют люди, которые плевали на коммунизм. А вы сосите лапу… Вот уморю вас всех, и об этом не узнает ни одна душа в мире… Не проще ли, не выгоднее ли пойти на компромисс?.. Когда на пути скала, скалу надо обойти, не правда ли? У нас на Западе все так и поступают. Всегда легко сговориться, зная, что слабый уступит, согласится на то, что ему предлагают.
Ребята молчали. Босс посмаковал мороженое и сказал:
– Наслушались своих учителей. А надо было их не слушать, надо вообще отвергнуть все назидания, если вы свободные люди… Надо жить весело. Никого не слушая, особенно родителей… Исходить нужно не из каких-то там правил, а из обыкновенной живой жизни… Ешьте мороженое, бездельничайте и ходите в кино… В конце концов мир состоит не из классов, а из обыкновенных людей, у которых полно общих интересов. И миллионер, и поденщик – они прежде всего люди. Каждый из них болеет насморком и носит носки. И, между прочим, за миллионом стоит большой труд, его уважать надо. Не каждый может добыть миллион. Нельзя делить мир на друзей и врагов, мир един и неделим.
– Господин Гудмэн, – сказал Педро, – вы взрослый человек, а пытаетесь обдурить нас, будто маленький мальчик, которому надо напоминать садиться на горшок.
Босс побагровел.
– Это что, дерзость?
– Нет, не дерзость, дяденька, – сказал Алеша. – Просто я и мой друг, мы оба считаем, что миллионер – это всегда вор, если вокруг толпы бедняков. В мире есть правда и ложь, честь и бесчестье, справедливость и насилие. Стало быть, есть друзья и враги… Ответьте, вы нам друг или враг?
– Самый настоящий друг!
– Тогда зачем же вы лишили нас свободы и бросили в тюрьму?
– Потому что я хочу помочь вам правильно пользоваться свободой. Вы не знаете, что такое истинная демократия. Вы жертвы коммунистических догм.
– Но мы не хотим такого учителя, как вы, господин Гудмэн, – сказал Педро. – Мы хотим домой, на родину.
– У солидных людей дом там, где они живут, и родина – там, где им платят деньги. Я ваш друг и не хочу, чтобы вы делали глупости.
– Господин Гудмэн, – сказал Алеша, – вы хотите, чтобы мы считали вас другом и любые ваши действия принимали за заботу о себе?
– Именно так.
– Даже если вы заживо бросите нас в муравейник?
– Зачем же крайности? – рассердился Босс. – Мы деловые люди. Всякий, кто не умеет поддерживать деловых отношений, терпит фиаско… Вы извините, мои друзья, я вынужден подержать вас в тюрьме, пока вы не образумитесь и не поймете, что я ваш друг.
Он подал знак, появились охранники в масках и вновь отвели ребят в темную камеру.
ПУГАЮТ
– Я умираю от жажды и голода, – сказал Педро. – Кажется, мы напрасно не пошли на компромисс, хотя бы для вида. Наелись бы, напились, а там было бы видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Господин Гудмэн, зачем нас, голодных, поместили в клетку, откуда хорошо виден ваш стол?
– Вы должны понять, ребята, как прекрасна жизнь, когда она разумна.
– Что это значит?
– Только одно, – господин Гудмэн налил в высокий бокал соку, бросил туда несколько кубиков льда, неторопливо размешал все соломинкой и с удовольствием пососал. – Самолет разбился, и уже кругом прошло сообщение, что не спасся ни один из пассажиров. И о том, что лодку угнало в открытое море, давно уже сообщила кубинская печать… Спросит ли кто с меня, если я вас расстреляю, утоплю, уморю голодом? Нет, никто не спросит. Все случившееся забыто, сотни новых катастроф случились по всему миру, завтра забудут и о них.
– Что же вы хотите от нас?
– Я постарел и стал добрым, – сказал о себе господин Гудмэн. – Я уже ни от кого не прошу слишком многого… Вы должны заявить, что просите политическое убежище и отказываетесь от возвращения в свои коммунистические страны… Каждый из вас получит определенную сумму денег и сможет поселиться на Багамских островах или где-либо в другом месте. Откроете свой бизнес, каждый будет работать на себя. Делайте деньги и веселитесь.
– До революции так было в России и на Кубе – каждый работал на себя, но несправедливость была нестерпимой, – сказал Алеша.
– Зачем думать о других? Каждый должен думать о себе. Вот и получится, что все думают обо всех. Это самое разумное – думать о себе.
– Нет, господин Гудмэн, – сказал Педро, не сводя глаз с графина с соком, – это уже было и это самая настоящая ложь: когда каждый за себя, все беззащитны перед сплоченной группкой эксплуататоров, перед теми, кто присвоил власть. Нет, мне более по душе иной принцип, он, действительно, справедлив: каждый – для всех. Тогда все – для каждого.
Босс протяжно зевнул, серебряной ложечкой ковырнул мороженое с ананасом – мороженое подал охранник, одетый официантом. На его громадных ручищах белые перчатки расползались по швам.
– «Каждый – для всех, все – для каждого» – это коммунизм, а значит, насилие, бедность, чепуха… «Каждый – для всех» – это, понимаете, не стимулирует личность. Чего ради личность станет выкладываться «на всех», если плодами ее труда завладеют вышестоящие, а самой личности в благодарность за ее труды бросят заплесневелый сухарь? Ведь так было, не правда ли?
– Не дурите маленьких, дяденька, – сказал Педро. – Какому шарлатану понадобилось вбивать нам мысль, что «на всех» – значит на вышестоящих? Если так случалось или еще случится, это как раз преступная измена принципам. «Каждый – для всех» – это осуществимо, когда каждый свободен и общего богатства достаточно, чтобы все жили богатой и справедливой жизнью.
– Этого не будет, – поморщился Босс. – Запомните: коммунизм – это ловкая шутка, бодрящая приманка для темных масс… Я не противник коммунизма. Нет. Пусть он живет. Чем он слабее, тем крепче наш лагерь. Уж мы позаботимся о том, чтобы наши дурачки не скрипели, когда умники будут делать свое дело… Для того чтобы коммунизм не испарился вовсе, я лично предложил бы соединить коммунизм с капитализмом. Вот чем должны заняться коммунистические страны, если хотят, чтобы мы с ними хорошенько сотрудничали. Они сотни лет будут совмещать одно и другое, как совмещали пол и потолок. – Он весело расхохотался.
– Хорошая шутка, но уже с бородой, дяденька, – сказал Алеша. – Вы порочите коммунизм, но вообще-то вы ничего не знаете о коммунизме, потому что все, что было, – это совсем не коммунизм, только подступы к нему, подступы пока что неумелые, неуклюжие при множестве нечистых рук… Вы же первый скорее лопнете, чем позволите народу свободно создать хотя бы одну, но настоящую коммуну… Нет, не было и не будет свободы выше, чем коммунизм. Не было и не будет справедливости и правды полнее, чем коммунизм.
– Настоящие волчата, – подумав, заключил господин Гудмэн. – Ну, так смотрите же, смотрите, как едят и пьют люди, которые плевали на коммунизм. А вы сосите лапу… Вот уморю вас всех, и об этом не узнает ни одна душа в мире… Не проще ли, не выгоднее ли пойти на компромисс?.. Когда на пути скала, скалу надо обойти, не правда ли? У нас на Западе все так и поступают. Всегда легко сговориться, зная, что слабый уступит, согласится на то, что ему предлагают.
Ребята молчали. Босс посмаковал мороженое и сказал:
– Наслушались своих учителей. А надо было их не слушать, надо вообще отвергнуть все назидания, если вы свободные люди… Надо жить весело. Никого не слушая, особенно родителей… Исходить нужно не из каких-то там правил, а из обыкновенной живой жизни… Ешьте мороженое, бездельничайте и ходите в кино… В конце концов мир состоит не из классов, а из обыкновенных людей, у которых полно общих интересов. И миллионер, и поденщик – они прежде всего люди. Каждый из них болеет насморком и носит носки. И, между прочим, за миллионом стоит большой труд, его уважать надо. Не каждый может добыть миллион. Нельзя делить мир на друзей и врагов, мир един и неделим.
– Господин Гудмэн, – сказал Педро, – вы взрослый человек, а пытаетесь обдурить нас, будто маленький мальчик, которому надо напоминать садиться на горшок.
Босс побагровел.
– Это что, дерзость?
– Нет, не дерзость, дяденька, – сказал Алеша. – Просто я и мой друг, мы оба считаем, что миллионер – это всегда вор, если вокруг толпы бедняков. В мире есть правда и ложь, честь и бесчестье, справедливость и насилие. Стало быть, есть друзья и враги… Ответьте, вы нам друг или враг?
– Самый настоящий друг!
– Тогда зачем же вы лишили нас свободы и бросили в тюрьму?
– Потому что я хочу помочь вам правильно пользоваться свободой. Вы не знаете, что такое истинная демократия. Вы жертвы коммунистических догм.
– Но мы не хотим такого учителя, как вы, господин Гудмэн, – сказал Педро. – Мы хотим домой, на родину.
– У солидных людей дом там, где они живут, и родина – там, где им платят деньги. Я ваш друг и не хочу, чтобы вы делали глупости.
– Господин Гудмэн, – сказал Алеша, – вы хотите, чтобы мы считали вас другом и любые ваши действия принимали за заботу о себе?
– Именно так.
– Даже если вы заживо бросите нас в муравейник?
– Зачем же крайности? – рассердился Босс. – Мы деловые люди. Всякий, кто не умеет поддерживать деловых отношений, терпит фиаско… Вы извините, мои друзья, я вынужден подержать вас в тюрьме, пока вы не образумитесь и не поймете, что я ваш друг.
Он подал знак, появились охранники в масках и вновь отвели ребят в темную камеру.
ПУГАЮТ
– Я умираю от жажды и голода, – сказал Педро. – Кажется, мы напрасно не пошли на компромисс, хотя бы для вида. Наелись бы, напились, а там было бы видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45