А вы уперлись – и ни в какую! Скоро весь Голливуд узнает, что вы за тип. Ни одна студия вас и на порог не пустит.
– Ну и черт с ними. Пятьдесят, иначе я не работаю.
– Ах, так черт с ними?! Тогда я сам, лично позабочусь о том, чтоб и духу вашего в Голливуде не было! Посмотрим, удастся ли какому-то паршивому актеришке навязать свои условия Рексу Голду.
– Сядьте.
Он сел, причем довольно быстро.
– Еще раз повторяю. Пятьдесят, или я еду в Нью-Йорк. Даю неделю на размышления.
– Вон отсюда!
– Уже ушел.
* * *
К этому времени я купил небольшой автомобиль, и вот теперь каждое утро мы с Хуаной отправлялись на пляж, потом куда-нибудь еще и около часа дня возвращались, чтоб она могла отдохнуть, при этом всякий раз дома нас ждала записка с просьбой позвонить мистеру Зискину, или Ландону, или кому-то еще. Я не звонил. Около пяти они звонили сами. Получалось, что, если я приду и извинюсь перед мистером Голдом, тогда они готовы поговорить о прибавке, тысячах пятнадцати, около того. Как же, дожидайтесь, пойду я извиняться! Я отвечал, что извиняться мне не за что и что цена остается прежней – пятьдесят тысяч. Где-то на пятый день они расщедрились на двадцать пять. Мы находились в Бербанке, в аэропорту, и уже шли на посадку, когда появились они. К нам подбежал какой-то парень, размахивая подписанным контрактом. Я взглянул – пятьдесят за каждую, но съемки в трех картинах подряд. Соображал я быстро и тут же заявил, что, если они вернут мне деньги за билеты, тогда я согласен. Он вырвал бумаги у меня из рук, прежде чем я успел договорить. На следующий день я вошел в офис Голда и сказал, что вроде бы до меня дошли слухи, что он хочет извиниться. Он заржал, приняв это за шутку, и мы пожали друг другу руки.
* * *
Пока я работал с «Овечками», виделись мы с Хуаной мало. Я возвращался со студии не раньше семи-восьми вечера, она в это время была на занятиях. Я обедал в одиночестве, потом шел ее встречать, и мы заходили куда-нибудь выпить и перекусить. Потом шли домой спать. Поверьте мне, когда вы снимаетесь в кино, это сжирает все время, иначе просто не бывает. Утром, когда я уходил, она еще спала, а потом все повторялось сначала. Но во время отпуска мы отправились купить ей кое-что из одежды. Купили четыре или пять платьев, манто и несколько шляп. Манто из норки ей страшно понравилось. Она все время гладила мех, как когда-то гладила бычье ухо. И выглядела в нем просто шикарно. Но приноровиться к шляпкам ей никак не удавалось. Мы с продавщицей на свой страх и риск подобрали несколько, на вид вполне приличных – одну из мягкого коричневого фетра под строгое платье или костюм, – кстати, она прекрасно смотрелась с манто; одну огромную и почти прозрачную – на выход; еще одну маленькую скромную, в которой можно было пойти в вечернюю школу; и две-три, подходящие, по уверениям продавщицы, к одежде спортивного типа, ну, знаете, вроде тех, что носят на пляже. Но мне никак не удавалось вдолбить ей в голову, какую из шляп с чем надо носить. Мы собирались на пляж, и она вышла из комнаты в белом платье, белых туфлях, с белой сумочкой и в огромной, с мягкими полями вечерней шляпе. Или же мы выходили днем в город, и она надевала уличный костюм, накидывала сверху манто, а на голову водружала спортивную шляпку. Я принимался спорить и доказывать, что к чему.
– Но эта шляпа очень красивый. Мне нравится.
– Кто говорит, что некрасивая? Но на пляж нельзя надевать вечернюю шляпу. Это выглядит смешно. Так не носят.
– Но почему?
– Не знаю почему. Не носят, и все.
– Но мне нравится.
– Я же тебе плохого не посоветую.
– Я не понимать.
А потом случилось то, что навеки отвратило меня от Голливуда и всего, что с ним связано. Возможно, вы не знаете, что это такое – быть знаменитым голливудским актером. Думаю, по популярности это сравнимо разве что с жокеем – победителем в ирландском тотализаторе, только много хуже. Нигде нельзя появиться, чтобы тебя тут же не принялись зазывать на вечеринку, или выпрашивать автограф для больного ребенка, который сейчас лежит дома в постели, или предлагать черкнуть о тебе пару строк в какой-нибудь коммерческой газете, или же приглашать спеть на банкете для студийного начальства. Некоторые из приглашений приходилось принимать, например на банкет, но от вечеринок я успешно увиливал, ссылаясь на страшную занятость. Однако, когда работа над «Полом Баньяном» завершилась и я ждал, когда закончат монтаж, позвонила Эльза Чэдвик, моя партнерша по фильму, и пригласила на маленькую вечеринку – да, завтра вечером, лишь несколько самых близких друзей и не соглашусь ли я для них спеть? Она застигла меня врасплох, никак не удавалось придумать удобный предлог, чтобы отвертеться. Я забормотал что-то насчет свидания с дамой, которую обещал свести в город пообедать, тут Эльза сахарным голоском зажурчала, что я могу прийти и с дамой. Конечно, обязательно, непременно с дамой. Итак, она ждет нас завтра к девяти.
Я не знал, как посмотрит на это Хуана, но, к моему удивлению, упрямиться она не стала и сказала, что хочет пойти.
– О да! Я хотеть, очень. Эта мисс Чэдвик, я видела ее в cinema. Она очень красивая.
С утра пораньше я отправился на студию пересняться в одной сцене и напрочь забыл о вечеринке. Вспомнил я о ней, только когда вернулся домой. Хуана плескалась в душе, готовясь к выходу. К этому времени я уже обзавелся полным набором голливудской вечерней одежды, переоделся, вышел в гостиную и стал ждать. Примерно через полчаса появилась она. Ощущение было такое, будто меня ударили под дых. Оказывается, сегодня она самостоятельно отправилась по магазинам и приобрела специальный наряд для вечеринки. Известно ли вам, каким представляет себе вечерний туалет мексиканская девушка? Платье из белого шелка с красными цветами, красный цветок в волосах, белые туфли с рубиновыми пряжками. Бог знает, где она умудрилась раздобыть все это. Прямо Рамона на воскресной прогулке. Я было раскрыл рот сказать, что это никуда не годится, но вместо этого обнял и притянул ее к себе. Ведь она для меня старалась. И вместо шляпы решила взять красную rebozo. Вечер был теплый, особой необходимости в шляпе не было, и я смирился, ладно, так и быть. Но когда она накинула шаль, стало еще хуже. Эти rebozo вяжут вручную, но не из шерсти, а из хлопка, как и все остальное в Мексике. Нет сил передать вам, как чудовищно выглядела она в этом платье, туфельках и хлопковой шали, накинутой на голову.
Не успели мы войти, как Чэдвик повисла у меня на шее, но при виде Хуаны улыбка застыла у нее на лице, а глаза приобрели змеиное выражение. Там уже собралось человек двадцать-тридцать, и она представила нас, но не каждому гостю в отдельности, а всем вместе. Стояла рядом с нами и металлическим голосом выпаливала имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Ну и черт с ними. Пятьдесят, иначе я не работаю.
– Ах, так черт с ними?! Тогда я сам, лично позабочусь о том, чтоб и духу вашего в Голливуде не было! Посмотрим, удастся ли какому-то паршивому актеришке навязать свои условия Рексу Голду.
– Сядьте.
Он сел, причем довольно быстро.
– Еще раз повторяю. Пятьдесят, или я еду в Нью-Йорк. Даю неделю на размышления.
– Вон отсюда!
– Уже ушел.
* * *
К этому времени я купил небольшой автомобиль, и вот теперь каждое утро мы с Хуаной отправлялись на пляж, потом куда-нибудь еще и около часа дня возвращались, чтоб она могла отдохнуть, при этом всякий раз дома нас ждала записка с просьбой позвонить мистеру Зискину, или Ландону, или кому-то еще. Я не звонил. Около пяти они звонили сами. Получалось, что, если я приду и извинюсь перед мистером Голдом, тогда они готовы поговорить о прибавке, тысячах пятнадцати, около того. Как же, дожидайтесь, пойду я извиняться! Я отвечал, что извиняться мне не за что и что цена остается прежней – пятьдесят тысяч. Где-то на пятый день они расщедрились на двадцать пять. Мы находились в Бербанке, в аэропорту, и уже шли на посадку, когда появились они. К нам подбежал какой-то парень, размахивая подписанным контрактом. Я взглянул – пятьдесят за каждую, но съемки в трех картинах подряд. Соображал я быстро и тут же заявил, что, если они вернут мне деньги за билеты, тогда я согласен. Он вырвал бумаги у меня из рук, прежде чем я успел договорить. На следующий день я вошел в офис Голда и сказал, что вроде бы до меня дошли слухи, что он хочет извиниться. Он заржал, приняв это за шутку, и мы пожали друг другу руки.
* * *
Пока я работал с «Овечками», виделись мы с Хуаной мало. Я возвращался со студии не раньше семи-восьми вечера, она в это время была на занятиях. Я обедал в одиночестве, потом шел ее встречать, и мы заходили куда-нибудь выпить и перекусить. Потом шли домой спать. Поверьте мне, когда вы снимаетесь в кино, это сжирает все время, иначе просто не бывает. Утром, когда я уходил, она еще спала, а потом все повторялось сначала. Но во время отпуска мы отправились купить ей кое-что из одежды. Купили четыре или пять платьев, манто и несколько шляп. Манто из норки ей страшно понравилось. Она все время гладила мех, как когда-то гладила бычье ухо. И выглядела в нем просто шикарно. Но приноровиться к шляпкам ей никак не удавалось. Мы с продавщицей на свой страх и риск подобрали несколько, на вид вполне приличных – одну из мягкого коричневого фетра под строгое платье или костюм, – кстати, она прекрасно смотрелась с манто; одну огромную и почти прозрачную – на выход; еще одну маленькую скромную, в которой можно было пойти в вечернюю школу; и две-три, подходящие, по уверениям продавщицы, к одежде спортивного типа, ну, знаете, вроде тех, что носят на пляже. Но мне никак не удавалось вдолбить ей в голову, какую из шляп с чем надо носить. Мы собирались на пляж, и она вышла из комнаты в белом платье, белых туфлях, с белой сумочкой и в огромной, с мягкими полями вечерней шляпе. Или же мы выходили днем в город, и она надевала уличный костюм, накидывала сверху манто, а на голову водружала спортивную шляпку. Я принимался спорить и доказывать, что к чему.
– Но эта шляпа очень красивый. Мне нравится.
– Кто говорит, что некрасивая? Но на пляж нельзя надевать вечернюю шляпу. Это выглядит смешно. Так не носят.
– Но почему?
– Не знаю почему. Не носят, и все.
– Но мне нравится.
– Я же тебе плохого не посоветую.
– Я не понимать.
А потом случилось то, что навеки отвратило меня от Голливуда и всего, что с ним связано. Возможно, вы не знаете, что это такое – быть знаменитым голливудским актером. Думаю, по популярности это сравнимо разве что с жокеем – победителем в ирландском тотализаторе, только много хуже. Нигде нельзя появиться, чтобы тебя тут же не принялись зазывать на вечеринку, или выпрашивать автограф для больного ребенка, который сейчас лежит дома в постели, или предлагать черкнуть о тебе пару строк в какой-нибудь коммерческой газете, или же приглашать спеть на банкете для студийного начальства. Некоторые из приглашений приходилось принимать, например на банкет, но от вечеринок я успешно увиливал, ссылаясь на страшную занятость. Однако, когда работа над «Полом Баньяном» завершилась и я ждал, когда закончат монтаж, позвонила Эльза Чэдвик, моя партнерша по фильму, и пригласила на маленькую вечеринку – да, завтра вечером, лишь несколько самых близких друзей и не соглашусь ли я для них спеть? Она застигла меня врасплох, никак не удавалось придумать удобный предлог, чтобы отвертеться. Я забормотал что-то насчет свидания с дамой, которую обещал свести в город пообедать, тут Эльза сахарным голоском зажурчала, что я могу прийти и с дамой. Конечно, обязательно, непременно с дамой. Итак, она ждет нас завтра к девяти.
Я не знал, как посмотрит на это Хуана, но, к моему удивлению, упрямиться она не стала и сказала, что хочет пойти.
– О да! Я хотеть, очень. Эта мисс Чэдвик, я видела ее в cinema. Она очень красивая.
С утра пораньше я отправился на студию пересняться в одной сцене и напрочь забыл о вечеринке. Вспомнил я о ней, только когда вернулся домой. Хуана плескалась в душе, готовясь к выходу. К этому времени я уже обзавелся полным набором голливудской вечерней одежды, переоделся, вышел в гостиную и стал ждать. Примерно через полчаса появилась она. Ощущение было такое, будто меня ударили под дых. Оказывается, сегодня она самостоятельно отправилась по магазинам и приобрела специальный наряд для вечеринки. Известно ли вам, каким представляет себе вечерний туалет мексиканская девушка? Платье из белого шелка с красными цветами, красный цветок в волосах, белые туфли с рубиновыми пряжками. Бог знает, где она умудрилась раздобыть все это. Прямо Рамона на воскресной прогулке. Я было раскрыл рот сказать, что это никуда не годится, но вместо этого обнял и притянул ее к себе. Ведь она для меня старалась. И вместо шляпы решила взять красную rebozo. Вечер был теплый, особой необходимости в шляпе не было, и я смирился, ладно, так и быть. Но когда она накинула шаль, стало еще хуже. Эти rebozo вяжут вручную, но не из шерсти, а из хлопка, как и все остальное в Мексике. Нет сил передать вам, как чудовищно выглядела она в этом платье, туфельках и хлопковой шали, накинутой на голову.
Не успели мы войти, как Чэдвик повисла у меня на шее, но при виде Хуаны улыбка застыла у нее на лице, а глаза приобрели змеиное выражение. Там уже собралось человек двадцать-тридцать, и она представила нас, но не каждому гостю в отдельности, а всем вместе. Стояла рядом с нами и металлическим голосом выпаливала имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54