— Ты похожа на ангела, — признал Чипе, — но я ни во что такое не верю. Ни в путешествия во времени, ни в говорящие деревья, ни в громадных жаб, ни во что. Кто-то подсунул мне наркотик.
— Да, кто-то подсунул тебе наркотик. Но я, твой святой ангел-хранитель, подсовываю тебе этот конверт, чтобы по возвращении в Лондон у тебя не было неприятностей. Тебе нужно лишь придумать более или менее достоверную историю…
— Скажу, что БАЛБЕС держали меня в своих застенках вместе с прекрасной евразийской невольницей… — начал импровизировать Чипе.
— Отлично, — сказала ангел-хранитель. — Они тебе не поверят, однако подумают, что в эту басню веришь ты сам. И этого достаточно.
— Кто ты на самом деле?
Проигнорировав его вопрос, дерево повторило: «Не потеряй конверт» — и удалилось, по пути снова став юной итальянкой, а затем превратившись в гигантскую женщину с золотым яблоком в руке.
Шеф оперативного отдела полиции Федеративной Республики Германии по фамилии Гауптманн — высокий, худой, с коротко остриженными серебристо-седыми волосами мужчина, в лице которого проглядывало что-то лисье, — с отвращением оглядел фюреровский номер-люкс. Он прибыл из Бонна и, вознамерившись найти хоть какой-то смысл в скандалах, трагедиях и мистериях прошедшей ночи, тут же направился в отель «Дунай». Первым подозреваемым, которого он решил допросить с пристрастием, был FreiherrХагбард Челине — тёмная личность и миллионер из высшего общества, наделавший на рок-фестивале много шума. Теперь они тихо беседовали в углу, пока позади них щёлкали затворами фотоаппаратов полицейские фотографы.
— Ужасная трагедия, — сказал Гауптманн, глядя на Хагбарда пронизывающим взглядом. — Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего президента прошлой ночью. А также по поводу печального положения дел в вашей стране.
В действительности, наблюдая, как Соединённые Штаты Америки тонут в пучине хаоса, Гауптманн испытывал радость. Его призвали в немецкую армию в конце Второй мировой войны, когда ему было пятнадцать лет. У него на глазах американцы с союзниками оккупировали Германию. Это оказало на него гораздо большее впечатление, чем дальнейшее сотрудничество США и Западной Германии.
— Это не мой президент и не моя страна, — быстро сказал Хагбард. — Я родился в Норвегии, довольно долгое время жил в США и даже стал на какое-то время гражданином этой страны, но тогда я был намного моложе, чем сейчас. Я отказался от американского гражданства много лет назад.
— Ясно, — хмыкнул Гауптманн, безуспешно пытаясь скрыть своё отвращение к человеку, по непонятным причинам не испытывающему чувства национальной принадлежности. — И какая же страна имеет честь считать вас своим гражданином?
Улыбаясь, Хагбард полез во внутренний карман яхтсменского блейзера с медными пуговицами, надетого им по такому торжественному случаю, и вручил Гауптманну свой паспорт. Взглянув на документ, тот крякнул от удивления.
— Экваториальная Гвинея. — Гауптманн поднял глаза на Хагбарда и нахмурился. — Фернандо-По!
— Именно так, — подтвердил Хагбард, и его смуглое ястребиное лицо осветилось улыбкой. — Я приму ваши сочувствия по поводу печального положения дел в этой стране.
Неприязнь Гауптманна к плутократу усилилась. Безусловно, Челине был одним из тех беспринципных международных авантюристов, которые выбирали гражданство, руководствуясь теми же соображениями, что и судовладельцы, регистрировавшие корабли в Панаме. Наверняка он богат, как вся Экваториальная Гвинея вместе взятая, и при этом, скорее всего, ничего не сделал для усыновившей его страны, разве что подкупил пару чиновников, чтобы скорее получить гражданство. Экваториальная Гвинея раскололась на части, едва не втянув мир в третью и последнюю мировую войну, но это не помешало сидящему перед ним средиземноморскому хлыщу и паразиту спокойно приехать на рок-фестиваль на «бугатти-ройял» с целой кучей прихлебателей, лизоблюдов, подхалимов, любимчиков, шлюх, наркоманов и социально пассивных элементов всех мастей. Отвратительно!
Хагбард оглянулся.
— Тут неважное место для беседы. Как вы выдерживаете такую вонь? Меня тошнит.
Довольный, что доставил хоть какое-то неудобство этому типу, к которому он испытывал тем больше антипатии, чем больше о нем узнавал, Гауптманн откинулся на спинку красного кресла и неприятно усмехнулся:
— Вам придётся меня простить, Freiherr Челине, но я считаю, что в данный момент нам необходимо побеседовать именно здесь. Однако мне казалось, что сей специфический рыбный запах не должен вызывать у вас тошноту. Наверное, меня ввела в заблуждение ваша морская форма.
Хагбард пожал плечами.
— Я люблю море. Но если кому-то нравится вода, это не значит, что он будет в восторге от дохлой скумбрии. Что это, по-вашему?
— Не имею ни малейшего представления. Я надеялся, что вы внесёте ясность.
— Так вот, это просто дохлая рыба. Именно она здесь и воняет. Боюсь, вы рассчитывали получить от меня больше информации. Наверное, вы предполагаете, что я могу многое рассказать о прошедшей ночи. Но что именно вас интересует?
— Прежде всего я хочу знать, что тут на самом деле произошло. На мой взгляд, мы столкнулись с массовым наркотическим отравлением. В последние годы у нас — в Западном мире в целом — подобные инциденты становятся повсеместными. Судя по всему, на этом фестивале случаи употребления безалкогольных напитков с ЛСД были не единичными.
— Если угостить каждого таким десертом, кто избежит галлюцинаций? — заметил Хагбард. — Прошу прощения?
— Я перефразировал Шекспира. Впрочем, это к делу не относится. Прошу вас, продолжайте.
— Ну так вот, до сих пор никто не смог связно и достоверно доложить мне о ночных событиях, — сказал Гауптманн. — Я совершенно уверен в том, что умерли по меньшей мере двадцать семь человек. Произошло массовое злоупотребление ЛСД. Есть множество сообщений о выстрелах из пистолетов и винтовок, а также звуках автоматных очередей, которые доносились с берега озера. И есть очевидцы, утверждающие, будто они видели людей в эсэсовских мундирах, бегавших по лесу. Если это не галлюцинации, значит, налицо факт серьёзного преступления, поскольку именно так квалифицируется в Федеративной Республике Германии ношение нацистской формы. До сих пор нам удаётся скрывать большую часть этой информации от прессы, поскольку мы изолировали прибывших сюда репортёров. Нам предстоит точно установить, какие преступления были совершены, кто их совершил, и привлечь виновных к судебной ответственности, иначе мы предстанем перед всем миром как государство, неспособное справиться с массовым моральным растлением молодёжи.
— Все государства — массовые растлители молодёжи, — сказал Хагбард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59