Позади него я заметил множество разноцветных корешков книг и журналов, а из-за двери лаборатории, расположенной в глубине библиотеки, шел сладковатый запах формальдегида.
Сейчас уже не помню, как это случилось: постучал я в ту дверь или это сделал кто-то другой, но когда дверь закрылась, надо мной склонилась женщина в розовом, которая показалась мне очень красивой.
Когда ее лицо очутилось на уровне моего, она заверила меня, что отец сам написал все эти книжки, которые я только что видел, и, в общем, я ей поверил.
Как я уже говорил, нам с братом не разрешалось входить в библиотеку. Однако, когда мы немного подросли, мистер Миллион брал нас с собой и не менее двух раз в неделю мы посещали городскую библиотеку. Это была почти единственная причина, по которой мы уходили за пределы дома, а поскольку мой учитель не любил покидать свое металлическое кресло и менять его на кресло в нашей машине, которая едва выдерживала его вес, то эти экскурсии проходили пешком.
Очень долго мои познания о городе ограничивались дорогой до библиотеки: триста метров по улице Селтамбанке, на которой находился наш дом, потом вправо по Рю де'Астикст до невольничьего рынка, а там уже метров через сто и библиотека. Ребенок всегда наблюдательнее взрослого и преимущественно концентрирует внимание на том, на что взрослые его никогда не обратят, а на весьма невероятные события всегда реагирует спокойно. Мы с братом интересовались поддельными антиками, которыми торговали на Рю де'Астикст, и часто бывали огорчены, когда мистер Миллион не соглашался задержаться хотя бы на час на невольничьем рынке.
Рынок был небольшой, так как Порт Мимизон не являлся важным центром этого промысла.
Аукционеры часто бывали в хороших отношениях с предметом своего бизнеса, когда встречались с ним по нескольку раз подряд по мере того, как очередные владельцы сдавали невольников снова на аукцион. Мистер Миллион иногда присматривался к аукционам, а мы в это время жевали тосты, которые он покупал нам тут же в киоске. Там были глуповато улыбавшиеся мужчины с ногами, покрытыми узловатыми мускулами, были закованные в цепи гладиаторы с затуманенными наркотиком глазами, были повара, горничные и сотни других.
Библиотека являлась гораздо большим зданием, чем требовалось. В давние времена там размещались правительственные учреждения. Парк, который когда-то ее окружал, пришел в запустение. К двери вела узкая тропинка. Когда входишь в зал, то внешняя убогость уступает место внутреннему великолепию. Главное место библиотекаря находилось непосредственно под куполом-крышей, который поднимался на пятьсот футов. Его окружали спирали переходов, вдоль которых располагались стеллажи. Над всем этим возвышался величественный каменный свод, и мне всегда казалось, что куски штукатурки, грозившие оторваться от потолка, могли убить любого посетителя.
Когда мистер Миллион взбирался наверх, просматривая по дороге книжки, мы с Дэвидом забегали вперед, опережая его на несколько поворотов, и могли делать все, что взбредало нам в голову.
Когда я был совсем маленьким, мне в голову часто приходила мысль, что раз отец написал столько книг, то уж некоторые из них обязательно должны быть здесь. Я забирался почти под самый купол и искал их там. Поскольку библиотекари очень своеобразно располагали книги по своему усмотрению, всегда была возможность найти что-то, на что раньше не обращал внимания. Полки возносились высоко над головой, и когда я чувствовал, что за мной никто не наблюдает, то лазил по ним, как по лестницам. Если на полке не было места, чтобы поставить ногу, я ставил ее прямо на книги. Время от времени они слетали на пол, где лежали до нашего следующего посещения, и это говорило о том, что работники библиотеки редко забирались сюда. На полках всегда царил беспорядок, особенно на тех, куда было легче всего добраться.
В один прекрасный день я забрался на полку, которая была выше всех в библиотеке.
Там я нашел место, где стояла — не считая книги по астронавтике «Космический корабль в милю длиной» какого-то немца — в единственном экземпляре «Понедельники или вторники», опертая на книжку об убийстве Троцкого, а также рассыпавшийся от ветхости томик рассказов Вернона Бинга, который находился не на своем месте.
Я никогда не находил книжек отца, но не жалел о том, что приходится путешествовать по полкам. Если Дэвид был со мной, то мы вместе бегали по переходам вверх и вниз, следили за перемещениями мистера Миллиона и гадали, что будет, если свалить на него тяжелую полку с книгами. Дэвид обычно ковырялся в интересовавших его книжках на нижних полках, а я забирался на самый верх, под купол, почти упираясь в него головой.
Вокруг ржавой платформы, немногим более широкой, чем полка, на которой я сидел, шел ряд круглых отверстий. Жестяная стена, в которой они были проделаны, была такой тонкой, что, когда я отгибал заржавевшие листы, то мог высунуть голову наружу. Там свистел ветер, кружили птицы и подо мной простирался громадный купол.
На западе я различал наш дом, который отличался от остальных высотой и апельсиновыми деревьями, растущими на крыше.
На юге были видны мачты кораблей в порту, а в хорошую погоду и в соответствующее время суток даже белые гривы прилива или отлива между полуостровами. Я очень хорошо помню, что как-то, глядя на юг, я заметил огромный гейзер воды, освещенный солнцем — это садился на воду звездолет.
На западе и востоке начинался центр города с крепостью и большим рынком, а дальше были видны леса и горы. Однако, рано или поздно, независимо от того, был ли со мной брат, мистер Миллион звал к себе. Мы должны были идти с ним в одно крыло библиотеки, и там он показывал нам какую-нибудь научную книгу. Начиналось наше учение. Отец настаивал, чтобы мы занимались химией и биологией. Под руководством мистера Миллиона мы постигали премудрости этих наук. Моим любимым предметом была биология, Дэвид же тяготел к языкам, литературе и праву. Но крое этих предметов, мы изучали также антропологию, кибернетику и психологию.
Обычно мистер Миллион выбирал для нас самые важные книги на несколько следующих дней и просил, чтобы мы сами дополнительно изучили еще несколько. Потом мы проходили в тихий закуток читального зала, что был стол, кресла и достаточно места, чтобы начать наши занятия. С началом урока Дэвид раскрывал на коленях иллюстрированные «Рассказы из Одиссеи». Мистер Миллион не видел этого, а Дэвид смотрел на него с полным вниманием. Солнце светило наискось на стол из высокого окна, выявляя носившуюся в воздухе пыль.
— Интересно, кто-нибудь из вас обратил внимание на каменные орудия в зале, где мы были минуту назад?
Мы кивнули.
— Они были сделаны на Земле или здесь, на нашей планете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Сейчас уже не помню, как это случилось: постучал я в ту дверь или это сделал кто-то другой, но когда дверь закрылась, надо мной склонилась женщина в розовом, которая показалась мне очень красивой.
Когда ее лицо очутилось на уровне моего, она заверила меня, что отец сам написал все эти книжки, которые я только что видел, и, в общем, я ей поверил.
Как я уже говорил, нам с братом не разрешалось входить в библиотеку. Однако, когда мы немного подросли, мистер Миллион брал нас с собой и не менее двух раз в неделю мы посещали городскую библиотеку. Это была почти единственная причина, по которой мы уходили за пределы дома, а поскольку мой учитель не любил покидать свое металлическое кресло и менять его на кресло в нашей машине, которая едва выдерживала его вес, то эти экскурсии проходили пешком.
Очень долго мои познания о городе ограничивались дорогой до библиотеки: триста метров по улице Селтамбанке, на которой находился наш дом, потом вправо по Рю де'Астикст до невольничьего рынка, а там уже метров через сто и библиотека. Ребенок всегда наблюдательнее взрослого и преимущественно концентрирует внимание на том, на что взрослые его никогда не обратят, а на весьма невероятные события всегда реагирует спокойно. Мы с братом интересовались поддельными антиками, которыми торговали на Рю де'Астикст, и часто бывали огорчены, когда мистер Миллион не соглашался задержаться хотя бы на час на невольничьем рынке.
Рынок был небольшой, так как Порт Мимизон не являлся важным центром этого промысла.
Аукционеры часто бывали в хороших отношениях с предметом своего бизнеса, когда встречались с ним по нескольку раз подряд по мере того, как очередные владельцы сдавали невольников снова на аукцион. Мистер Миллион иногда присматривался к аукционам, а мы в это время жевали тосты, которые он покупал нам тут же в киоске. Там были глуповато улыбавшиеся мужчины с ногами, покрытыми узловатыми мускулами, были закованные в цепи гладиаторы с затуманенными наркотиком глазами, были повара, горничные и сотни других.
Библиотека являлась гораздо большим зданием, чем требовалось. В давние времена там размещались правительственные учреждения. Парк, который когда-то ее окружал, пришел в запустение. К двери вела узкая тропинка. Когда входишь в зал, то внешняя убогость уступает место внутреннему великолепию. Главное место библиотекаря находилось непосредственно под куполом-крышей, который поднимался на пятьсот футов. Его окружали спирали переходов, вдоль которых располагались стеллажи. Над всем этим возвышался величественный каменный свод, и мне всегда казалось, что куски штукатурки, грозившие оторваться от потолка, могли убить любого посетителя.
Когда мистер Миллион взбирался наверх, просматривая по дороге книжки, мы с Дэвидом забегали вперед, опережая его на несколько поворотов, и могли делать все, что взбредало нам в голову.
Когда я был совсем маленьким, мне в голову часто приходила мысль, что раз отец написал столько книг, то уж некоторые из них обязательно должны быть здесь. Я забирался почти под самый купол и искал их там. Поскольку библиотекари очень своеобразно располагали книги по своему усмотрению, всегда была возможность найти что-то, на что раньше не обращал внимания. Полки возносились высоко над головой, и когда я чувствовал, что за мной никто не наблюдает, то лазил по ним, как по лестницам. Если на полке не было места, чтобы поставить ногу, я ставил ее прямо на книги. Время от времени они слетали на пол, где лежали до нашего следующего посещения, и это говорило о том, что работники библиотеки редко забирались сюда. На полках всегда царил беспорядок, особенно на тех, куда было легче всего добраться.
В один прекрасный день я забрался на полку, которая была выше всех в библиотеке.
Там я нашел место, где стояла — не считая книги по астронавтике «Космический корабль в милю длиной» какого-то немца — в единственном экземпляре «Понедельники или вторники», опертая на книжку об убийстве Троцкого, а также рассыпавшийся от ветхости томик рассказов Вернона Бинга, который находился не на своем месте.
Я никогда не находил книжек отца, но не жалел о том, что приходится путешествовать по полкам. Если Дэвид был со мной, то мы вместе бегали по переходам вверх и вниз, следили за перемещениями мистера Миллиона и гадали, что будет, если свалить на него тяжелую полку с книгами. Дэвид обычно ковырялся в интересовавших его книжках на нижних полках, а я забирался на самый верх, под купол, почти упираясь в него головой.
Вокруг ржавой платформы, немногим более широкой, чем полка, на которой я сидел, шел ряд круглых отверстий. Жестяная стена, в которой они были проделаны, была такой тонкой, что, когда я отгибал заржавевшие листы, то мог высунуть голову наружу. Там свистел ветер, кружили птицы и подо мной простирался громадный купол.
На западе я различал наш дом, который отличался от остальных высотой и апельсиновыми деревьями, растущими на крыше.
На юге были видны мачты кораблей в порту, а в хорошую погоду и в соответствующее время суток даже белые гривы прилива или отлива между полуостровами. Я очень хорошо помню, что как-то, глядя на юг, я заметил огромный гейзер воды, освещенный солнцем — это садился на воду звездолет.
На западе и востоке начинался центр города с крепостью и большим рынком, а дальше были видны леса и горы. Однако, рано или поздно, независимо от того, был ли со мной брат, мистер Миллион звал к себе. Мы должны были идти с ним в одно крыло библиотеки, и там он показывал нам какую-нибудь научную книгу. Начиналось наше учение. Отец настаивал, чтобы мы занимались химией и биологией. Под руководством мистера Миллиона мы постигали премудрости этих наук. Моим любимым предметом была биология, Дэвид же тяготел к языкам, литературе и праву. Но крое этих предметов, мы изучали также антропологию, кибернетику и психологию.
Обычно мистер Миллион выбирал для нас самые важные книги на несколько следующих дней и просил, чтобы мы сами дополнительно изучили еще несколько. Потом мы проходили в тихий закуток читального зала, что был стол, кресла и достаточно места, чтобы начать наши занятия. С началом урока Дэвид раскрывал на коленях иллюстрированные «Рассказы из Одиссеи». Мистер Миллион не видел этого, а Дэвид смотрел на него с полным вниманием. Солнце светило наискось на стол из высокого окна, выявляя носившуюся в воздухе пыль.
— Интересно, кто-нибудь из вас обратил внимание на каменные орудия в зале, где мы были минуту назад?
Мы кивнули.
— Они были сделаны на Земле или здесь, на нашей планете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19