Мария, как всегда, в черном – длинная юбка почти подметала пол, – стояла, ожидая ее у двери, плотно запахнувшись в ветхую шаль. Удушливой сентябрьской жары она, как видно, не чувствовала. Когда Эллен вошла, Мария тихо пробормотала, не отрывая взгляда от пола:
– Прошу вас, простите меня, сеньора. Я очень, очень поздно пришла.
Темная фигура, застывшая на пороге, выглядела просто воплощением скорби – и раздражение Эллен как рукой сняло.
– Ничего страшного, – ответила она мягко. – Ведь долго говорить нам ни к чему, верно? – Не дожидаясь ответа, она приступила к распоряжениям: – Все, что тебе понадобится для мытья и стирки, найдешь в кладовке за кухней... но сегодня я бы просто попросила тебя пропылесосить – и все. А об остальном – в субботу. Так устроит тебя?
– Си, сеньора, – едва слышно проронила Мария уже на пути к кухне. Эллен поспешно натянула плащ, взяла со столика в прихожей сумочку и, помахав Марии, хлопнула дверью.
Едва только шаги Эллен затихли за окном, Мария Торрес выпрямилась; внезапно заблестевшие глаза принялись ощупывать каждый уголок дома Лонсдейлов. Словно тень, передвигалась она по комнатам, осматривая дом, принадлежавший тем самым гринго, сына которых спас ее сын – Рамон.
Конечно, было бы лучше, если бы Рамон дал ему умереть – ведь все гринго рано или поздно должны подохнуть. Только об этом Мария думала, только этой мыслью жила, эта же мысль преследовала ее и когда она убирала, мыла, чистила дома этих проклятых ladrones.
Воров.
Убийц.
Вот кто они на самом деле такие. И пусть даже Рамон не понимает этого, зато она отлично все знает.
Но она так и будет стирать их белье, убирать их дома, принадлежащие по праву ее народу, до тех пор, пока не вернется дон Алехандро, чтобы отомстить за смерть родителей и сестер, и дома на холмах не вернутся к их законным владельцам.
И это время – она знала – было недалеко. Разве обманут хозяйку ее старые кости?
Последняя комната... кажется, комната их сына. Мария вошла в нее.
И сразу почувствовала – Алехандро вернулся. Настало время возмездия.
* * *
Долгожданный обед с подругами обернулся для Эллен Лонсдейл сущим кошмаром. Все разговоры, как она и предполагала, вращались вокруг ее сына и Раймонда Торреса. Однако это продолжалось не очень долго, она торопилась на разговор с директором школы и поэтому довольно быстро покинула своих подруг, сбежав от никчемных разговоров.
И теперь, сидя в кабинете директора, она изо всех сил пыталась вникнуть в его слова, но смысл их ускользал от нее.
– Простите, – извинилась наконец Эллен. – Но, боюсь, я все-таки не совсем понимаю вас.
В кабинете Дэна Айзенберга они с Маршем сидели уже почти час, минут двадцать назад к ним присоединился Раймонд Торрес. Но на Эллен словно затмение нашло – она никак не могла уяснить смысл происходящего.
– Это значит, что Алекс начал наконец пользоваться своим мозгом, – объяснил Марш. – Это тебе и пытаются объяснить. И только что нам показывали результаты тестирования. Отличные, надо сказать, результаты!
– Но... откуда? – недоуменно посмотрела на него Эллен. – Я знаю, конечно, что он занимался все лето и что память у него прекрасная, но... вот это... – она слегка приподняла пачку листов с вопросами, – взять даже все эти вычисления – когда он успел? Ему же попросту не хватило бы времени! – Снова бросив листы на стол Айзенберга, она обернулась к Торресу. Если кто и мог объяснить ей что-то – так только он. – Расскажи мне все снова, – попросила она, и когда их глаза встретились, она почувствовала странное облегчение; к ней вдруг вернулась способность думать.
Вытянув перед собой руки, Торрес сплел пальцы так, что хрустнули суставы.
– Все, в общем, очень просто, – начал он. – Мозг Алекса сейчас функционирует несколько... в другом режиме, чем до аварии. За счет компенсации, так сказать. То есть если какое-то одно чувство у пациента притупляется, другие за счет этого становятся острее. Подобное в этом роде произошло и с Алексом: притупление эмоциональной деятельности компенсировалось обострением деятельности интеллектуальной.
– Это я понимаю, – кивнула Эллен. – То есть, по крайней мере, понимаю теоретически. Но не понимаю, что все это на самом деле значит. Я имею в виду – что это значит для Алекса.
– Не уверен, что сейчас кто-либо способен дать вам ответ, миссис Лонсдейл, – покачал головой Дэн Айзенберг.
– Да это и неважно, – поддакнул Торрес. – Все равно ни с новыми возможностями, ни с... недостатками мозга Алекса мы сейчас уже ничего не сможем поделать. Все, что можно было сделать, сделано – мной. Теперь наше дело – только наблюдать за ним...
– Как за подопытным кроликом? – гневно вскинул брови Марш Лонсдейл. Торрес бросил на него ледяной взгляд.
– Если хотите, – ответил Торрес, сопроводив свои слова ледяным взглядом.
– Бога ради, Торрес, Алекс – мой сын! – Марш резко повернулся к Эллен. – Для Алекса это значит только одно – он стал на редкость способным молодым человеком. Собственно, – он обращался уже к Дэну Айзенбергу, – я подозреваю, что школа уже вряд ли может на этом этапе существенно повысить его способности. Я прав?
Айзенберг кивнул с видимой неохотой.
– Тогда нам только остается отвезти его на будущей неделе в Стэнфорд и навести справки – может быть, мы сможем записать его на какой-нибудь специальный курс.
– С этим я бы не спешил, – отозвался Торрес. – Алекс – почти гений, спору нет. Но гениальность – это еще не главное. Если бы он был моим сыном...
– К счастью, это не так, – ядовито заметил Марш.
– К счастью, это не так, – согласился Торрес. – Я говорю – если бы он был им, я бы оставил его здесь, в Ла-Паломе, чтобы он до конца восстановил все свои связи с миром, все привычки, все нюансы поведения. Образно говоря, где-то у него в мозгу есть граница, и когда он перейдет через нее, прошлое вернется к нему...
– А его интеллект? – перебил его Марш. – Мой сын неожиданно оказался почти гением, доктор Торрес!
– Насколько я могу понять, – Торрес пожал плечами, – вы всегда хотели этого, ведь так?
– Все хотят, чтобы их дети были гениальными, – Марш в ответ тоже пожал плечами.
– И Алекс действительно гениален, доктор Лонсдейл. Но еще один год, проведенный в школе, никоим образом не повредит этому. Более того, думаю, что школа сможет разработать для него специальную программу обучения, которая будет всячески стимулировать его интеллект. Но для Алекса не менее важна и другая сторона – эмоции, и если есть хоть малейший шанс восстановить их, мы обязаны дать ему этот шанс.
– Да, разумеется, – согласилась Эллен. – Ведь Марш точно так же думает. – Она повернулась к мужу. – Правда?
Марш не ответил, погруженный в раздумье. Торрес – он прекрасно понимал, – в общем, прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88