Машина поворачивается, поочередно припадая то на одну, то на другую гусеницу. Сашку бросает то вправо, то влево, серое небо плывет в ветровом стекле. Сашка не видит ни реки, ни следа головного трактора, а только тальники на противоположном берегу. К ним он держит путь.
– Стой, Сашка! – кричит Калимбеков. – Стой, переехали!
Сашка машинально выключает сцепление и видит: машина стоит на берегу. В кабину заглядывает Гулин, сверкает белыми зубами.
– Сила! – говорит Гулин. – Сила!
Потом они стоят на берегу и смотрят на трактор братьев Захаренко. Как слон, идущий на водопой, нащупывая землю громадными лапами, медленно и осторожно спускается машина под яр, попыхивая неторопливыми дымками выхлопа. Южный ветер в тот миг разрывает низкую расхлябь туч, выглядывает неяркое солнце, следы тракторов на льду наливаются голубизной, блестит чистый лед у закраин берега. Машина ровно гудит мотором, покачиваясь, уверенно пробирается по наледи. На середине реки начинается буксовка, но водитель поворачивает трактор и так же, не торопясь, ведет его дальше. Середина уже пройдена, пройдено и то место, где буксовал головной трактор. Метров пятьдесят остается до берега.
– Вот салоеды, – говорит Гулин, усмехаясь, – хоть бы газу прибавили!
В это время машина братьев Захаренко на секунду останавливается, мотор опускается вниз – глухой гул проносится по реке. В первое мгновенье трактористы не могут сообразить, что произошло, и видят, как по обе стороны трактора метнулись темные фигуры и распластались на льду.
– Провалились! – тихо, недоуменно говорит кто-то.
И через мгновенье Свирин и Гулин бегут, спотыкаясь и падая, к машине братьев Захаренко. Машина провалилась по самый мотор, в кабине плещет улутайская волна. Здесь мелко. Возле трактора неподвижно лежат братья Захаренко. Старший неловко подвернул руку, младший лежит на животе, а во рту дымится папироса.
То, что произошло дальше, можно простить уставшим, взволнованным трактористам: никто из них не бросился поднимать братьев, не спросил: целы ли? Сжав кулаки, к младшему брату кинулся Калимбеков:
– Машину погубил! Эх, голова бить нужно! Порыв Калимбекова увлек остальных. Зло, сквозь зубы ругался Гулин, кричал, размахивая руками, Свирин, Сашка Замятин, покраснев до пунцовости, орал, нагнувшись над старшим братом:
– Ты что, не видел, как мы прошли? Ты скажи, не видел?
Страшен и дик был этот необузданный порыв небритых, усталых людей в промасленных телогрейках. На лицах, покрытых копотью и мазутом, блестят белки воспаленных глаз.
– Да вы сбесились! – неистово, перекрывая шум, закричал старший Захаренко, рывком поднимаясь с земли. Он сделал несколько шагов к младшему брату и внезапно со стоном схватился за левую руку. Покачнулся, но не упал, а тусклым голосом проговорил:
– Вы что, сбесились! Гришко, дай Калимбекову раза, чего он вылупился!
И очнулись люди, остановились, пораженные тем, что сделали. Свирин бросился к старшему Захаренко, и плохо пришлось бы им, если бы не раздался дикий Сашкин голос:
– Назад! Бегите! Бегите!
Под Свириным и старшим Захаренко переворачивалась льдина, обнажая нежно-голубые рваные края. Поток воды хлынул на нее, к ногам трактористов. Они замерли, затем напряглись, движимые инстинктом, врал оттолкнулись от льдины, прыгнули в протянутые руки товарищей. Льдина смачно ударилась о воду, весело закачалась на волнах.
– Фу-ты, черт! – выдохнул Свирин и вытер вспотевший лоб шапкой.
– Скупались бы! – заметил старший Захаренко и поежился. – Вода что лед!
Младший Захаренко решительно подошел к брату, приказал:
– Показывай-ка руку, нечего дурака валять!
Старший Захаренко побледнел, съежился, покачнулся на месте: не вспомни младший о руке, не было бы так больно. Он грустно сказал:
– Тяни телогрейку. – А когда младший легонько взялся за рукав, капризно закричал: – Не тяни так, скаженный!
Младший накинулся на него:
– Молчи, дубина, без тебя знаю… Помогите, братцы!
С Захаренко сняли телогрейку, серый затасканный пиджак из хлопчатобумажной материи. Левая рука тракториста висела плетью.
– Подними-ка! – распорядился младший, но сколько старший ни поднимал руку – пот выступил на лице, – не мог даже оторвать от туловища.
– У него вывих, – вдруг сказал Свирин, и трактористы увидели: рука казалась приставленной к плечу – неловко и косо.
Младший брат огорченно покачал головой.
– Достукался, шоб те пусто было! Возись с тобой!
Старший Захаренко жалобно стонал. Маленьким казался он и обиженным.
– И все у меня не как у людей! Гришко, як делать будем?
Гришка налился кровью, закричал:
– Все люди падают, и ничего! Упасть как следует не может, дубина! Ложись на снег – вправлять буду!
Старший брат положил на снег телогрейку и послушно, со стоном стал укладываться на нее, жалобно попросив:
– Вы только сразу, не тяните долго!
Сашка Замятин хрустел костяшками пальцев, бледнел. А младший Захаренко, деловито скинув телогрейку, стал походить на профессора перед операцией. Он кивнул Свирину:
– Помоги мне! Ты руку держи, а я на мосол нажму.
Он помял пальцами выставившийся сустав, по-профессорски озабоченно покачал головой – трудна задачка.
– Не мни, морда! Тягайте сразу! – заорал старший брат.
– Шо ты кричишь? – удивился младший. – Не хочешь – не надо, жди до московского хирурга.
– Тяни же, Гришко!
Наступила тишина. Старший Захаренко замер в ожидании, когда брат нащупает мосол. Сашка поглядел на Калимбекова – нужно же куда-то смотреть! – и удивился: у того бровь полезла на лоб, да так и застыла – то ли вопросительно, то ли недоумевающе. Потом Сашка услышал, как тихо и утробно икнул старший Захаренко, тяжело вздохнул, как расседланная лошадь. Через мгновенье он заорал:
– Слезай с меня, морда! Чего расселся – вправил уже!
Торопливо соскочил младший Захаренко, очень довольный собой, потер руку об руку:
– Чистая работа, профессорская!
Старший брат презрительно посмотрел на него.
– Таких профессоров у проруби топить надо – два часа вправлял.
– Ну, ладно, ладно! – Младший брат снял кашне, сделал из него повязку, повесил на шею брата. – Толкай руку! – Подумал секунду и ворчливо добавил: – Это мне теперь одному машину вести. Удружил.
– Рычаги катать можно и одной рукой! Полсмены, конечно…
И никто не видел лукавой, торжествующей улыбки на лице старшего брата: он отвернулся.
9
Затонувшую машину решили вытаскивать тросами, зацепив их за оба трактора. Работали быстро, торопливо: лед мог заковать трактор, и тогда никакими силами не вытащишь. Хорошо, что еще было сравнительно тепло, градусов пять-шесть мороза, но Свирин торопил трактористов. План был прост: на длинный шест привязать трос, заделанный петлей, и, подобравшись к трактору поближе, зацепить петлю за передний крюк машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Стой, Сашка! – кричит Калимбеков. – Стой, переехали!
Сашка машинально выключает сцепление и видит: машина стоит на берегу. В кабину заглядывает Гулин, сверкает белыми зубами.
– Сила! – говорит Гулин. – Сила!
Потом они стоят на берегу и смотрят на трактор братьев Захаренко. Как слон, идущий на водопой, нащупывая землю громадными лапами, медленно и осторожно спускается машина под яр, попыхивая неторопливыми дымками выхлопа. Южный ветер в тот миг разрывает низкую расхлябь туч, выглядывает неяркое солнце, следы тракторов на льду наливаются голубизной, блестит чистый лед у закраин берега. Машина ровно гудит мотором, покачиваясь, уверенно пробирается по наледи. На середине реки начинается буксовка, но водитель поворачивает трактор и так же, не торопясь, ведет его дальше. Середина уже пройдена, пройдено и то место, где буксовал головной трактор. Метров пятьдесят остается до берега.
– Вот салоеды, – говорит Гулин, усмехаясь, – хоть бы газу прибавили!
В это время машина братьев Захаренко на секунду останавливается, мотор опускается вниз – глухой гул проносится по реке. В первое мгновенье трактористы не могут сообразить, что произошло, и видят, как по обе стороны трактора метнулись темные фигуры и распластались на льду.
– Провалились! – тихо, недоуменно говорит кто-то.
И через мгновенье Свирин и Гулин бегут, спотыкаясь и падая, к машине братьев Захаренко. Машина провалилась по самый мотор, в кабине плещет улутайская волна. Здесь мелко. Возле трактора неподвижно лежат братья Захаренко. Старший неловко подвернул руку, младший лежит на животе, а во рту дымится папироса.
То, что произошло дальше, можно простить уставшим, взволнованным трактористам: никто из них не бросился поднимать братьев, не спросил: целы ли? Сжав кулаки, к младшему брату кинулся Калимбеков:
– Машину погубил! Эх, голова бить нужно! Порыв Калимбекова увлек остальных. Зло, сквозь зубы ругался Гулин, кричал, размахивая руками, Свирин, Сашка Замятин, покраснев до пунцовости, орал, нагнувшись над старшим братом:
– Ты что, не видел, как мы прошли? Ты скажи, не видел?
Страшен и дик был этот необузданный порыв небритых, усталых людей в промасленных телогрейках. На лицах, покрытых копотью и мазутом, блестят белки воспаленных глаз.
– Да вы сбесились! – неистово, перекрывая шум, закричал старший Захаренко, рывком поднимаясь с земли. Он сделал несколько шагов к младшему брату и внезапно со стоном схватился за левую руку. Покачнулся, но не упал, а тусклым голосом проговорил:
– Вы что, сбесились! Гришко, дай Калимбекову раза, чего он вылупился!
И очнулись люди, остановились, пораженные тем, что сделали. Свирин бросился к старшему Захаренко, и плохо пришлось бы им, если бы не раздался дикий Сашкин голос:
– Назад! Бегите! Бегите!
Под Свириным и старшим Захаренко переворачивалась льдина, обнажая нежно-голубые рваные края. Поток воды хлынул на нее, к ногам трактористов. Они замерли, затем напряглись, движимые инстинктом, врал оттолкнулись от льдины, прыгнули в протянутые руки товарищей. Льдина смачно ударилась о воду, весело закачалась на волнах.
– Фу-ты, черт! – выдохнул Свирин и вытер вспотевший лоб шапкой.
– Скупались бы! – заметил старший Захаренко и поежился. – Вода что лед!
Младший Захаренко решительно подошел к брату, приказал:
– Показывай-ка руку, нечего дурака валять!
Старший Захаренко побледнел, съежился, покачнулся на месте: не вспомни младший о руке, не было бы так больно. Он грустно сказал:
– Тяни телогрейку. – А когда младший легонько взялся за рукав, капризно закричал: – Не тяни так, скаженный!
Младший накинулся на него:
– Молчи, дубина, без тебя знаю… Помогите, братцы!
С Захаренко сняли телогрейку, серый затасканный пиджак из хлопчатобумажной материи. Левая рука тракториста висела плетью.
– Подними-ка! – распорядился младший, но сколько старший ни поднимал руку – пот выступил на лице, – не мог даже оторвать от туловища.
– У него вывих, – вдруг сказал Свирин, и трактористы увидели: рука казалась приставленной к плечу – неловко и косо.
Младший брат огорченно покачал головой.
– Достукался, шоб те пусто было! Возись с тобой!
Старший Захаренко жалобно стонал. Маленьким казался он и обиженным.
– И все у меня не как у людей! Гришко, як делать будем?
Гришка налился кровью, закричал:
– Все люди падают, и ничего! Упасть как следует не может, дубина! Ложись на снег – вправлять буду!
Старший брат положил на снег телогрейку и послушно, со стоном стал укладываться на нее, жалобно попросив:
– Вы только сразу, не тяните долго!
Сашка Замятин хрустел костяшками пальцев, бледнел. А младший Захаренко, деловито скинув телогрейку, стал походить на профессора перед операцией. Он кивнул Свирину:
– Помоги мне! Ты руку держи, а я на мосол нажму.
Он помял пальцами выставившийся сустав, по-профессорски озабоченно покачал головой – трудна задачка.
– Не мни, морда! Тягайте сразу! – заорал старший брат.
– Шо ты кричишь? – удивился младший. – Не хочешь – не надо, жди до московского хирурга.
– Тяни же, Гришко!
Наступила тишина. Старший Захаренко замер в ожидании, когда брат нащупает мосол. Сашка поглядел на Калимбекова – нужно же куда-то смотреть! – и удивился: у того бровь полезла на лоб, да так и застыла – то ли вопросительно, то ли недоумевающе. Потом Сашка услышал, как тихо и утробно икнул старший Захаренко, тяжело вздохнул, как расседланная лошадь. Через мгновенье он заорал:
– Слезай с меня, морда! Чего расселся – вправил уже!
Торопливо соскочил младший Захаренко, очень довольный собой, потер руку об руку:
– Чистая работа, профессорская!
Старший брат презрительно посмотрел на него.
– Таких профессоров у проруби топить надо – два часа вправлял.
– Ну, ладно, ладно! – Младший брат снял кашне, сделал из него повязку, повесил на шею брата. – Толкай руку! – Подумал секунду и ворчливо добавил: – Это мне теперь одному машину вести. Удружил.
– Рычаги катать можно и одной рукой! Полсмены, конечно…
И никто не видел лукавой, торжествующей улыбки на лице старшего брата: он отвернулся.
9
Затонувшую машину решили вытаскивать тросами, зацепив их за оба трактора. Работали быстро, торопливо: лед мог заковать трактор, и тогда никакими силами не вытащишь. Хорошо, что еще было сравнительно тепло, градусов пять-шесть мороза, но Свирин торопил трактористов. План был прост: на длинный шест привязать трос, заделанный петлей, и, подобравшись к трактору поближе, зацепить петлю за передний крюк машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18