Ее кожа сияла золотом в последних лучах солнца, открытые детали ее фигуры более чем соответствовали чудесным ожиданиям, возникавшим у видевшего ее одетой. От этого вида даже такой старый циник, как Саймон Темплер, взялся бы писать очередной сонет. Но только не донна Мария, которая втянула воздух, как пылесос, страдающий астмой, а потом выпустила его, взорвавшись короткой фразой, сверкавшей молниями и грохотавшей, как извержение вулкана. На этом диалекте Саймон не понимал ни слова, о затронутые темы были совершенно ясны, судя по тону: бесстыдство, позорящее семью перед посторонним человеком, и общая деморализация молодого поколения. Громы и молнии обрушивались на растрепанную голову Джины, но она только улыбалась. Какими бы ни были другие результаты ее законченного швейцарского образования, но почтение к нормам матриархата миновало для нее бесповоротно.
Святому она подарила такую улыбку, что он едва не растаял.
– Вы должны меня извинить, – сказала она, – я не знала, что у нас гость.
– Это вы должны извинить меня, что я вторгся без спроса, – ответил Святой. – Но я даже не могу сказать, что сожалею об этом.
Она неторопливо набросила на себя лиловый жакетик, висевший на ее руке, в то время как растерянная донна Мария заставила себя заняться запоздалым представлением:
– Моя племянница Джина. Это синьор Темплер из Америки.
– Не видела ли я вас раньше? – невинно спросила Джина на прекрасном английском.
– Не думаю, что вы меня заметили, – ответил он тоже по-английски, – Вы смотрели сквозь меня на стену, как будто я – грязное окно, которое забыли вымыть.
– Извините. Но у нас тут старомодные обычаи. И так целый скандал, что я иногда езжу в город одна. Если бы я улыбалась всем, не представленным мне как положено, мне бы жизни не стало. Любой симпатичный сицилиец, тут же сделал бы ложные выводы. Но сейчас я счастлива, что представился удачный случай.
– Нон каписко, – прошипела донна Мария.
– Моя тетка не знает английского, – пояснила Джина и перешла на итальянский. – Вы приехали по делам или ради удовольствия?
– Вначале я полагал, что по делам, но когда ваш дядя направил меня сюда, это вдруг стало доставлять мне удовольствие.
– Дядя Алессандро? Я рада, что вы его знаете. Он был так добр ко мне...
– Джина, – прервала ее хозяйка поместья голосом, похожим на скрежет пилы по металлу. – Я уверена, что синьора не интересуют наши семейные дела. Мы только угостим синьора чем-нибудь освежающим, и он распрощается.
Служанка вернулась на террасу как раз вовремя, неся поднос с бутылкой вермута, чашу с кусочками льда, сифон и бокалы.
– Чудесно! – воскликнула Джина. – Я тоже хочу пить. Наливайте.
Тетка наградила ее убийственным взглядом, который открыто выражал горькое сожаление, что племянница уже вышла из того возраста, когда можно было перекинуть ее через колено и отвесить заслуженную кару. Однако это не произвело на девушку никакого впечатления. Когда она с привычной ловкостью занялась приготовлением напитка, за ее спиной Королева драконов только мрачно сверлила ее взглядом исподлобья.
– Вы уже видели что-нибудь в Палермо? – спросила Джина, как бы подыскивая нейтральную тему с учетом повысившегося кровяного давления своей надзирательницы.
– Немного, – ответил Саймон. – А что, по-вашему мнению, стоит посмотреть?
– Все! Собор, часовню Палатинов, Каса Професса, и еще вам нужно поехать в Монреале, это всего несколько километров отсюда, посетить романский собор и монастырь.
– Да, этим надо заняться, – согласился Саймон с энтузиазмом, удивительным для человека, который вопреки своему прозвищу редко считал соборы и монастыри интересными объектами. – А вы не хотели бы выбраться туда со мной и все мне показать?
– Я бы не против...
– Моя племянница не может вас сопровождать, – хриплым голосом заявила донна Мария. – Для этого есть профессиональные гиды.
Джина открыла рот, собираясь протестовать, но, видимо, передумала. Очевидно, она знала по опыту, что такие битвы без хитрости не выигрываются. Задумчиво взглянула на Святого, прикусив губу, словно прося, чтобы он придумал способ обойти этот запрет.
Саймон галантно поднял бокал за здоровье надзирательницы и начал понемногу пить, сожалея об отсутствии выбора.
Он так и не привык к вермуту в чистом виде и признавал его только как ароматическую добавку к джину или бурбону.
– Я не хотел бы быть причиной недоразумений, но это Алессандро подал мне идею, что, возможно. Джина захочет составить мне компанию.
Донна Мария уткнула в него мрачный взгляд, но не могла решиться назвать его лгуном или допустить, что он говорит правду.
– Я должна проверить нашу программу на неделю и выяснить, найдется ли у нее время, – сказала она наконец. – Извините меня. – Она заколыхалась и утиной походкой вошла в дом, не ожидая ответа на свои слова.
– Боюсь, я не понравился вашей тетушке, – заметил Саймон.
– Не только вы, – успокоила его Джина. – Она ненавидит всех, особенно мужчин. Временами я думаю, что это помогает ей жить. Так пропиталась собственным ядом, что, наверное, стала бессмертной. Будет сидеть здесь еще лет пятьдесят.
– Забавно, такая разница между ней и ее братом! Аль такой душевный парень!
– Это правда! Вы знаете, он опекает всю семью и покрывает все расходы! Отправил меня в пансион и занялся нашими делами. Если бы не он, не знаю, что бы мы делали. Когда мои родители погибли в автокатастрофе, они не были застрахованы, и в банке почти не осталось денег. Мне было тогда всего семь лет, но помню, как люди осматривали дом и говорили о продаже. К тому же дядя Аль был тогда очень болен и все думали, что он умрет. Но он поправился, поехал в Америку и скоро начал присылать деньги. С того времени всегда заботится о нас, хотя редко сюда приезжает. Тетка Мария говорят, что он не хочет огорчать нас, напоминай, как многим мы ему обязаны...
Святой удобно развалился в кресле, вытянув ноги, неохотно попивая вермут и слушая с деланным вниманием, но, прикрываясь этой маской, мозг его работал как компьютер, регистрируя каждое слово, сопоставляя с предыдущей информацией, перебирая гипотезы на основе различных комбинаций данных. Что-то из подсознания давало ему понять, что решение загадки Картелли-Дестамио где-то близко.
В тот момент, когда фрагменты начали собираться в единое целое, они вдруг снова разлетелись вдребезги от грубых звуков голоса, раздавшегося за спиной:
– Синьор, уже слишком поздно возвращаться в город. Было бы просто неприлично отпустить друга Алессандро на ночь глядя. Останетесь поужинать?
Еще более потрясающим, чем перемена в поведении, было выражение ее лица. Волна жизни пронеслась по неподвижным щекам, и бескровные губы раскрылись, показывая лузгающий оскал желтых клыков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48