руссы сошлись с пехотой царя Петра и начали теснить ее. А через Дунай спешили к месту битвы большие плоты с конницей. Царь Петр с ужасом понял, что если всадники князя Святослава успеют окружить войско, то это будет не просто поражение, это будет конец – погибнут все, кого он так опрометчиво привел на дунайский берег…
Царь Петр приказал трубачам подать сигнал к отступлению.
Но они опоздали, эти багроволицые, надменные царские трубачи в нарядных кафтанах, с серебряными трубами. Бегство началось раньше, чем они поднесли трубы к губам.
Нахлестывая коней, уносились прочь болярские дружины. Врассыпную бежали ополченцы, бросая в траву копья. Царские телохранители посадили своего повелителя в крытую повозку, запряженную четверкой сильных коней, и быстро повезли через толпу обезумевших, отчаянно вопящих людей к доростольской дороге.
Бегущих преследовали печенеги на лохматых низкорослых лошадках. А руссы, вложив мечи в ножны, вернулись к своим ладьям.
Князь Святослав медленно пошел по лугу, время от времени поднимая руку в железной рукавице – отвечал на приветствия дружинников. Постоял с непокрытой головой возле павших, что лежали рядком возле самой воды, закрытые до подбородков плащами.
Не было после ни тризны, ни почестного пира – князь приказал садиться в ладьи. Отпущенные болгарские пленники, боязливо оглядываясь на свирепых печенегов, толпой побежали к лесу. Они уносили с собой не только удивление перед неодолимой силой руссов, но и обнадеживающие слова князя Святослава:
«Расскажите всем, что воюю не с болгарами, которые суть тоже славянского корня, но с царем Петром и его советниками!»
Слова эти многое объясняют.
Восемьдесят крепостей построил когда-то римский император Юстиниан, чтобы обезопасить свою дунайскую провинцию Мизию. Стояли эти крепости вдоль всей реки и в отдалении от нее, на перекрестках больших дорог.
Простояли они почти половину тысячелетия, устрашая врагов.
Все восемьдесят крепостей на Дунае и в задунайских землях взял князь Святослав за лето и осень 968 года, поражая врагов и союзников стремительностью переходов, яростью скоротечных приступов. И… неожиданным милосердием!
Победное шествие князя Святослава по болгарской земле не сопровождалось убийствами, грабежами и разрушением городов. Обосновавшись в Переяславце, князь Святослав был готов принять вассальные обязательства болгарских кметей и боляр, оставить в неприкосновенности внутренние порядки страны, чтобы продолжать совместную войну со злейшим врагом русских и болгар – с Византийской империей.
Однако именно такой оборот дела меньше всего устраивал Никифора Фоку.
Император не без оснований полагал, что теперь главное – удалить князя Святослава из Болгарии. Царь Петр был бы рад помочь в этом, но оказался бессилен. От него отшатнулись собственные подданные. Приходилось думать о безопасности границ империи, и Никифор Фока набирал новые отряды стратиотов, увеличил численность конных полков, приказал расставить метательные орудия на стенах Константинополя. Через Босфор на столбах была протянута тяжелая железная цепь, один конец которой был прикреплен к башне, называемой «Кентинариос», а другой – к башне Галатской крепости на противоположном берегу пролива. Подобных оборонительных мероприятий не помнили в византийской столице.
Старый паракимомен евнух Василий, в свое время немало способствовавший воцарению полководца Никифора Фоки, еще раз доказал свою полезность и верность. Люди паракимомена Василия пробрались в степи между Доном и Днепром и уговорили тамошних печенежских вождей напасть на Киев.
Сколько золота и драгоценных тканей они передали вождям в уплату за поход, знал только евнух Василий, принявший на себя посольские расходы. Он мог это сделать, потому что богатства, полученные от нескольких императоров, все равно невозможно было растратить за одну жизнь, так они были велики.
Весной 969 года печенежские орды двинулись на Киев.
Так был зажжен пожар за спиной князя Святослава, вынудивший воинственного князя приостановить победоносное шествие к византийским границам и поспешить на выручку собственной столицы.
Глава 4
Над степью летели стяги – багряные и голубые, туго вытянутые встречным ветром. Сотня за сотней, как полноводная река, катилась дружинная конница по теплой и влажной земле, легко и неслышно. Вои в остроконечных шлемах вели в поводу запасных коней. Размашистой рысью бежали вьючные лошади, и трудно было разобрать, где кончается дружинный строй, а где начинаются обозы – и там и тут одинаково быстрыми были всадники и кони, только впереди на одного всадника приходилось два коня, а во вьючном обозе – десять.
Уже сам по себе этот стремительный бросок через степи был подвигом, на который способно лишь закаленное в дальних походах войско. В один дневной переход князя Святослава легко укладывалось по три обычных перехода, но князь продолжал торопить воевод. Его подгоняли тревожные и укоризненные слова киевских вечников: «Ты, княже, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою землю покинул. А нас чуть не взяли печенеги. Если не придешь и не защитишь, то возьмут нас. Неужели тебе не жаль отчины, старой матери, детей своих?»
Правда, как понял Святослав из рассказа гонца, непосредственная угроза Киеву почти миновала.
Город, в котором заперлась княгиня Ольга со своими внуками Ярополком, Олегом и Владимиром, печенеги осаждали великой силой. Горожане изнемогали от голода и жажды. Нельзя было даже послать гонца за помощью к воеводе Претичу, который стоял с ладьями на другом берегу Днепра и не знал, что город вот-вот падет. На торговой площади собрались отчаявшиеся киевляне.
«Нет ли кого, кто мог бы перебраться на ту сторону Днепра и позвать помощь?» – взывали к народу старцы градские. Ответом было безнадежное молчание. Слишком плотно обложили Киев печенеги, и казалось невозможным пробраться через их станы. Тогда один отрок, мало кому известный в Киеве, сказал: «Я проберусь!» И ответили ему старцы градские, не надеясь на успех, но и не желая отказываться даже от призрачной надежды: «Иди…»
Отрок незаметно выбрался из города и с уздечкой в руках пошел через стоянку печенегов, спрашивая встречных, не видел ли кто его коня. Он говорил по-печенежски, и печенеги принимали его за своего и даже смеялись вслед, потому что потерять коня – позор для воина. На берегу Днепра отрок быстро скинул одежды и бросился в воду. Печенеги опомнились и стреляли ему вслед из луков, но не попали, и отрок переплыл на другой берег, передал воеводе Претичу наказ киевлян: «Если не пойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам!»
Нелегко было Претичу решиться на битву, потому что печенегов было много больше, чем у него воинов, но и бездействовать воевода не осмелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Царь Петр приказал трубачам подать сигнал к отступлению.
Но они опоздали, эти багроволицые, надменные царские трубачи в нарядных кафтанах, с серебряными трубами. Бегство началось раньше, чем они поднесли трубы к губам.
Нахлестывая коней, уносились прочь болярские дружины. Врассыпную бежали ополченцы, бросая в траву копья. Царские телохранители посадили своего повелителя в крытую повозку, запряженную четверкой сильных коней, и быстро повезли через толпу обезумевших, отчаянно вопящих людей к доростольской дороге.
Бегущих преследовали печенеги на лохматых низкорослых лошадках. А руссы, вложив мечи в ножны, вернулись к своим ладьям.
Князь Святослав медленно пошел по лугу, время от времени поднимая руку в железной рукавице – отвечал на приветствия дружинников. Постоял с непокрытой головой возле павших, что лежали рядком возле самой воды, закрытые до подбородков плащами.
Не было после ни тризны, ни почестного пира – князь приказал садиться в ладьи. Отпущенные болгарские пленники, боязливо оглядываясь на свирепых печенегов, толпой побежали к лесу. Они уносили с собой не только удивление перед неодолимой силой руссов, но и обнадеживающие слова князя Святослава:
«Расскажите всем, что воюю не с болгарами, которые суть тоже славянского корня, но с царем Петром и его советниками!»
Слова эти многое объясняют.
Восемьдесят крепостей построил когда-то римский император Юстиниан, чтобы обезопасить свою дунайскую провинцию Мизию. Стояли эти крепости вдоль всей реки и в отдалении от нее, на перекрестках больших дорог.
Простояли они почти половину тысячелетия, устрашая врагов.
Все восемьдесят крепостей на Дунае и в задунайских землях взял князь Святослав за лето и осень 968 года, поражая врагов и союзников стремительностью переходов, яростью скоротечных приступов. И… неожиданным милосердием!
Победное шествие князя Святослава по болгарской земле не сопровождалось убийствами, грабежами и разрушением городов. Обосновавшись в Переяславце, князь Святослав был готов принять вассальные обязательства болгарских кметей и боляр, оставить в неприкосновенности внутренние порядки страны, чтобы продолжать совместную войну со злейшим врагом русских и болгар – с Византийской империей.
Однако именно такой оборот дела меньше всего устраивал Никифора Фоку.
Император не без оснований полагал, что теперь главное – удалить князя Святослава из Болгарии. Царь Петр был бы рад помочь в этом, но оказался бессилен. От него отшатнулись собственные подданные. Приходилось думать о безопасности границ империи, и Никифор Фока набирал новые отряды стратиотов, увеличил численность конных полков, приказал расставить метательные орудия на стенах Константинополя. Через Босфор на столбах была протянута тяжелая железная цепь, один конец которой был прикреплен к башне, называемой «Кентинариос», а другой – к башне Галатской крепости на противоположном берегу пролива. Подобных оборонительных мероприятий не помнили в византийской столице.
Старый паракимомен евнух Василий, в свое время немало способствовавший воцарению полководца Никифора Фоки, еще раз доказал свою полезность и верность. Люди паракимомена Василия пробрались в степи между Доном и Днепром и уговорили тамошних печенежских вождей напасть на Киев.
Сколько золота и драгоценных тканей они передали вождям в уплату за поход, знал только евнух Василий, принявший на себя посольские расходы. Он мог это сделать, потому что богатства, полученные от нескольких императоров, все равно невозможно было растратить за одну жизнь, так они были велики.
Весной 969 года печенежские орды двинулись на Киев.
Так был зажжен пожар за спиной князя Святослава, вынудивший воинственного князя приостановить победоносное шествие к византийским границам и поспешить на выручку собственной столицы.
Глава 4
Над степью летели стяги – багряные и голубые, туго вытянутые встречным ветром. Сотня за сотней, как полноводная река, катилась дружинная конница по теплой и влажной земле, легко и неслышно. Вои в остроконечных шлемах вели в поводу запасных коней. Размашистой рысью бежали вьючные лошади, и трудно было разобрать, где кончается дружинный строй, а где начинаются обозы – и там и тут одинаково быстрыми были всадники и кони, только впереди на одного всадника приходилось два коня, а во вьючном обозе – десять.
Уже сам по себе этот стремительный бросок через степи был подвигом, на который способно лишь закаленное в дальних походах войско. В один дневной переход князя Святослава легко укладывалось по три обычных перехода, но князь продолжал торопить воевод. Его подгоняли тревожные и укоризненные слова киевских вечников: «Ты, княже, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою землю покинул. А нас чуть не взяли печенеги. Если не придешь и не защитишь, то возьмут нас. Неужели тебе не жаль отчины, старой матери, детей своих?»
Правда, как понял Святослав из рассказа гонца, непосредственная угроза Киеву почти миновала.
Город, в котором заперлась княгиня Ольга со своими внуками Ярополком, Олегом и Владимиром, печенеги осаждали великой силой. Горожане изнемогали от голода и жажды. Нельзя было даже послать гонца за помощью к воеводе Претичу, который стоял с ладьями на другом берегу Днепра и не знал, что город вот-вот падет. На торговой площади собрались отчаявшиеся киевляне.
«Нет ли кого, кто мог бы перебраться на ту сторону Днепра и позвать помощь?» – взывали к народу старцы градские. Ответом было безнадежное молчание. Слишком плотно обложили Киев печенеги, и казалось невозможным пробраться через их станы. Тогда один отрок, мало кому известный в Киеве, сказал: «Я проберусь!» И ответили ему старцы градские, не надеясь на успех, но и не желая отказываться даже от призрачной надежды: «Иди…»
Отрок незаметно выбрался из города и с уздечкой в руках пошел через стоянку печенегов, спрашивая встречных, не видел ли кто его коня. Он говорил по-печенежски, и печенеги принимали его за своего и даже смеялись вслед, потому что потерять коня – позор для воина. На берегу Днепра отрок быстро скинул одежды и бросился в воду. Печенеги опомнились и стреляли ему вслед из луков, но не попали, и отрок переплыл на другой берег, передал воеводе Претичу наказ киевлян: «Если не пойдете завтра к городу, то люди сдадутся печенегам!»
Нелегко было Претичу решиться на битву, потому что печенегов было много больше, чем у него воинов, но и бездействовать воевода не осмелился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37