«НФ: Альманах научной фантастики: Вып. 6»: Знание; Москва; 1967
Александр Абрамов, Сергей Абрамов
Апробация
В лабораторию академик вошел со смутным чувством предубежденности, от которого так и не мог отделаться. «Трудно быть объективным, когда заранее убежден в практической бесперспективности открытия, с которым тебе предстоит познакомиться, — думал он. — Честно говоря, я не должен был соглашаться на апробацию». Ему вспомнились те же сомнения, побудившие его самого безжалостно отвергнуть проблему, которой он отдал десять лет жизни в науке. Как удивлялся и шумел мир! «Человек, заглянувший в будущее, от него отворачивается» — были и такие газетные аншлаги. Да, он заглянул, действительно заглянул одним глазком в замочную скважину Времени. Его приборы, проникшие в область подсознательного, могли воссоздать зрительный образ человека и среды в любой день и год его предстоящей жизни. Но это был один вариант будущего — вероятностный вариант. Дерево Времени ветвисто, и кто мог предсказать, по какой ветви направится капля соха, идущая от корней… А создавать лишь одну из возможных картинок Завтра дело киношников, а не ученых. Открытие оказалось бесперспективным. И ученый ушел.
Сейчас его снова приглашали к замочной скважине Времени. Только дверь отворялась не в будущее, а в прошлое. Прогноз Кларка относил материализацию воспоминаний к половине двадцать первого века, ученик академика обогнал этот прогноз больше чем на пятьдесят лет. «Зачем вы пришли ко мне? — спросил академик пригласившего его кибернетика. — Только по праву ученика? Зыбкое право: я наименее подходящий человек для апробации вашего опыта». «Именно поэтому, — сказал кибернетик, — если я не сумею убедить вас сейчас, ваше „против“ наверху неизбежно».
Итак, от него ждали одобрения. Старый ученый с любопытством оглядел обстановку аппаратной, показавшейся ему очень знакомой. Цветные провода с присосками, извлекавшие из головы испытуемого нужные отпечатки памяти, загадочные сенсорные устройства, заключенные в пластмассовую оболочку с глазками индикаторов, пульт с кнопками, и шкала со стрелкой, преследующей Время, даже большой стекловидный экран мнемовизора — точь-в-точь телевизорный в бездействии, такой же темный, мутный и лиловато поблескивающий, — все это он, казалось, знал и трогал в своей бывшей лаборатории. Невольно он искал что-то новое и невиданное. Таким, пожалуй, оказалось только световое табло над экраном, сейчас матовое и погасшее.
— Зачем это? — спросил академик.
— Мы показываем здесь крупно дату, чтобы вызвать ассоциативную связь.
Кибернетик с надеждой и тревогой всматривался в лицо своего бывшего учителя, а тот рассеянно отводил глаза.
— С чего начнем, юноша? — он все еще называл кибернетика юношей, хотя тому уже было за сорок.
— Садитесь в кресло, профессор. Правое, а налево, у пульта — я.
Против стекловидного экрана стояли привинченные к полу два кресла с обивкой из бледно-зеленого пенопласта. «Модерн, — неодобрительно подумал академик, — а на пульте, вероятно, всякие стереоскопические и стереофонические штучки». Он сел нарочно с размаха, неловко и грузно, но кресло устояло, а изящная обивка его легко прогнулась, объяв старческие телеса академика. «Модерн с удобствами», — отметил он, уже смягчившись, а вслух спросил:
— Воспоминания записываются!
— Обязательно. На специально обработанную магнитную пленку. Изображение и звук.
— В цвете?
— Конечно. Полная иллюзия жизни. Тона естественные, не очень контрастные.
— Значит есть и мемориотека?
— Пока всего несколько записей. Большинство мои.
Академик никак не мог настроить себя на серьезный доброжелательный разговор. Не хотелось спрашивать, а спросилось:
— И среди них, конечно, уникум? Самый счастливый день в вашей жизни?
— Скорее наоборот, — усмехнулся кибернетик. — Хорошо получился прескверный день. Разговор с женой накануне нашего разрыва.
— Покажите?
Кибернетик смутился.
— Это очень уж личное, профессор.
— А есть не личное? Что-нибудь non multa, sed multum.
— Есть, — в глазах у кибернетика мелькнула смешливая искорка. — Ваш экзамен. Когда вы меня провалили.
Он достал катушку с пленкой, вложил в щель Прибора, закованного в белую пластмассовую броню, и нажал кнопку на пульте. Экран осветился изнутри, как подсвеченный утренним солнцем туман, что-то вспенилось в нем и растаяло. Возник длинный экзаменационный стол, какие были в ходу четверть века назад. За столом сидел помолодевший лет на двадцать академик — тогда еще ординарный профессор, с проседью на висках, ныне, увы, совсем золотящихся от пожелтевшей с возрастом седины. Стол, катушки с магнитными лентами, листки белой бумаги — все это было отлично видно. Только костюм на экзаменаторе-как-то странно менял цвет.
— Плохо помню, — признался смущенный кибернетик, — несколько отпечатков памяти наплывают друг на друга, ложатся несинхронно, в разбивку.
Его самого видно не было — перед столом, как в телевизионном кадре, возникали только большие руки, протягивались ниоткуда и пропадали за невидимой рамкой, жестикулирующие, навязчивые, хватающие то карандаш, то бумагу. «Это понятно, — думал академик. Воспоминание, записанное или не записанное, воссоздает только то, что видит и фиксирует глаз».
Сначала тихо, потом все громче и громче доносился разговор экзаменатора со студентом. Звук был чистый, без характерных недостатков магнитной записи.
— Можно ли раскрыть механизм, с помощью которого мозг принимает решения, связанные с условной адаптацией к среде?
Для нынешнего академика его вопрос, прозвучавший два десятилетия назад, показался элементарным, чуть ли не детским. Но студент долго молчал. Потом сказал неуверенно:
— Я думаю, профессор…
— Вы думаете или это установила наука?
— Простите, не уверен. Кажется экспериментально установлено, что у некоторых людей в подобной ситуации имеет место некоторое возрастание альфа-частоты.
— А если у человека нет альфа-ритмов?
Молчание. Академику свой голос показался неожиданно и неприятно звонким, а молчание кибернетика-студента свидетельством лености и невежества. Тогда он, вероятно, думал так же и как жестоко ошибся! Теперь он спросил с кресла, а не из-за стола, и не экзаменующегося студента, а сидевшего рядом ученого:
— Сократить можно?
— Конечно, — согласился кибернетик и тронул другую кнопку. Стол исчез в клубах тумана, послышалось жужжание прокручиваемой катушки, потом туман снова растаял и стол с молодым академиком опять возник впереди.
И тут же академик услышал свой вопрос из глубины прошлого.
— А что такое Е-волна?
— Expectancy wave. Волна ожидания.
— В чем же ее физиологическая сущность?
Молчание.
1 2 3