Хорошо это, а, Вадим?
А собственно, что плохого? Привычка – вторая натура, а натурой он и похвастаться может, цельностью и крепостью. Не натура – глыба гранитная…
Так что же эта глыбища, этот памятник себе трещинки стал давать? Нехорошо. Непорядок. Без малого три дня твое могучее терпение испытывают какие-то мамины детки, а ты уж – лапки кверху: бежать надо, работа не идет! А ведь не идет…
Резко встал, вгляделся в картон. Да, неудача. Не вышло, настроение подвело. Сегодня. Бывает. Завтра этого не будет… А этюд дрянь.
Подцепил на кисть черной краски, крест-накрест перечеркнул написанное. На сегодня все. Пошел обедать, отдыхать, валяться на траве. Как там у поэта: «Счастлив тем, что обнимал я женщин, мял цветы, валялся на траве…» Исключая женщин, счастье – впереди.
После пакетно-вермишельного обеда разделся до плавок, подобно тем клопам-лазутчикам, и улегся загорать посреди участка, благо солнце еще высоко было и пекло по-страшному. Улегся прямо на траву, на пузо, макушку белой кепочкой, предусмотрительно из Москвы привезенной, прикрыл – чтоб не дай бог тепловому удару не случиться! Приступил к чтению обнаруженного на террасе древнего номера «Науки и жизни», в коем задержался на статье про телепатию и телекинез – явления необъяснимые, а стало быть, вредные и ненаучные, по мнению автора статьи. Своего мнения на сей счет Вадим не имел, не думал о том ранее, а теперь верил автору на слово. И читал бы он так и далее, не отрывался бы, принимая горячую послеполуденную солнечную ванну, как вдруг из-за забора его окликнули:
– Дяденька, а дяденька…
Он даже не сразу понял, что зовут именно его, только заслышав детский голос, затравленно встрепенулся: кто? где? зачем?
– Да вам я, вам, дяденька…
За забором стояла голенастая девчонка, похоже, малость взрослее старшего из давешних лазутчиков, специалистов по отвлекающим маневрам, лет, значит, десяти, тощая (таких в школе «шкелетами» кличут), под мальчишку остриженная, в коротком, до колен, сарафанчике, до такой степени выгоревшем, что первоначальный его цвет великий спец по колориту Вадим Тавров определить не брался. Может, желтый был, а может, коричневый. А может, и вовсе красный. Рядом с ней топтался некто Бессловесный, абсолютно голый, загорелый, с соплей под носом, с указательным пальцем во рту, росточку полуметрового или того менее, судя по некоторым небольшим признакам – мужеского полу. Год ему от роду – с ходу определил Вадим. Не было у него теперь занятия душевнее, чем на глаз определять возраст врагов.
– Ну, дяденька же… – с раздражением повторила девчонка, не понимая: почему этот пожилой чудак в белой кепке сидит на траве, испуганно разглядывает ее и на призывы не реагирует. Совсем, что ли, со страху сдурел?..
– Слышу, не глухой, – сварливо сказал Вадим. Возможно, попади ему под руку книга Макаренко или Сухомлинского, он прочел бы в ней, что с детьми следует разговаривать ласково и вежливо. Но в растрепанном номере журнала «Наука и жизнь» о воспитании детей не было ни слова.
– Чего надо?
– Это мой братик, – девчонка потрясла голого субъекта за коричневую ручонку, и он, молчаливо соглашаясь, качнулся туда-сюда, не вынимая пальца изо рта.
– А мне-то что? – спросил Вадим, заранее готовый к любой пакости и со стороны девчонки, и со стороны братика.
– Вам-то ничего, а мне каково? – Девчонка опять потрясла брата свободной ладошкой – совсем по-бабьи, по-взрослому, подперев щеку. – Забот с ним знаете сколько?
– Не знаю, – сказал Вадим и на всякий случай поглядел по сторонам: вроде никого кругом, спокойно.
– И слава богу, что не знаете, – закивала девчонка. – Так я к вам по делу. Он вертолет на ваш участок запустил, а мамка за вертолет мне всыплет, ему-то что…
– Какой еще вертолет? – взъярился сбитый с толку Вадим, даже встал. – Какой вертолет, спрашиваю?
– Зеленый, – спокойно объяснила девчонка. – С винтом.
– Знаю, что с винтом!.. А танка он сюда не запускал? Бомбы не бросал?
Орал и сам понимал, что смешон: на кого орет? Однако не мог остановиться и орал не столько на кого, сколько для кого – для себя надрывался, себя успокаивал, а точнее, подобно самураю, приводил в боевую готовность.
А девчонка, привыкшая, видно, ко всяким разным «закидонам» меньшого братца и умеющая его успокаивать не хуже тех же Макаренко с Сухомлинским, и тут терпения не утеряла.
– Танка не запускал, – ответила она на прямо поставленный вопрос. – Танк дома остался, в ящике. А бомбы он делать не умеет. Пока. И я не умею… Вы уж позвольте зайти, забрать вертолет. Попадет ведь… А я заметила, куда он упал.
Вадим наконец сообразил, что девчонка имеет в виду какую-то летающую игрушку, а вовсе не военный вертолет, до винта набитый десантниками. Сообразил он это, и ему стало весело: докатился, брат, скоро грудных младенцев бояться станешь, мимо яслей пройти не сможешь – только с охраной.
– Ищи, – разрешил он.
– Я через калитку, – обрадованно сказала девчонка и побежала вдоль забора.
Бежала она в хорошем спортивном темпе, и братец не поспевал за ней, ноги у него еще медленно шевелились, и поэтому часть пути она тащила его волоком – за руку, что не мешало ему сосредоточенно сосать палец, никак не реагируя на неудобства передвижения.
Пока она спешила к калитке, возилась со щеколдой, Вадим стоял на своей полянке и думал, что все взаимосвязано и зря он расслабился, пустил девчонку на участок: наверняка она – из клона, и братец оттуда же, а насчет бомбы врет, умеет она бомбы делать и одну несет за пазухой. Сейчас швырнет, все кругом взорвется и из кустов сирени полезут Они во главе с «адидасами». Но девчонка вблизи выглядела мирно, скудный минимум материи на сарафане исключал всякую возможность укрыть бомбу, а братец вообще наг был, и Вадим успокоился. Во всяком случае, ситуацию он контролировал, готов к любой неожиданности.
– Как вас зовут, дяденька? – спросила девчонка.
Она смотрела на Вадима снизу вверх, улыбалась, – зубы у нее были мелкие и острые, а еще Вадим с удивлением отметил, что один глаз у нее голубой, а второй – карий. И в том почудилось ему нечто дьявольское, как давеча огненноволосую девицу у сосны ведьмой узрел.
– А тебе зачем? – подозрительно осведомился он.
– Для удобства общения. Меня, например, Зинаидой зовут. А его, – она кивнула вниз, на братца, – Константином.
– Зови меня Вадим Николаевич, – сказал Вадим, внутренне проклиная себя за интеллигентскую мягкотелость: нет бы цыкнуть на наглую, на место поставить, а он, видите ли, имя-отчество сообщил…
– Так вы, Вадим Николаевич, присмотрите за Константином. Угостите его чем-нибудь, чтоб не плакал, – быстро проговорила Зинаида и сунула Вадиму в ладонь потную ладошку малыша. – А я скоренько. Я знаю, где он упал…
– Э-э… – начал было Вадим, но Зинаида уже вприпрыжку бежала по участку – два скачка на правой ноге, два на левой, – свернула за дом, где, как помнил Вадим, росли лопухи, крапива, репейники и еще всякая страхота, посему вертолет там искать можно вечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
А собственно, что плохого? Привычка – вторая натура, а натурой он и похвастаться может, цельностью и крепостью. Не натура – глыба гранитная…
Так что же эта глыбища, этот памятник себе трещинки стал давать? Нехорошо. Непорядок. Без малого три дня твое могучее терпение испытывают какие-то мамины детки, а ты уж – лапки кверху: бежать надо, работа не идет! А ведь не идет…
Резко встал, вгляделся в картон. Да, неудача. Не вышло, настроение подвело. Сегодня. Бывает. Завтра этого не будет… А этюд дрянь.
Подцепил на кисть черной краски, крест-накрест перечеркнул написанное. На сегодня все. Пошел обедать, отдыхать, валяться на траве. Как там у поэта: «Счастлив тем, что обнимал я женщин, мял цветы, валялся на траве…» Исключая женщин, счастье – впереди.
После пакетно-вермишельного обеда разделся до плавок, подобно тем клопам-лазутчикам, и улегся загорать посреди участка, благо солнце еще высоко было и пекло по-страшному. Улегся прямо на траву, на пузо, макушку белой кепочкой, предусмотрительно из Москвы привезенной, прикрыл – чтоб не дай бог тепловому удару не случиться! Приступил к чтению обнаруженного на террасе древнего номера «Науки и жизни», в коем задержался на статье про телепатию и телекинез – явления необъяснимые, а стало быть, вредные и ненаучные, по мнению автора статьи. Своего мнения на сей счет Вадим не имел, не думал о том ранее, а теперь верил автору на слово. И читал бы он так и далее, не отрывался бы, принимая горячую послеполуденную солнечную ванну, как вдруг из-за забора его окликнули:
– Дяденька, а дяденька…
Он даже не сразу понял, что зовут именно его, только заслышав детский голос, затравленно встрепенулся: кто? где? зачем?
– Да вам я, вам, дяденька…
За забором стояла голенастая девчонка, похоже, малость взрослее старшего из давешних лазутчиков, специалистов по отвлекающим маневрам, лет, значит, десяти, тощая (таких в школе «шкелетами» кличут), под мальчишку остриженная, в коротком, до колен, сарафанчике, до такой степени выгоревшем, что первоначальный его цвет великий спец по колориту Вадим Тавров определить не брался. Может, желтый был, а может, коричневый. А может, и вовсе красный. Рядом с ней топтался некто Бессловесный, абсолютно голый, загорелый, с соплей под носом, с указательным пальцем во рту, росточку полуметрового или того менее, судя по некоторым небольшим признакам – мужеского полу. Год ему от роду – с ходу определил Вадим. Не было у него теперь занятия душевнее, чем на глаз определять возраст врагов.
– Ну, дяденька же… – с раздражением повторила девчонка, не понимая: почему этот пожилой чудак в белой кепке сидит на траве, испуганно разглядывает ее и на призывы не реагирует. Совсем, что ли, со страху сдурел?..
– Слышу, не глухой, – сварливо сказал Вадим. Возможно, попади ему под руку книга Макаренко или Сухомлинского, он прочел бы в ней, что с детьми следует разговаривать ласково и вежливо. Но в растрепанном номере журнала «Наука и жизнь» о воспитании детей не было ни слова.
– Чего надо?
– Это мой братик, – девчонка потрясла голого субъекта за коричневую ручонку, и он, молчаливо соглашаясь, качнулся туда-сюда, не вынимая пальца изо рта.
– А мне-то что? – спросил Вадим, заранее готовый к любой пакости и со стороны девчонки, и со стороны братика.
– Вам-то ничего, а мне каково? – Девчонка опять потрясла брата свободной ладошкой – совсем по-бабьи, по-взрослому, подперев щеку. – Забот с ним знаете сколько?
– Не знаю, – сказал Вадим и на всякий случай поглядел по сторонам: вроде никого кругом, спокойно.
– И слава богу, что не знаете, – закивала девчонка. – Так я к вам по делу. Он вертолет на ваш участок запустил, а мамка за вертолет мне всыплет, ему-то что…
– Какой еще вертолет? – взъярился сбитый с толку Вадим, даже встал. – Какой вертолет, спрашиваю?
– Зеленый, – спокойно объяснила девчонка. – С винтом.
– Знаю, что с винтом!.. А танка он сюда не запускал? Бомбы не бросал?
Орал и сам понимал, что смешон: на кого орет? Однако не мог остановиться и орал не столько на кого, сколько для кого – для себя надрывался, себя успокаивал, а точнее, подобно самураю, приводил в боевую готовность.
А девчонка, привыкшая, видно, ко всяким разным «закидонам» меньшого братца и умеющая его успокаивать не хуже тех же Макаренко с Сухомлинским, и тут терпения не утеряла.
– Танка не запускал, – ответила она на прямо поставленный вопрос. – Танк дома остался, в ящике. А бомбы он делать не умеет. Пока. И я не умею… Вы уж позвольте зайти, забрать вертолет. Попадет ведь… А я заметила, куда он упал.
Вадим наконец сообразил, что девчонка имеет в виду какую-то летающую игрушку, а вовсе не военный вертолет, до винта набитый десантниками. Сообразил он это, и ему стало весело: докатился, брат, скоро грудных младенцев бояться станешь, мимо яслей пройти не сможешь – только с охраной.
– Ищи, – разрешил он.
– Я через калитку, – обрадованно сказала девчонка и побежала вдоль забора.
Бежала она в хорошем спортивном темпе, и братец не поспевал за ней, ноги у него еще медленно шевелились, и поэтому часть пути она тащила его волоком – за руку, что не мешало ему сосредоточенно сосать палец, никак не реагируя на неудобства передвижения.
Пока она спешила к калитке, возилась со щеколдой, Вадим стоял на своей полянке и думал, что все взаимосвязано и зря он расслабился, пустил девчонку на участок: наверняка она – из клона, и братец оттуда же, а насчет бомбы врет, умеет она бомбы делать и одну несет за пазухой. Сейчас швырнет, все кругом взорвется и из кустов сирени полезут Они во главе с «адидасами». Но девчонка вблизи выглядела мирно, скудный минимум материи на сарафане исключал всякую возможность укрыть бомбу, а братец вообще наг был, и Вадим успокоился. Во всяком случае, ситуацию он контролировал, готов к любой неожиданности.
– Как вас зовут, дяденька? – спросила девчонка.
Она смотрела на Вадима снизу вверх, улыбалась, – зубы у нее были мелкие и острые, а еще Вадим с удивлением отметил, что один глаз у нее голубой, а второй – карий. И в том почудилось ему нечто дьявольское, как давеча огненноволосую девицу у сосны ведьмой узрел.
– А тебе зачем? – подозрительно осведомился он.
– Для удобства общения. Меня, например, Зинаидой зовут. А его, – она кивнула вниз, на братца, – Константином.
– Зови меня Вадим Николаевич, – сказал Вадим, внутренне проклиная себя за интеллигентскую мягкотелость: нет бы цыкнуть на наглую, на место поставить, а он, видите ли, имя-отчество сообщил…
– Так вы, Вадим Николаевич, присмотрите за Константином. Угостите его чем-нибудь, чтоб не плакал, – быстро проговорила Зинаида и сунула Вадиму в ладонь потную ладошку малыша. – А я скоренько. Я знаю, где он упал…
– Э-э… – начал было Вадим, но Зинаида уже вприпрыжку бежала по участку – два скачка на правой ноге, два на левой, – свернула за дом, где, как помнил Вадим, росли лопухи, крапива, репейники и еще всякая страхота, посему вертолет там искать можно вечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18