– Вы кто?.. – спросили ее алые уста – они стоили трех царств.
– Я? Я, собственно, капитан этой посудины.
– Какой посудины?..
– Этой кровати. Кстати, она помнит отчаянные штормы.
– А... А я кто? Матрос? Или вы меня подобрали в море?
– Я думаю, этот философский вопрос легко решиться после приема внутрь известного лекарства.
Глаза девушки побродили кисло по моей фигуре и остановились ниже пояса. – Вы что имеете в виду? – вернув мне свои очи, спросила она кисло.
– Я имею в виду стаканчик виски.
Вздохнула еще. И тут на кровать запрыгнул кот. Он урчал. Господи, что с ней сделалось!
– Киска! Эдичка! – заулыбалась она, ярко осветив комнату улыбкой. – Иди ко мне, мой милый, мой хороший. Это ты меня спас, ты вытащил меня из моря? О, господи, какое оно противное, как меня качало. Какой же ты хороший, не бросил меня...
Эдгар, как будто всю жизнь был Эдичкой, лег ей под бочок. Под теплую круглую упругую грудь лег, негодяй. Она принялась его гладить, целовать в мордочку, тормошить. Кот обомлел, перевернулся на спину, плотоядно обнажив живот и все такое, откинул голову на белоснежную руку и заурчал, как больной хроническим бронхитом.
Не в силах вынести этой аморальной картины – разве не безнравственно на первом же рандеву, пусть камерном, выставлять срам наружу? – я умчался на кухню составлять план мучительной казни узурпатора и растленца. Повешение показалось мне недостаточным, отравление мы уже видели.
Подумав, я решил завтра же утром снести кота в ближайший лесопарк, пригнуть две березки, привязать к вершине одной левую заднюю ногу, к другой – правую и быстренько отбежать в сторону, чтобы обстоятельно рассмотреть результат распрямления деревьев. Когда они распрямились (конечно, в воображении), мне стало стыдно своей жестокости, и я принялся изгонять из головы мстительные соображения. Это получилось, и тут же в освободившееся место закралась мысль, что мы с ним можем пользоваться, фу, поклоняться девушке вдвоем, ведь наши притязания лежат в разных чувственных плоскостях.
И тут появились они. Кот и гостья. Он, конечно, лежал у нее на руках. Брюхом вверх, естественно.
– Меня зовут Наташа, – ангельски улыбнулась она, почесывая мое сокровище за ухом.
– А меня Женя. Я снимаю у этого господина угол собственной квартиры. Девушка рассмеялась так, что у меня сжалось сердце. Она была и красавицей, и домашней пантерой. Я влюблялся со скоростью ночной электрички.
– Он, лапушка, спас меня... – голосок у нее был ангельский.
– Спас?! – притормозила электричка.
– Да. Два отвратительных типа увязались за мной, а он, рыча, как тигр, перешел им дорогу.
– Эти типы были тайными агентами вытрезвителя? – красноречиво подумал я.
– Я у подружки набралась, – посмотрела виновато. – Она меня напоила, чтобы... Ну, в общем, напоила. А я не люблю быть пьяной...
– И потому напиваюсь вдрызг, – подумал я, посмотрев на бутылку виски.
– Фу, какой вы противный!
Я не нашелся с ответом и она, усевшись за стол, скептически обозрела обстановку жилища что ни на есть старшего научного сотрудника. Закончив, втянула очаровательным носиком воздух и призналась: – Умираю с голода. А вы, судя по запаху, что-то сногсшибательное готовили?
– Пока вы отдыхали, мы с Эдиком кое-что эдикое для вас приготовили... – заулыбался я двусмысленно и принялся накрывать на стол.
Спустя десять минут мы молча ели. Наташа уписывала за обе щеки. Когда она, насытившись, достала записную книжечку, чтобы записать рецепты приготовления салата «kiss-me-kiss», в дверь позвонили.
Посмотрев в глазок, я увидел уборщицу Машу и открыл. Этот кот! Если бы он не занимался любовью с Наташей, а был нормальным котом, то есть слушал бы и вынюхивал перманентно, как слушает и вынюхивает нормально воспитанное домашнее животное, не деградировавшее на дармовых консервах с витаминами и активными биологическими добавками, то, конечно же, не случилось бы того, что случилось...
* * *
Эти кошки! – ухожу в лирическое отступление, потому что хочется хоть как-то оттянуть описание последующих событий.
Эти кошки! Мамин сиамский кот Тимофей садился у двери, лишь только транспорт доставлял ее к дому. Он чувствовал все – ее настроение и то, что было в сумке. Если то, что было в сумке, не волновало его, он демонстративно удалялся в дальнюю комнату.
Эти кошки! Однажды мы сцепились с Тимофеем, и он проиграл – реакция оказалась похуже. И что вы думаете? Он признал поражение? Нет. Он сделал-таки то, что хотел сделать – укусил до крови. Но не меня, а отца, безмятежно читавшего газету в своем кабинете.
Эти кошки! Однажды Тимофей обмочил мои ботинки, и девушка, которую я охмурял целый квартал, оставила меня бесповоротно!
Эти кошки! Сколько лет мама кормила нас морковным пюре, предварительно выжав из него сок для своего любимца!
Эти кошки! Однажды этот любимец мамы упал с седьмого этажа. И что вы думаете, он разбился в лепешку? Нет, он, умело планируя, приземлился на шляпу гражданина, мирно проходившего мимо дома в десяти метрах от него. Слава богу, мать догадалась исчезнуть вместе с котом до того, как потерпевший пришел в сознание, а то бы в «Московском Комсомольце» не появилась заметка, долго будоражившая общественное мнение (я имею в виду сообщение о появлении в городе агрессивно настроенных ворон-акселератов).
Эти кошки! Теперь вы понимаете, почему я до сих пор не верю в то, что случившееся после того, как я открыл дверь, случилось не по умыслу Эдички, кота в сапогах – он наверняка знал, кто стоял в стороне от двери. И также доподлинно знал, что они собираются сделать со мной. Но если бы он знал, что случиться с ним, то мы по завершении наших приключений не получили бы того, что получили.
* * *
Расслабленный обаянием земной богини, по воле кота попавшей в мое жилье, я распахнул дверь, и в квартиру ворвались два типа в черных костюмах крайне спортивного телосложения, не иначе мастера спорта международного класса по буддизму, а то я не умчался бы в нирвану со скоростью гоночной машины.
Я умчался в нирвану от благословления в лоб, свалился в коридоре с выскочившими вмиг глазами, и потому смог увидеть то, что случилось после того, как сцена приняла мое тело в горизонтальное свое распоряжение.
Увидев типов, Наташа недовольно сморщила носик, поцеловала кота в мордочку, бережно положила его на диван. Затем, не зная, что он деревенский, и языков, кроме мышиного, не разумеет, помахала пальчиками:
– See you later, my honey! – после чего подошла ко мне, погладила, гибко нагнувшись, мерно гудящую голову, бросила: – А ты красавчик... Спасибо за приятный вечер! – и, преступив мою бессловесную телесность (увидел голубенькие тесные трусики, нежные внутренние поверхности бедер), ушла.
Громилы двинулись следом. В дверях первый их них – брито-плешивый – обернулся и посмотрел на второго, коротко стриженного, посмотрел с вопросом, сидевшим, видимо в печенках.
1 2 3 4 5 6 7 8