Женщина подошла к одному из них, почесала за ухом. Волкодав, недовольный вмешательством в трапезу, глухо зарычал. Бочком, бочком мы миновали собак, и подошли к нашей машине, стоявшей в соседнем дворе.
– Ты сядешь? – коротко спросил Юру Сергей.
– А кто еще? – презрительно ответил ему Юрка, одинаково хорошо водивший все виды автотранспорта.
Он открыл дверь кабины и чертыхнулся:
– Мешка нет, черт, пошли назад.
Делать было нечего: без нашего арсенала благополучный исход предприятия становился весьма проблематичным.
– И спирта нет, – зло прошипел Фредди из кузова. – Надо брать эту хату...
Посадив женщин в машину, мы с ним и Сергеем пошли в дом. У порога, на корявых тесаных ступеньках лежал парень в ватном халате. Рядом валялась распустившаяся чалма.
– Видно, на стреме стоял. Девка та его вырубила, – опять прошипел Фредди, тронув ногой лежавший подле тела обрубок толстого сука. – Как бы не очнулся...
И, ухватив голову неудачливого стража за прядь жидких волос, чуть смоченных густой, запекавшейся уже, кровью, тюкнул ею о край ступеньки.
Понаблюдав со смешанными чувствами за этой профилактикой, мы, крадучись, вошли в дом. Нам повезло – все наши пожитки и канистра находились в углу знакомой нам комнаты. В тусклом свете бог весть зачем горевшей керосиновой лампы мы похватали их и пошли в выходу. В это самое время отварилась дверь смежной комнаты, и нашему взору предстал озабоченный хозяин дома.
Сергей пришел в себя первым: молниеносно сорвав саблю со стены и обнажив ее, он плашмя ударил Резвона по голове. Это было нелегко сделать – ведь разбойник стоял в проеме двери и достичь нужной силы удара было непросто. Но мастер спорта – есть мастер спорта и, перешагнув через упавшее тело, Кивелиди бросился в комнату и мы услышали глухие звуки падения, по крайней мере, еще двух тел. Через секунду он появился перед нами и, слава богу, лезвие сабли было сухим...
Но Всевышний не дал нам улыбнутся этой удаче. Лишь только глаза мои остановились на кончике сабли, во дворе дома раздалась короткая автоматная очередь, тут же за дверью комнаты послышался топот многих ног, она с грохотом распахнулась, и на пороге мы увидели вооруженных людей, полных решимости немедленно растерзать нас голыми руками. Осмотрев их, Сергей криво улыбнулся, повертел в руке саблю, затем повернулся к стене и, вложив в поднятые с пола ножны, повесил на место.
5. Жизнь бьет ключом. – Спасает лампочка. – Допрыгался и лег спать. – Спасительный сель.
Свалив нас на пол и опутав по рукам и ногам, бандиты бросились в комнату главаря. Скоро из нее послышалось бессвязное бормотание, матерные выкрики на русском и отрывистая таджикская речь – это Резвон приводил в чувство своих проштрафившихся охранников.
Через минуту Резвон предстал перед нашими глазами. Левое его ухо даже в тусклом свете керосиновой лампы малиново светилось и выглядело великоватым. Но, – было видно, – он не думал о боли. Глаза его горели злорадством, и всем нам стало ясно, что часы наши сочтены. Или, по крайней мере, часы нашего безбольного существования...
Оглядев комнату цепким взглядом и увидев лежащего на полу Сергея, Резвон подошел к нему и несколько раз ударил ногой в голову, пах и живот. Бил он расчетливо, сильно и с явным знанием анатомии. Убедившись, что обидчик надолго потерял сознание, он отошел к стене посмотрел на саблю и, обернувшись ко мне, надменно сказал:
– Это сабля великого Хромого.
– Тамерлана!?
– Да. С ней он стоял под Москвой, раздумывая брать ее или нет. Она из душанбинского музея.
– Вас надули, раисака! В советские времена все настоящее в Москву увозили. Даже согдийские фрески. А взамен оставляли дешевые подделки.
– Сабля настоящая!
С минуту помолчав, Резвон снял оружие со стены, вынул из ножен и вернулся к бездыханному Сергею. И следующую минуту потратил на приведение его в чувство. Делал он это с помощью кончика сабли.
Поняв, что Сергей не сможет в ближайшее время сознательно участвовать в экзекуции, Резвон разочарованно плюнул ему в лицо и, взяв саблю в обе руки, поднял ее над животом Кивелиди, намереваясь немедленно пригвоздить его к полу. Но тут, о чудо, над нашими головами неожиданно и очень ярко вспыхнула забытая всеми электрическая лампочка... Бандиты, задрав головы, разом загалдели. По отдельным их словам я понял, что в кои веки загоревшаяся лампочка – это знамение завтрашнего, вернее, уже сегодняшнего приезда муллы...
Покачав головой, Резвон что-то приказал своим людям и вышел, в задумчивости обхватив пальцами подбородок. Проводив его глазами, подручные загалдели, решая кому браться за тяжелые и неудобные для переноски плечи, а кому – за легкие и удобные ноги. Решив, схватили и вынесли из комнаты сначала Сергея, а затем и Федю. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге появились Лейла и освобождавшая нас незнакомка. У обеих были связаны руки. Приведшие их охранники грубо столкнули девушек на пол, накрепко связали им ноги и тут же удалились.
– Как там Юрка? Живой? – спросил я Лейлу.
Она была бледна. Губы ее подрагивали.
– Ну, ты, гражданин начальник, даешь! – удивилась незнакомка. – У него баба от страха дрожит, нет, чтобы успокоить сразу, слово ласковое сказать, а он окрестностями интересуется... Жив приятель твой... Они в воздух стреляли. Теперь с другими двумя вашими опять в яме сидит...
– Хорошо... А что касается слов ласковых... Что толку по головке гладить? Тебе, вот, это поможет? Нет!!! А Юрка может помочь. Я точно знаю, что не умрет он, пока не вылезет. А мы, похоже, влипли. И проживем до отъезда муллы, если начнем друг друга гладить по головкам...
Резвон вернулся минут через пятнадцать-двадцать, когда я уже успел или, по крайней мере, постарался внушить Лейле надежду на освобождение. Войдя в комнату, он сразу же подошел к нам и внимательно, не торопясь, проверил наши путы.
– В общем так... – обращаясь ко мне, начал Резвон. – Мне, дорогой, надо чтобы ты меня слушался. И завтра, когда мулла приедет и потом, когда главным моим геологом будешь. Скажу честно, я послезавтра все равно всех остальных убью, всех, кроме тебя и твоей красавицы, конечно. Не могу, понимаешь, поступиться принципами! Если ты меня не будешь слушать, то буду твою подругу на глазах у тебя мучить и насиловать всеми средствами и всем своим личным составом, а потом, когда она в себя придет, буду два месяца тебя убивать, уже у нее на глазах. И убью так, что навсегда останешься безвольной скотиной, яйца мои будешь лизать, хвостом вилять и “спасибо за угощение” говорить...
– Хозяин – барин... А что тебе завтра от меня надо?
– Когда мулла приедет, ты Робертом будешь. Похожи вы, понял? А мне надо мулле кого-то показать, чтобы отстал пока. Он как муха голодная у меня над лагманом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Ты сядешь? – коротко спросил Юру Сергей.
– А кто еще? – презрительно ответил ему Юрка, одинаково хорошо водивший все виды автотранспорта.
Он открыл дверь кабины и чертыхнулся:
– Мешка нет, черт, пошли назад.
Делать было нечего: без нашего арсенала благополучный исход предприятия становился весьма проблематичным.
– И спирта нет, – зло прошипел Фредди из кузова. – Надо брать эту хату...
Посадив женщин в машину, мы с ним и Сергеем пошли в дом. У порога, на корявых тесаных ступеньках лежал парень в ватном халате. Рядом валялась распустившаяся чалма.
– Видно, на стреме стоял. Девка та его вырубила, – опять прошипел Фредди, тронув ногой лежавший подле тела обрубок толстого сука. – Как бы не очнулся...
И, ухватив голову неудачливого стража за прядь жидких волос, чуть смоченных густой, запекавшейся уже, кровью, тюкнул ею о край ступеньки.
Понаблюдав со смешанными чувствами за этой профилактикой, мы, крадучись, вошли в дом. Нам повезло – все наши пожитки и канистра находились в углу знакомой нам комнаты. В тусклом свете бог весть зачем горевшей керосиновой лампы мы похватали их и пошли в выходу. В это самое время отварилась дверь смежной комнаты, и нашему взору предстал озабоченный хозяин дома.
Сергей пришел в себя первым: молниеносно сорвав саблю со стены и обнажив ее, он плашмя ударил Резвона по голове. Это было нелегко сделать – ведь разбойник стоял в проеме двери и достичь нужной силы удара было непросто. Но мастер спорта – есть мастер спорта и, перешагнув через упавшее тело, Кивелиди бросился в комнату и мы услышали глухие звуки падения, по крайней мере, еще двух тел. Через секунду он появился перед нами и, слава богу, лезвие сабли было сухим...
Но Всевышний не дал нам улыбнутся этой удаче. Лишь только глаза мои остановились на кончике сабли, во дворе дома раздалась короткая автоматная очередь, тут же за дверью комнаты послышался топот многих ног, она с грохотом распахнулась, и на пороге мы увидели вооруженных людей, полных решимости немедленно растерзать нас голыми руками. Осмотрев их, Сергей криво улыбнулся, повертел в руке саблю, затем повернулся к стене и, вложив в поднятые с пола ножны, повесил на место.
5. Жизнь бьет ключом. – Спасает лампочка. – Допрыгался и лег спать. – Спасительный сель.
Свалив нас на пол и опутав по рукам и ногам, бандиты бросились в комнату главаря. Скоро из нее послышалось бессвязное бормотание, матерные выкрики на русском и отрывистая таджикская речь – это Резвон приводил в чувство своих проштрафившихся охранников.
Через минуту Резвон предстал перед нашими глазами. Левое его ухо даже в тусклом свете керосиновой лампы малиново светилось и выглядело великоватым. Но, – было видно, – он не думал о боли. Глаза его горели злорадством, и всем нам стало ясно, что часы наши сочтены. Или, по крайней мере, часы нашего безбольного существования...
Оглядев комнату цепким взглядом и увидев лежащего на полу Сергея, Резвон подошел к нему и несколько раз ударил ногой в голову, пах и живот. Бил он расчетливо, сильно и с явным знанием анатомии. Убедившись, что обидчик надолго потерял сознание, он отошел к стене посмотрел на саблю и, обернувшись ко мне, надменно сказал:
– Это сабля великого Хромого.
– Тамерлана!?
– Да. С ней он стоял под Москвой, раздумывая брать ее или нет. Она из душанбинского музея.
– Вас надули, раисака! В советские времена все настоящее в Москву увозили. Даже согдийские фрески. А взамен оставляли дешевые подделки.
– Сабля настоящая!
С минуту помолчав, Резвон снял оружие со стены, вынул из ножен и вернулся к бездыханному Сергею. И следующую минуту потратил на приведение его в чувство. Делал он это с помощью кончика сабли.
Поняв, что Сергей не сможет в ближайшее время сознательно участвовать в экзекуции, Резвон разочарованно плюнул ему в лицо и, взяв саблю в обе руки, поднял ее над животом Кивелиди, намереваясь немедленно пригвоздить его к полу. Но тут, о чудо, над нашими головами неожиданно и очень ярко вспыхнула забытая всеми электрическая лампочка... Бандиты, задрав головы, разом загалдели. По отдельным их словам я понял, что в кои веки загоревшаяся лампочка – это знамение завтрашнего, вернее, уже сегодняшнего приезда муллы...
Покачав головой, Резвон что-то приказал своим людям и вышел, в задумчивости обхватив пальцами подбородок. Проводив его глазами, подручные загалдели, решая кому браться за тяжелые и неудобные для переноски плечи, а кому – за легкие и удобные ноги. Решив, схватили и вынесли из комнаты сначала Сергея, а затем и Федю. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге появились Лейла и освобождавшая нас незнакомка. У обеих были связаны руки. Приведшие их охранники грубо столкнули девушек на пол, накрепко связали им ноги и тут же удалились.
– Как там Юрка? Живой? – спросил я Лейлу.
Она была бледна. Губы ее подрагивали.
– Ну, ты, гражданин начальник, даешь! – удивилась незнакомка. – У него баба от страха дрожит, нет, чтобы успокоить сразу, слово ласковое сказать, а он окрестностями интересуется... Жив приятель твой... Они в воздух стреляли. Теперь с другими двумя вашими опять в яме сидит...
– Хорошо... А что касается слов ласковых... Что толку по головке гладить? Тебе, вот, это поможет? Нет!!! А Юрка может помочь. Я точно знаю, что не умрет он, пока не вылезет. А мы, похоже, влипли. И проживем до отъезда муллы, если начнем друг друга гладить по головкам...
Резвон вернулся минут через пятнадцать-двадцать, когда я уже успел или, по крайней мере, постарался внушить Лейле надежду на освобождение. Войдя в комнату, он сразу же подошел к нам и внимательно, не торопясь, проверил наши путы.
– В общем так... – обращаясь ко мне, начал Резвон. – Мне, дорогой, надо чтобы ты меня слушался. И завтра, когда мулла приедет и потом, когда главным моим геологом будешь. Скажу честно, я послезавтра все равно всех остальных убью, всех, кроме тебя и твоей красавицы, конечно. Не могу, понимаешь, поступиться принципами! Если ты меня не будешь слушать, то буду твою подругу на глазах у тебя мучить и насиловать всеми средствами и всем своим личным составом, а потом, когда она в себя придет, буду два месяца тебя убивать, уже у нее на глазах. И убью так, что навсегда останешься безвольной скотиной, яйца мои будешь лизать, хвостом вилять и “спасибо за угощение” говорить...
– Хозяин – барин... А что тебе завтра от меня надо?
– Когда мулла приедет, ты Робертом будешь. Похожи вы, понял? А мне надо мулле кого-то показать, чтобы отстал пока. Он как муха голодная у меня над лагманом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99