..
– Как не знает? Ты что, визитку ему не оставила?
– Оставила.
– Ну так! Как позвонит, скажи, что будешь во второй половине дня на Пушкинской площади по делам и зайдешь к нему пообедать.
– Не буду я ничего придумывать, – смущенно улыбнулась Марья Ивановна. – Я свою любимую заколку на стуле оставила.
Смирнов, засмеявшись, поднялся на ноги, взял женщину за руку и повел ее в спальную.
11. Женщины благодарны
Эгисиани позвонил в начале первого. Извинившись за спешный свой вчерашний уход, сказал, что в течение часа завезет заколку по любому российскому адресу. В ответ Марья Ивановна сообщила, что к двум часам будет по делам на Пушкинской площади, и там они смогут встретиться.
– Может быть, в таком случае пообедаете у меня? – предложил настойчивый грузин.
– В малом зале? Шкуры на полу, таинственный свет, жаркое из кабаньей... мм... кабаньего окорока?
– Естественно.
– Нет, к сожалению не получится. У меня сегодня целый воз неотложных дел.
– Ну что ж. Так значит, в два под Пушкином?
"Под Пушкином" у нее выделилось само собой.
– Да. И не опаздывайте, у меня на вас пять минут.
Сделав перевязку Евгению Александровичу, Марья Ивановна переоделась в строгий бежевый костюм-тройку (с юбкой) и поехала на Пушкинскую площадь.
К памятнику она подошла ровно в два. Эгисиани минут пять говорил комплименты, в том числе и экспромтом, затем вручил заколку. Еще не взяв ее в руки, Марья Ивановна увидела, что в самой ее середине сверкает бриллиант стоимостью не менее пяти тысяч долларов.
– Это мой маленький подарок за вчерашний вечер, – сказал Эгисиани просто. И, ничтоже сумняшися, добавил:
– Вы по-прежнему торопитесь?
– Да нет, обстоятельства изменились, – ответила не Марья Ивановна, а кто другой, доселе прятавшийся в ее подсознании. – Похоже, вы наколдовали, и почти все мои сегодняшние дела чудесным образом уладились в пятнадцать минут.
– И у вас найдутся часа полтора на неторопливую беседу со мной и обед с шампанским?
Кивнув, женщина отвела локоть в сторону, показывая, что ее можно взять под руку, и пошла по направлению к ресторану Эгисиани.
* * *
Малый зал Марье Ивановне понравился. Не низкий, не высокий, повсюду звериные шкуры – ухоженные и пушистые, низкие восточные столики, инкрустированные костью и цветным камнем, за которыми можно было сидеть, откинувшись на мягкие подушки – кожаные, атласные, бархатные, маленькие и большие, с бахромой и без нее.
Марья Ивановна выбрала столик, стоявший у стены с фальшивым витражным окном. На витраже была изображена сцена охоты на лисицу, а сам столик охранялся оскаленным белым медведем, точнее тем, что осталось от оскаленного большого белого медведя после его фатальной встречи с хладнокровным охотником, а затем и с искусным скорняком. Встав на безопасном расстоянии от его устрашающих зубов, Марья Ивановна взглянула в большое зеркало, вделанное в противоположную стену.
"В своем костюме я выгляжу здесь, как Маргарет Тэтчер выглядела бы в манильском борделе", – усмехнулась она, пристально себя рассматривая.
– В принципе вы могли бы переодеться, – прочитал ее мысли Эгисиани. – Рядом с зеркалом в стену вделан шкаф. В нем хранятся одеяния на любой вкус.
– Одеяния на любой вкус? – удивилась женщина?
– Совершенно верно. Мои гости нередко переодеваются в платья, соответствующие обстановке...
– Идея Кристины?
– Да, ее, вы угадали. Я пойду, отдам кое-какие распоряжения, а вы покопайтесь в шкафу, может, и найдете что-нибудь по вкусу.
Оставшись наедине, Марья Ивановна прошлась по залу. Интересовало ее, естественно, оружие. Луки с колчанами, древние мушкеты, пищали и рогатины не задержали надолго внимания женщины, а вот нечто подобное обрезу с воротом и небольшим стальным луком заставило ее сердце замереть. А когда она увидела рядом набор коротких стрел, скорее снарядов, с внушавшими трепет массивными острейшими наконечниками, сострадание к Евгению Александровичу заставило ее сердце ощутимо сжаться.
"Бог мой, – подумала она, – неужели такая штука вонзилась в его попу!? Бедный Женечка!"
Сострадание недолго ее мучило – она обнаружила (пришлось испачкать мизинец), что стрелы немного, но опылены, а арбалет совершенно чист.
– Вы и в самом деле неплохой сыщик, – вывел ее из оцепенения голос неслышно подошедшего Эгисиани.
– Почему вы так думаете? – обернулась к нему Марья Ивановна. Секунды ей хватило, чтобы разгладить напрягшееся лицо мягкой улыбкой.
– Этот самострел принесла Кристина.
– Кристина!?
– Да.
– И где же она его взяла?
– Она сказала, что купила его в антикварном магазине специально для этого зала...
– Замечательный самострел... – проговорила Марья Ивановна, уже разглядывая широкую двустворчатую дверь красного дерева, занимавшую чуть ли не половину торцовой стены.
– Она ведет в часть ресторана, не имеющую прямого отношения к Кристине, – встал Эгисиани меж гостьей и дверью – К тому же там сейчас ведутся строительные работы.
– А к вам она имеет отношение?
– Конечно. После того, как ремонт будет закончен, а наше знакомство укрепится, мы непременно там повеселимся.
– А почему вы сказали "не имеющую прямого отношения к Кристине"? – спросила Марья Ивановна, посматривая на таинственную дверь – ей казалось, что за нею кто-то есть.
– Гм... Видите ли, люди творческие распространяют вокруг себя... ну, как бы вам сказать...
– Волны творчества? Или созидания?
– Да... И эти волны рождают в казалось бы простых людях желание творить, и не только желание творить, но и еще что-то, дающее человеку возможность делать что-то необыкновенное...
– Вы хотите сказать, что под влиянием Кристины вы принялись созидать? То есть делать что-то необыкновенное?
– Ну, не созидать, а придумывать разные оригинальные вещи.
Марья Ивановна хотела уточнить понятие "оригинальные вещи", но Эгисиани упредил ее:
– Так вы станете переодеваться к обеду? Я боюсь, что вы опять убежите, не попробовав творений моей кухни.
– Надо сначала посмотреть, что там у вас есть.
– В чем же вопрос, пойдемте, посмотрим.
В мужском отделении гардероба висели набедренные шкуры и накидки (Марья Ивановна усмехнулась, представив хозяина ресторана в непритязательном одеянии троглодита), кожаные с бахромой костюмы американских трапперов, английские и немецкие охотничьи одежды с иголочки и даже шерстяной наряд бедуина.
– Наденьте вот это! – игриво ткнула женщина в последний. И осеклась: она предложила мужчине сделать первый ход и если он сделает его, то ей придется ответить.
Невозмутимо сняв с вешалки и перекинув через плечо бедуинское платье, Эгисиани распахнул створки дамского отделения. Марья Ивановна замерла, растерянно приоткрыв рот: в гардеробе висели преимущественно набедренные повязки из светлого каракуля и накидки из шкур ангорских коз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Как не знает? Ты что, визитку ему не оставила?
– Оставила.
– Ну так! Как позвонит, скажи, что будешь во второй половине дня на Пушкинской площади по делам и зайдешь к нему пообедать.
– Не буду я ничего придумывать, – смущенно улыбнулась Марья Ивановна. – Я свою любимую заколку на стуле оставила.
Смирнов, засмеявшись, поднялся на ноги, взял женщину за руку и повел ее в спальную.
11. Женщины благодарны
Эгисиани позвонил в начале первого. Извинившись за спешный свой вчерашний уход, сказал, что в течение часа завезет заколку по любому российскому адресу. В ответ Марья Ивановна сообщила, что к двум часам будет по делам на Пушкинской площади, и там они смогут встретиться.
– Может быть, в таком случае пообедаете у меня? – предложил настойчивый грузин.
– В малом зале? Шкуры на полу, таинственный свет, жаркое из кабаньей... мм... кабаньего окорока?
– Естественно.
– Нет, к сожалению не получится. У меня сегодня целый воз неотложных дел.
– Ну что ж. Так значит, в два под Пушкином?
"Под Пушкином" у нее выделилось само собой.
– Да. И не опаздывайте, у меня на вас пять минут.
Сделав перевязку Евгению Александровичу, Марья Ивановна переоделась в строгий бежевый костюм-тройку (с юбкой) и поехала на Пушкинскую площадь.
К памятнику она подошла ровно в два. Эгисиани минут пять говорил комплименты, в том числе и экспромтом, затем вручил заколку. Еще не взяв ее в руки, Марья Ивановна увидела, что в самой ее середине сверкает бриллиант стоимостью не менее пяти тысяч долларов.
– Это мой маленький подарок за вчерашний вечер, – сказал Эгисиани просто. И, ничтоже сумняшися, добавил:
– Вы по-прежнему торопитесь?
– Да нет, обстоятельства изменились, – ответила не Марья Ивановна, а кто другой, доселе прятавшийся в ее подсознании. – Похоже, вы наколдовали, и почти все мои сегодняшние дела чудесным образом уладились в пятнадцать минут.
– И у вас найдутся часа полтора на неторопливую беседу со мной и обед с шампанским?
Кивнув, женщина отвела локоть в сторону, показывая, что ее можно взять под руку, и пошла по направлению к ресторану Эгисиани.
* * *
Малый зал Марье Ивановне понравился. Не низкий, не высокий, повсюду звериные шкуры – ухоженные и пушистые, низкие восточные столики, инкрустированные костью и цветным камнем, за которыми можно было сидеть, откинувшись на мягкие подушки – кожаные, атласные, бархатные, маленькие и большие, с бахромой и без нее.
Марья Ивановна выбрала столик, стоявший у стены с фальшивым витражным окном. На витраже была изображена сцена охоты на лисицу, а сам столик охранялся оскаленным белым медведем, точнее тем, что осталось от оскаленного большого белого медведя после его фатальной встречи с хладнокровным охотником, а затем и с искусным скорняком. Встав на безопасном расстоянии от его устрашающих зубов, Марья Ивановна взглянула в большое зеркало, вделанное в противоположную стену.
"В своем костюме я выгляжу здесь, как Маргарет Тэтчер выглядела бы в манильском борделе", – усмехнулась она, пристально себя рассматривая.
– В принципе вы могли бы переодеться, – прочитал ее мысли Эгисиани. – Рядом с зеркалом в стену вделан шкаф. В нем хранятся одеяния на любой вкус.
– Одеяния на любой вкус? – удивилась женщина?
– Совершенно верно. Мои гости нередко переодеваются в платья, соответствующие обстановке...
– Идея Кристины?
– Да, ее, вы угадали. Я пойду, отдам кое-какие распоряжения, а вы покопайтесь в шкафу, может, и найдете что-нибудь по вкусу.
Оставшись наедине, Марья Ивановна прошлась по залу. Интересовало ее, естественно, оружие. Луки с колчанами, древние мушкеты, пищали и рогатины не задержали надолго внимания женщины, а вот нечто подобное обрезу с воротом и небольшим стальным луком заставило ее сердце замереть. А когда она увидела рядом набор коротких стрел, скорее снарядов, с внушавшими трепет массивными острейшими наконечниками, сострадание к Евгению Александровичу заставило ее сердце ощутимо сжаться.
"Бог мой, – подумала она, – неужели такая штука вонзилась в его попу!? Бедный Женечка!"
Сострадание недолго ее мучило – она обнаружила (пришлось испачкать мизинец), что стрелы немного, но опылены, а арбалет совершенно чист.
– Вы и в самом деле неплохой сыщик, – вывел ее из оцепенения голос неслышно подошедшего Эгисиани.
– Почему вы так думаете? – обернулась к нему Марья Ивановна. Секунды ей хватило, чтобы разгладить напрягшееся лицо мягкой улыбкой.
– Этот самострел принесла Кристина.
– Кристина!?
– Да.
– И где же она его взяла?
– Она сказала, что купила его в антикварном магазине специально для этого зала...
– Замечательный самострел... – проговорила Марья Ивановна, уже разглядывая широкую двустворчатую дверь красного дерева, занимавшую чуть ли не половину торцовой стены.
– Она ведет в часть ресторана, не имеющую прямого отношения к Кристине, – встал Эгисиани меж гостьей и дверью – К тому же там сейчас ведутся строительные работы.
– А к вам она имеет отношение?
– Конечно. После того, как ремонт будет закончен, а наше знакомство укрепится, мы непременно там повеселимся.
– А почему вы сказали "не имеющую прямого отношения к Кристине"? – спросила Марья Ивановна, посматривая на таинственную дверь – ей казалось, что за нею кто-то есть.
– Гм... Видите ли, люди творческие распространяют вокруг себя... ну, как бы вам сказать...
– Волны творчества? Или созидания?
– Да... И эти волны рождают в казалось бы простых людях желание творить, и не только желание творить, но и еще что-то, дающее человеку возможность делать что-то необыкновенное...
– Вы хотите сказать, что под влиянием Кристины вы принялись созидать? То есть делать что-то необыкновенное?
– Ну, не созидать, а придумывать разные оригинальные вещи.
Марья Ивановна хотела уточнить понятие "оригинальные вещи", но Эгисиани упредил ее:
– Так вы станете переодеваться к обеду? Я боюсь, что вы опять убежите, не попробовав творений моей кухни.
– Надо сначала посмотреть, что там у вас есть.
– В чем же вопрос, пойдемте, посмотрим.
В мужском отделении гардероба висели набедренные шкуры и накидки (Марья Ивановна усмехнулась, представив хозяина ресторана в непритязательном одеянии троглодита), кожаные с бахромой костюмы американских трапперов, английские и немецкие охотничьи одежды с иголочки и даже шерстяной наряд бедуина.
– Наденьте вот это! – игриво ткнула женщина в последний. И осеклась: она предложила мужчине сделать первый ход и если он сделает его, то ей придется ответить.
Невозмутимо сняв с вешалки и перекинув через плечо бедуинское платье, Эгисиани распахнул створки дамского отделения. Марья Ивановна замерла, растерянно приоткрыв рот: в гардеробе висели преимущественно набедренные повязки из светлого каракуля и накидки из шкур ангорских коз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32