Глава 6.
Тем временем утро Рождества переходило в день. Взошло солнце, и свет затопил дом. Спящие спали долго, но в конце концов проснулись. Элис пробудилась последней - от беспокойного сна, в котором события ночи сливались с ее собственным незавидным положением и горестной судьбой. В конце концов, Полли добрая, размышляла девушка, - подняла Софи, не потревожив ее.
Она не пробыла внизу и нескольких минут, когда невероятные и жуткие слухи - не скажу, стали передаваться из уст в уста, - но каким-то образом распространились по всему дому, - и все домочадцы в тревоге устремились наверх.
Сиделка заглянула в комнату для гостей и не обнаружила маленького покойника, оставленного ею там. Кровать находилась между нею и Фоси, и она не заметила девочку. Накануне ночью доктор строго отчитал ее за какую-то оплошность; в отместку она первым делом заподозрила его, и, заглянув на всякий случай в кухню и ничего не добившись, поспешила к мистеру Гриторексу.
Слуги столпились в комнате для гостей, и когда их хозяин, не поверив слухам, однако изрядно потрясенный сообщением, поспешил на место событий, он обнаружил, что все его домочадцы сгрудились у изножья кровати. Тусклый солнечный свет едва пробивался сквозь алые занавеси, придавая нездешний, мертвенно-бледный оттенок пламени догорающей свечи. Сперва он не видел ничего, кроме толпы слуг - молча застыли они на месте, наклоняясь вперед и пристально вглядываясь; он пришел вовремя; еще мгновение, и чудесная картина была бы испорчена. Он шагнул вперед и увидел Фоси, окутанную синим покрывалом. В свете свечи непокорные кудри, так и не поддавшиеся расческе, несмотря на все усилия девочки, казались мерцающим ореолом вокруг головки и бледного лица: холод и горе отняли у него краски, сделали его столь же матовым как и то, что покоилось на ее руке и света никогда не видело. Фоси вглядывалась в маленькое личико до тех пор, пока не распознала смерть, и теперь, словно безгласная мать скорби, замерла, склонившись над телом святого дитяти в неясном свете гробницы.
Каким образом, я не знаю, но едва отец увидел девочку, она подняла взгляд и чары немоты пали.
- Иисус умер, - проговорила она отрешенно и печально, но с полным спокойствием. - Он умер, - повторила она. - Он пришел слишком рано; и некому было о нем позаботиться, и он умер - умер - умер!
Но, при последних словах, застывший комок агонии поддался; родник сердца ее переполнился, забил и хлынул через край, и последнее слово прозвучало не то рыданием, не то исступленным возгласом беспросветного отчаяния и утраты.
Элис метнулась вперед и ласково отобрала у девочки мертвого младенца. В то же мгновение отец подхватил маленькую мать на руки и привлек ее к груди. Девочка обвила ручонками его шею, склонила головку ему на плечо, и мистер Гриторекс унес ее из комнаты - рыдавшую горько и отчаянно, однако уже немножко утешенную.
- Нет, Фоси, нет! - услышали слуги. - Иисус вовсе не умер, благодарение Господу! Это всего лишь твой маленький братик: в нем было слишком мало жизни, и он вернулся назад, к Богу, чтобы попросить побольше.
Плача, женщины сошли вниз. Элис все еще заливалась слезами, когда в дом вошел Джон Джефсон. Позабыв о собственных несчастьях под впечатлением увиденного, она бросилась ему на грудь и разрыдалась.
Джон оцепенел от изумления.
- Господи, да это и впрямь Рождество! - выдохнул он наконец.
- Ох, Джон! - воскликнула Элис, высвобождаясь из его объятий. - Я и позабыла! Ты со мной теперь и разговаривать не станешь, Джон! И не надо, Джон!
С этими словами она тихо вскрикнула и снова разрыдалась, закрыв лицо руками.
- Послушай, Элис!.. Ты ведь не вышла замуж, нет? - изумился Джон, для которого существовало только одно непоправимое горе.
- Нет, Джон, и никогда не выйду; порядочный человек вроде тебя на такую несчастную, как я, дважды и не взглянет!
- И все-таки давай-ка поглядим еще разок! - возразил Джон, отводя ее ладони от лица. - Расскажи мне, что случилось, и ежели дело можно поправить, так я с утра до ночи стану работать, а тебя выручу, моя Элис!
- Дела ничем не поправишь, Джон, - отозвалась Элис, и готова была уже снова пуститься по волнам океана собственного горя, но, невзирая на ветер и прилив, то есть всхлипывания и слезы, она задержалась-таки у берега по его просьбе и поведала свою беду, не умолчав и о том, как отправилась к старшему из кузенов, унаследовавшему, благодаря их с братом несчастью, куда больше причитающейся ему доли, и "принялась унижаться", умоляя хоть самой малостью помочь ее брату, умирающему от чахотки, тот едва не приказал вытолкать ее за двери, клянясь, что знать не желает ни ее, ни брата, и утверждая, что ей должно быть стыдно являться в дом к порядочным людям.
- А мы-то еще детишками вместе куличики лепили! - возмущенно закончила Элис. - Ну вот, Джон! - вот и вся тебе история, - добавила она. И что теперь?..
С этими словами она проникновенно, смиренно-вопрошающе заглянула в его честные глаза.
- Это все, Элис? - переспросил он.
- Да, Джон; разве этого недостаточно? - отозвалась она.
- Больше чем достаточно, - ответствовал Джон. - Клянусь тебе, Элис, ты мне теперь в десять раз дороже, чем была, даже если бы ты вышла за меня с десятью тысячами в сумочке. Послушай, милая: никогда не видел тебя и вполовину такой пригожей, как сейчас!
- Но стыд-то какой, Джон! - вздохнула Элис, понурив голову и тем самым скрывая радость, что сияла сквозь пелену горя.
- Это уж пусть твои отец и мать сами промеж себя улаживают. Не мое это дело. Благодарение Господу, мы поступим иначе. Когда же, девочка моя?
- Когда захочешь, Джон, - отвечала Элис задумчиво, не поднимая головы.
Высвободившись из чересчур крепких объятий, с которыми жених встретил ее согласие, девушка заметила:
- Думается мне, Джон, что деньги - нехорошая штука! Точно тебе говорю: едва я прослышала о богатстве, в меня словно бес вселился. Ты меня ненавидел, Джон? Скажи правду!
- Нет, Элис, хотя и всплакнул о тебе малость. Ты была вроде как одержимая.
- Я и была одержимая. Сдается мне, кабы у меня деньги-то не отобрали, я бы за тебя замуж ни за что не пошла, Джон. Подумать жутко, верно?
- Пожалуй, что и не пошла бы. Ну, конечно, нет! Как можно? - неохотно признал Джефсон.
- Ах, Джон, не говори так, этого я не потерплю! Нечего меня оправдывать, а то я, чего доброго, опять зазнаюсь! Я - гадкая, чванливая дрянь, вот что я такое! А виной всему - только низменное тщеславие!
- Элис, помни, ты теперь моя; а уж что мое, то мое, и хулить мое достояние я не позволю! По мне, ты в два раза лучше, чем была прежде, и весь мир второго такого рождественского подарка мне не сделает - ни под каким видом, будь то даже коробка, доверху набита золотыми часами да ростбифом!
Когда мистер Гриторекс вернулся в спальню жены, рассчитывая застать ее спящей, как и оставил, он не на шутку встревожился, услышав, что от кровати доносятся тихие всхлипывания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11