– Завтрак, – приказал Стивенсон.
Сосима вышел. Спустя минуту в дверь постучали и в кабинет вошел Ллойд. Он поклонился Матаафе и, взглядом попросив у отчима разрешения, сел в кресло рядом с Матаафой, который, увидев пасынка Тузиталы, снова занял свое место и весь как-то насторожился.
Ллойд не любил его и не скрывал этого. Матаафа догадывался о неприязненных к нему чувствах пасынка своего друга, но, видимо, это нисколько не волновало его. Не волновало, впрочем, только внешне. Матаафа даже стал напевать что-то, какой-то популярный английский мотив; его подхватил и Стивенсон. Ллойд укоризненно покачал головой.
– Мой дорогой Льюис хочет убить себя, – глухо и хмуро сказал он, косясь на Матаафу. – Вы должны лежать и не разговаривать, – продолжал он более глухо и недовольно. – Вы забыли, что сказал доктор. Я должен напомнить вам о том, что…
– Мой дорогой Ллойд, у меня прекрасная память, – отозвался Стивенсон, откидываясь на подушку и подкладывая под голову руки. – Мой друг Матаафа вылечил меня.
– Хотел бы я знать, чем именно, – раздраженно буркнул Ллойд и, сняв очки, принялся протирать стекла папиросной бумагой.
– Осторожнее, ты раздавишь их, – заметил Стивенсон. – Мой друг Матаафа заговорил мою болезнь. Чем и как? Тебе, человеку здоровому, этого не понять.
– О, не понять! – поддакнул Матаафа и снова забубнил ту же песенку.
– Я всё понимаю, – сказал Ллойд и надел очки.
– Ллойд! – строго произнес Стивенсон. Взгляд его потемнел. – Слева от тебя сидит вождь племени Самоа – король Матаафа. Он побольше всех других королей и их супруг. В его присутствии люди стоят, запомни это, очень прошу! Если лежу я, то только потому, что у меня нет сил на то, чтобы стоять.
Ллойд стремительно поднялся с кресла и вышел, оставив дверь открытой.
Глава вторая
Очень серьезные дела
Вдруг ни с того ни с сего перестали посещать Стивенсона консулы, а Фенни – их жёны. Слуги в Вайлиме подтянулись, в них появилось что-то военное, не рассуждающее, точное. Рано утром и вечером все слуги куда-то уходили на два часа и возвращались усталые и неразговорчивые. По ночам с южной стороны острова доносились выстрелы – одиночные и пачками.
– Что это? – спросила Фенни своего сына.
Ллойд многозначительно улыбнулся, поиграл глазами за толстыми стеклами очков и ничего не ответил.
– Где вы бываете утром и вечером? – спросила Фенни слуг.
Ответил за всех Сосима:
– Уходим и приходим, Тузитала разрешил.
Фенни обратилась к мужу:
– Мистер Тузитала! На острове происходят непонятные вещи: по ночам стрельба, утром и вечером у нас нет слуг. Третью неделю мы не видим у себя гостей…
– Это очень хорошо, – ответил Стивенсон. – Гости мешают мне работать, – ведь я, Фенни, работаю главным образом не тогда, когда диктую, а когда накапливаю слова для диктовки. Ночная стрельба… это, должно быть, действие вулканов. Надо ждать извержения лавы, моя дорогая. Слуги… это их частное дело. Они влюблены, Фенни. Они ходят на Свидания.
– Сосима женат, – возразила Фенни.
– Значит, он изменяет своей жене, – нашелся Стивенсон.
Фенни перестала расспрашивать. «Упрям, как все бритты», – подумала она. Ллойд всё чего-то ждал и подозрительно косился на отчима. Однажды он, гуляя в банановой роще, случайно увидел такую картину: на круглой площадке, заросшей гигантскими папоротниками, с луками и колчанами, со стрелами в руках ползали по земле туземцы и что-то говорили друг другу на своем языке. Три всадника с карабинами за спиной отдавали приказания ползающим, и те вскакивали, строились, бежали, ложились, натягивали тетиву своих луков и метко пускали стрелы в ствол кокосовой пальмы.
«Черт их знает, куда они еще пустят свои стрелы!» – подумал Ллойд и ползком выбрался из рощи, вздрагивая и ежась, когда несколько стрел, пущенных искусными руками, со свистом неслись неподалеку от него. «Дьяволы! – ругался Ллойд. – Они тут, чего доброго, Конвент организуют и всех аристократов на пальмах повесят!»
По вечерам верхом на Бальфуре уезжал куда-то и Стивенсон. Ллойд не раз видел его в компании с Матаафой и его приближенными. Ллойд говорил Фенни:
– Если мой дорогой Льюис умрет раньше меня, я буду обязан писать его биографию. Она пестра до поездки на Самоа и весьма основательно припахивает сумасшествием с января нынешнего года.
– Луи романтик, – ухватилась за свой любимый довод Фенни. – Он хочет жить так же, как и герои его книг. Он вообразил себя корсаром. Он смелый человек, Ллойд. Надеюсь, ты не будешь спорить.
– Не спорю, мама, нет, всё так, – согласился Ллойд. – Он романтик, и потому-то я люблю его. Но мне кажется, что он начинает любить грубую реальность. Она погубит его. Да неужели ты не понимаешь, что происходит?
– Всё понимаю, – сказала Фенни. – Луи вскоре будет выслан отсюда, да и мы все уедем в Америку или Европу. Я умру здесь, и очень скоро, Ллойд. Мне очень нехорошо, тоскливо…
«Чрезвычайно худощав. Черные глаза. Начинает седеть. Работоспособная прирученная знаменитость. Курит без антрактов. Много пьет кофе и вина. Пробовал пить воду из океана. Пресная.
Характер неустойчивый. Склонен к объяснению устройства вселенной. Романтик – потому, что намерен воздействовать на своего читателя, на его развинтившуюся нравственность.
Близок к смерти. Не удовлетворен тем, что сделал в жизни, и в этом обвиняет весь земной шар, глупо организованный королями, царями, президентами и министрами» –
так Стивенсон ответил Бакстеру на его просьбу прислать ему свой автопортрет для журнала, в котором сейчас печатаются его рассказы, объединенные общим названием «Беседы на острове». Ввиду их мрачного тона Бакстер советует для отдельного издания назвать их «Вечерними рассказами на острове». Стивенсон ответил: «Поступайте, как Вам угодно. Немедленно сообщите, в каком положении дела с собранием моих сочинений. Деньги на исходе, предстоят большие расходы…»
За несколько дней до восстания на острове Бакстер известил своего друга, что в ближайшие дни он сам прибудет в Вайлиму с первыми двумя томами собрания сочинений Роберта Льюиса Стивенсона. В первом томе стихи и статьи, во втором – «Остров сокровищ» и «Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда». Деньги уже переведены.
В этот день Стивенсон в продолжение восьми часов совещался с Матаафой. В кабинет приказано было никого не пускать,
Очень многих жителей острова поразило одно странное, загадочное обстоятельство: немецкий крейсер снялся с якоря и, обогнув остров, занял новое место – на северо-восточной его стороне. Крейсеры английский и американский подошли почти вплотную к берегу. Мистер Моорз взволнованно, трагическим тоном сообщил об этом Фенни и Ллойду, не пустившим его в кабинет Стивенсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88