Антенна на крыше лаборатории стала испускать особое мощное излучение, которое влияло на эфир примерно так же, как воздействует на атмосферу вакуум-насос.
Тотчас по наступлении темноты наблюдателем овладело бы особое ощущение оцепенения и одолевающей его вялости.
Теперь, когда он находился в отрицательном поле, его организм мгновенно перестал бы стареть, так как всякое горение и переваривание происходит только при наличии эфира. Он больше не ощущал ни тепла, ни холода. Трубка, которую он считал до этого момента горячей, теперь казалась ему ни тёплой, ни холодной.
Тело не могло больше зябнуть, потому что прекратилась отдача тепла атмосфере; даже если бы человек сидел на льдине, то и тогда его тело не могло бы остынуть, так как без эфира тепловое излучение не может передаваться от одного атома другому.
Наш воображаемый наблюдатель на крыше тут несомненно бы вспомнил, что, если человек попал в середину смерча, эпицентр которого создаёт вокруг частичный вакуум, он почувствовал бы, словно из его лёгких внезапно выкачали весь воздух. Он мог бы вспомнить и рассказы про безвоздушные ямы, в которых нет ничего, кроме эфира (допускающего прохождение света). В данном случае наблюдалось обратное явление: человек продолжал слышать и дышать, потому что эфир не влияет на эти функции, но у него оказались отнятыми зрительные ощущения, равно как и осязание тепла и холода, поскольку не было посредника, через который они могли бы проникнуть в эфирный вакуум.
Отец Элис, узнав про забастовку инженеров метеобашен, тотчас подумал о тяжёлом положении дочери и поспешил вылететь из Парижа на своём воздухолёте.
Он развил предельную скорость, как бы предчувствуя надвигающуюся катастрофу. Когда наконец впереди показалась вилла, кровь застыла у него в жилах и сердце замерло при открывшейся перед ним картине.
По склону горы прямо на дом, в котором находилась его дочь, у него на глазах низвергался огромный обвал.
Уже явственно доносился жуткий грохот и гром обвала, сметающего всё на своём пути. Отцом Элис овладело сознание собственного бессилия: даже если вовремя долететь до виллы, всё равно сделать уже ничего нельзя - там ждёт верная гибель! Отец был обречён оставаться зрителем трагедии, которая должна была неминуемо разыграться через какое-то мгновение.
И в эту минуту произошло то, что представилось обезумевшему от ужаса отцу чудом.
Его взгляд случайно упал на силовую мачту на крыше дома: иридиевые провода антенны, направленные на северо-восток, внезапно сделались красными, потом жёлтыми, пока не накалились добела. В тот же миг он заметил, что на металлических частях воздухолёта вспыхивают искры. Он снова взглянул на антенну и увидел обломок передаточной мачты у её основания, очевидно, случайно упавшей к подножию силовой антенны. Он лежал концом к обвалу и выбрасывал гигантские языки пламени. Они становились всё длиннее и длиннее и издавали всё более пронзительное шипение. Пламя на конце обломка выглядело как громадных размеров струя воды, вырывающаяся из отверстия под большим давлением.
Этот сплошной язык пламени пятисот ярдов длиной имел диаметр около пятнадцати футов. Дальше пламя разбрасывалось веером. Отец Элис заметил, что не только обломок передаточной мачты, но и силовая антенна накалены добела, и это говорило об огромной энергии, направленной сюда. В этот момент обвал уже почти достиг зоны бушевавшего пламени. И тут произошло невероятное. Едва лавина соприкоснулась с пламенем, снег начал быстро таять. Казалось, от пламени исходит такой жар, что, пожалуй, и айсберг моментально превратился бы в воду. Огромная глыба снега превратилась в поток горячей воды и клубы пара.
По склону горы побежали горячие ручьи - это всё, что осталось от грозного обвала. Причинённые им разрушения были незначительны.
После того как был ликвидирован обвал, сила потока пламени антенны стала понемногу слабеть, а через несколько минут пламя и вовсе исчезло.
В это время за четыре тысячи миль от обвала, в Нью-Йорке, Ральф 124С 41+ выключил свой ультрагенератор.
Спустившись к телефоту, он увидел Элис, стоявшую у своего аппарата.
Она смотрела на Ральфа, улыбающегося ей с экрана телефота. Почти онемев от волнения и радости, Элис силилась что-то сказать, но голос её звучал неуверенно.
- Опасность миновала, - проговорила она нерешительно. - Что вы сделали с обвалом?
- Я его растопил.
- Растопили! - повторила она, как эхо. - Я…
Она не успела договорить: дверь с шумом распахнулась и в комнату вбежал дрожащий от страха пожилой человек. Элис бросилась в его объятия.
- Отец!..
Ральф 124С 41+ смущённо выключил телефот.
Два лица
Ральф чувствовал, что ему необходимо отдохнуть, посидеть на свежем воздухе - последние полчаса были очень напряжёнными.
Снизу доносилось слабое гудение большого города.
В небе беспрерывно летали воздухолёты. Время от времени с едва слышным жужжаньем проносились трансатлантические и трансконтинентальные воздушные лайнеры. Иногда один из воздухолётов пролетал близко - может быть, в 500 ярдах от Ральфа, и тогда пассажиры вытягивали шеи, чтобы лучше увидеть его «дом», если можно было так назвать это здание. Скорее это была круглая башня диаметром 30 футов, высотой 650 футов.
Построена она была из кристаллического стекла и стилония. Это была одна из достопримечательностей Нью-Йорка. Благодарный город признал гений Ральфа и оценил его заслуги перед человечеством. В честь него и была воздвигнута эта громадная башня на том самом участке, где несколько веков назад находился Юнион-сквер.
Диаметр верхней её части в два раза превосходил диаметр основания. Наверху размещалась исследовательская лаборатория, известная всему миру. Комнаты в башне были круглые, и лишь с одной стороны, где находилась труба электромагнитного лифта, форма эта нарушалась.
Ральф погрузился в размышления, заставившие его забыть обо всём окружающем. У него не выходил из головы образ девушки, которую ему только что удалось спасти. В ушах у него всё ещё звучал её нежный голос.
Обычно учёный настолько был увлечён своей работой, что женщины в его жизни не играли никакой роли - он просто о них не думал. Наука была его любовью, а лаборатория - домом.
Но за эти последние полчаса он вдруг стал по-новому смотреть на мир. Красивые глаза Элис, её губы, голос взбудоражили его до глубины души…
Ральф провёл рукой по лицу. «Нет, не мне думать об этом. Ведь я лишь орудие, орудие для развития науки на пользу человечества. Я не принадлежу себе, я принадлежу правительству, которое кормит меня, одевает, заботится о моём здоровье. Я плачу дань за присвоенный мне плюс». Да, в его распоряжении было всё, чего он хотел. Достаточно сказать слово - и любое желание его исполнялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Тотчас по наступлении темноты наблюдателем овладело бы особое ощущение оцепенения и одолевающей его вялости.
Теперь, когда он находился в отрицательном поле, его организм мгновенно перестал бы стареть, так как всякое горение и переваривание происходит только при наличии эфира. Он больше не ощущал ни тепла, ни холода. Трубка, которую он считал до этого момента горячей, теперь казалась ему ни тёплой, ни холодной.
Тело не могло больше зябнуть, потому что прекратилась отдача тепла атмосфере; даже если бы человек сидел на льдине, то и тогда его тело не могло бы остынуть, так как без эфира тепловое излучение не может передаваться от одного атома другому.
Наш воображаемый наблюдатель на крыше тут несомненно бы вспомнил, что, если человек попал в середину смерча, эпицентр которого создаёт вокруг частичный вакуум, он почувствовал бы, словно из его лёгких внезапно выкачали весь воздух. Он мог бы вспомнить и рассказы про безвоздушные ямы, в которых нет ничего, кроме эфира (допускающего прохождение света). В данном случае наблюдалось обратное явление: человек продолжал слышать и дышать, потому что эфир не влияет на эти функции, но у него оказались отнятыми зрительные ощущения, равно как и осязание тепла и холода, поскольку не было посредника, через который они могли бы проникнуть в эфирный вакуум.
Отец Элис, узнав про забастовку инженеров метеобашен, тотчас подумал о тяжёлом положении дочери и поспешил вылететь из Парижа на своём воздухолёте.
Он развил предельную скорость, как бы предчувствуя надвигающуюся катастрофу. Когда наконец впереди показалась вилла, кровь застыла у него в жилах и сердце замерло при открывшейся перед ним картине.
По склону горы прямо на дом, в котором находилась его дочь, у него на глазах низвергался огромный обвал.
Уже явственно доносился жуткий грохот и гром обвала, сметающего всё на своём пути. Отцом Элис овладело сознание собственного бессилия: даже если вовремя долететь до виллы, всё равно сделать уже ничего нельзя - там ждёт верная гибель! Отец был обречён оставаться зрителем трагедии, которая должна была неминуемо разыграться через какое-то мгновение.
И в эту минуту произошло то, что представилось обезумевшему от ужаса отцу чудом.
Его взгляд случайно упал на силовую мачту на крыше дома: иридиевые провода антенны, направленные на северо-восток, внезапно сделались красными, потом жёлтыми, пока не накалились добела. В тот же миг он заметил, что на металлических частях воздухолёта вспыхивают искры. Он снова взглянул на антенну и увидел обломок передаточной мачты у её основания, очевидно, случайно упавшей к подножию силовой антенны. Он лежал концом к обвалу и выбрасывал гигантские языки пламени. Они становились всё длиннее и длиннее и издавали всё более пронзительное шипение. Пламя на конце обломка выглядело как громадных размеров струя воды, вырывающаяся из отверстия под большим давлением.
Этот сплошной язык пламени пятисот ярдов длиной имел диаметр около пятнадцати футов. Дальше пламя разбрасывалось веером. Отец Элис заметил, что не только обломок передаточной мачты, но и силовая антенна накалены добела, и это говорило об огромной энергии, направленной сюда. В этот момент обвал уже почти достиг зоны бушевавшего пламени. И тут произошло невероятное. Едва лавина соприкоснулась с пламенем, снег начал быстро таять. Казалось, от пламени исходит такой жар, что, пожалуй, и айсберг моментально превратился бы в воду. Огромная глыба снега превратилась в поток горячей воды и клубы пара.
По склону горы побежали горячие ручьи - это всё, что осталось от грозного обвала. Причинённые им разрушения были незначительны.
После того как был ликвидирован обвал, сила потока пламени антенны стала понемногу слабеть, а через несколько минут пламя и вовсе исчезло.
В это время за четыре тысячи миль от обвала, в Нью-Йорке, Ральф 124С 41+ выключил свой ультрагенератор.
Спустившись к телефоту, он увидел Элис, стоявшую у своего аппарата.
Она смотрела на Ральфа, улыбающегося ей с экрана телефота. Почти онемев от волнения и радости, Элис силилась что-то сказать, но голос её звучал неуверенно.
- Опасность миновала, - проговорила она нерешительно. - Что вы сделали с обвалом?
- Я его растопил.
- Растопили! - повторила она, как эхо. - Я…
Она не успела договорить: дверь с шумом распахнулась и в комнату вбежал дрожащий от страха пожилой человек. Элис бросилась в его объятия.
- Отец!..
Ральф 124С 41+ смущённо выключил телефот.
Два лица
Ральф чувствовал, что ему необходимо отдохнуть, посидеть на свежем воздухе - последние полчаса были очень напряжёнными.
Снизу доносилось слабое гудение большого города.
В небе беспрерывно летали воздухолёты. Время от времени с едва слышным жужжаньем проносились трансатлантические и трансконтинентальные воздушные лайнеры. Иногда один из воздухолётов пролетал близко - может быть, в 500 ярдах от Ральфа, и тогда пассажиры вытягивали шеи, чтобы лучше увидеть его «дом», если можно было так назвать это здание. Скорее это была круглая башня диаметром 30 футов, высотой 650 футов.
Построена она была из кристаллического стекла и стилония. Это была одна из достопримечательностей Нью-Йорка. Благодарный город признал гений Ральфа и оценил его заслуги перед человечеством. В честь него и была воздвигнута эта громадная башня на том самом участке, где несколько веков назад находился Юнион-сквер.
Диаметр верхней её части в два раза превосходил диаметр основания. Наверху размещалась исследовательская лаборатория, известная всему миру. Комнаты в башне были круглые, и лишь с одной стороны, где находилась труба электромагнитного лифта, форма эта нарушалась.
Ральф погрузился в размышления, заставившие его забыть обо всём окружающем. У него не выходил из головы образ девушки, которую ему только что удалось спасти. В ушах у него всё ещё звучал её нежный голос.
Обычно учёный настолько был увлечён своей работой, что женщины в его жизни не играли никакой роли - он просто о них не думал. Наука была его любовью, а лаборатория - домом.
Но за эти последние полчаса он вдруг стал по-новому смотреть на мир. Красивые глаза Элис, её губы, голос взбудоражили его до глубины души…
Ральф провёл рукой по лицу. «Нет, не мне думать об этом. Ведь я лишь орудие, орудие для развития науки на пользу человечества. Я не принадлежу себе, я принадлежу правительству, которое кормит меня, одевает, заботится о моём здоровье. Я плачу дань за присвоенный мне плюс». Да, в его распоряжении было всё, чего он хотел. Достаточно сказать слово - и любое желание его исполнялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45