И, наконец, парик… и нечто непонятное.
– Что это такое? – поинтересовался комиссар.
– Ну как вам объяснить… – замялась Бах. – Парик для лобка.
– А-а… – протянул комиссар, обозрел разложенную на столе коллекцию и откинулся на спинку кресла. – Кому-то очень нравится одеваться.
– Очевидно, сэр. – Бах стояла по стойке «вольно», сцепив за спиной руки и сохраняя на лице равнодушие. Ее терзало острое ощущение неудачи, смешанное с холодной решимостью найти и арестовать ту, у которой хватило наглости стоять совсем рядом после совершенного на глазах у представителя закона убийства. Лейтенант не сомневалась, что место и время преступления были выбраны осознанно и что несчастную барби казнили в назидание полиции.
– Вы полагаете, что эти вещи принадлежат убитой?
– У нас нет оснований это утверждать, сэр. Однако обстоятельства свидетельствуют в пользу такого вывода.
– Какие?
– Я не могу быть полностью уверена… но эти вещи могли принадлежать жертве. При обыске в других, выбранных наугад комнатах, ничего похожего обнаружено не было. Мы показали эти предметы компоненту 23900, нашему посреднику. Она утверждает, что их назначение ей неизвестно. – Помолчав, Бах добавила:– Полагаю, она лжет. Потому что смотрела на эти предметы с отвращением.
– Вы ее арестовали?
– Нет, сэр. Не сочла это разумным. Она – наша единственная связь с барби. Уж какая есть.
Комиссар нахмурился и сплел пальцы.
– Продолжайте расследование, лейтенант Бах. Честно говоря, нам следует покончить с этим делом как можно скорее.
– Полностью с вами согласна, сэр.
– Возможно, вы меня не поняли. Нам нужно предъявить обвиняемого. И как можно быстрее.
– Сэр, я делаю все, что в моих силах. Но, если говорить откровенно, то я начинаю гадать, осталось ли еще нечто такое, что я могу сделать.
– Вы и сейчас меня не поняли. – Комиссар обвел взглядом кабинет. Эксперт и стенографистка уже ушли. Он остался наедине с Бах и Вейлом. Комиссар щелкнул клавишей на столе. Бах догадалась, что он выключает записывающее устройство.
– Пресса уже набирает обороты. Нас начинают критиковать. С одной стороны, люди боятся этих барби. Им напомнили о случившемся полсотни лет назад убийстве и заключенном после него неофициальном соглашении. И оно им не очень-то нравится. С другой стороны, есть и либертарианцы, борцы за всяческие гражданские права. Они будут упорно защищать барби и связывать властям руки – просто из принципа. У правительства нет ни малейшего желания расхлебывать эту кашу. И в этом я их понимаю.
Бах промолчала, и комиссар болезненно поморщился.
– Как вижу, придется все сказать открытым текстом. Мы арестовали подозреваемого.
– Вы имеете в виду компонент 1215, Сильвестра Кронхаузена?
– Нет. Я говорю о той барби, которую арестовали вы.
– Сэр, из записи совершенно четко следует, что она невиновна. Она просто оказалась рядом!
– А вы взгляните на это.
Комиссар нажал кнопку, запись включилась снова. Но качество ее стало гораздо хуже. Картинку припорошил «снег» помех, иногда на секунду-другую забивая изображение полностью. Имитация отказа камеры получилась замечательно. Бах снова увидела, как бежит сквозь толпу – тут экран опять на секунду вспыхнул белым – и как «выключает» ту самую барби.
Наконец в кабинете опять стало светло.
– С экспертом я уже поговорил. Она промолчит. А вам обоим положена премия. – Комиссар перевел взгляд с Вейла на Бах.
– Я не могу согласиться на такое, сэр. Комиссар словно надкусил лимон.
– Я ведь не сказал, что мы сделаем это сегодня. Это лишь один из вариантов. Но я прошу рассмотреть и его… просто иметь в виду. Ведь они сами этого хотят. И предложили вам точно такую же сделку, когда вы приехали туда в первый раз. Мы получаем признание и закрываем дело. Арестованная у нас уже есть. Она только что сказала, что убила ее. Убила обеих. А теперь спросите себя – лжет ли она? В соответствии с ее же моральными ценностями? Она верит в то, что в убийствах есть и доля ее вины, а общество требует от нас назвать преступника. Так кому станет хуже, если мы пойдем на компромисс с барби и выпустим пар?
– Сэр, я против. Я принимала совсем другую присягу. Я клялась защищать невиновных, а она невиновна. Она единственная, барби, о которой я точно знаю, что она не является убийцей.
Комиссар вздохнул:
– Бах, у вас четыре дня. А потом вы назовете мне альтернативу.
– Да, сэр. И если не смогу, то говорю прямо сейчас, что не стану мешать вашему плану. Но вам придется принять мою отставку.
***
Анна-Луиза Бах лежала в ванне, сунув под голову сложенное полотенце. Над ровной поверхностью воды виднелись лишь ее шея, соски и колени – темно-красные из-за щедро добавленной в воду ароматической соли. В зубах она сжимала длинную тонкую сигару, испускающую ленточку пахнущего лавандой дыма. Завиваясь, тот возносился к потолку, сливаясь с облаком пара.
Она высунула ногу и повернула краны, выпуская остывшую воду и добавляя горячей, пока с бровей не потек пот. Лейтенант отмокала в ванне уже несколько часов. Кончики ее пальцев напоминали миниатюрные стиральные доски.
Похоже, выбор у нее скудный. Барби оставались чужими и для нее, и для любого, кто мог бы продолжить расследование вместо нее. Они не желали ее помощи в раскрытии преступлений. Все старые правила и процедуры оказались бесполезны. Свидетели не значили ничего; невозможно ни отличить одного от другого, ни сопоставить их показания. Совершить убийство могли несколько тысяч «тел». Мотив абсолютно непонятен. Имеются подробнейшие приметы убийцы, даже записи самих убийств. Но все это бесполезно.
Оставалось последнее, что могло принести результаты. И в ванне она отмокала несколько часов как раз в надежде оценить, насколько важна для нее работа.
Черт, а какая еще профессия ей по душе?
Она быстро вылезла из ванны, обильно окропив пол водой. Торопливо прошла в спальню, сдернула с кровати одеяло и шлепнула обнаженного мужчину по заднице.
– Подъем, Свенгали! – гаркнула она. – У тебя появился шанс поработать с моим носом.
***
Пока глаза еще были способны видеть, она использовала каждую минуту, читая о стандартистах все, что сумела отыскать. Когда Атлас занялся ее глазами, информацию принялся нашептывать компьютер. Она запомнила почти всю «Книгу стандартов».
Десять часов хирургии, затем восемь часов в параличе, пока тело проходило ускоренную регенерацию. И все эти восемь часов ее глаза считывали строки, проползающие по висящему на потолке экрану.
Три часа на тренировку, чтобы привыкнуть пользоваться укоротившимися руками и ногами. Еще час на экипировку.
Выйдя из клиники Атласа, она решила, что сойдет за барби до тех пор, пока на ней одежда. Она не собиралась заходить настолько далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Что это такое? – поинтересовался комиссар.
– Ну как вам объяснить… – замялась Бах. – Парик для лобка.
– А-а… – протянул комиссар, обозрел разложенную на столе коллекцию и откинулся на спинку кресла. – Кому-то очень нравится одеваться.
– Очевидно, сэр. – Бах стояла по стойке «вольно», сцепив за спиной руки и сохраняя на лице равнодушие. Ее терзало острое ощущение неудачи, смешанное с холодной решимостью найти и арестовать ту, у которой хватило наглости стоять совсем рядом после совершенного на глазах у представителя закона убийства. Лейтенант не сомневалась, что место и время преступления были выбраны осознанно и что несчастную барби казнили в назидание полиции.
– Вы полагаете, что эти вещи принадлежат убитой?
– У нас нет оснований это утверждать, сэр. Однако обстоятельства свидетельствуют в пользу такого вывода.
– Какие?
– Я не могу быть полностью уверена… но эти вещи могли принадлежать жертве. При обыске в других, выбранных наугад комнатах, ничего похожего обнаружено не было. Мы показали эти предметы компоненту 23900, нашему посреднику. Она утверждает, что их назначение ей неизвестно. – Помолчав, Бах добавила:– Полагаю, она лжет. Потому что смотрела на эти предметы с отвращением.
– Вы ее арестовали?
– Нет, сэр. Не сочла это разумным. Она – наша единственная связь с барби. Уж какая есть.
Комиссар нахмурился и сплел пальцы.
– Продолжайте расследование, лейтенант Бах. Честно говоря, нам следует покончить с этим делом как можно скорее.
– Полностью с вами согласна, сэр.
– Возможно, вы меня не поняли. Нам нужно предъявить обвиняемого. И как можно быстрее.
– Сэр, я делаю все, что в моих силах. Но, если говорить откровенно, то я начинаю гадать, осталось ли еще нечто такое, что я могу сделать.
– Вы и сейчас меня не поняли. – Комиссар обвел взглядом кабинет. Эксперт и стенографистка уже ушли. Он остался наедине с Бах и Вейлом. Комиссар щелкнул клавишей на столе. Бах догадалась, что он выключает записывающее устройство.
– Пресса уже набирает обороты. Нас начинают критиковать. С одной стороны, люди боятся этих барби. Им напомнили о случившемся полсотни лет назад убийстве и заключенном после него неофициальном соглашении. И оно им не очень-то нравится. С другой стороны, есть и либертарианцы, борцы за всяческие гражданские права. Они будут упорно защищать барби и связывать властям руки – просто из принципа. У правительства нет ни малейшего желания расхлебывать эту кашу. И в этом я их понимаю.
Бах промолчала, и комиссар болезненно поморщился.
– Как вижу, придется все сказать открытым текстом. Мы арестовали подозреваемого.
– Вы имеете в виду компонент 1215, Сильвестра Кронхаузена?
– Нет. Я говорю о той барби, которую арестовали вы.
– Сэр, из записи совершенно четко следует, что она невиновна. Она просто оказалась рядом!
– А вы взгляните на это.
Комиссар нажал кнопку, запись включилась снова. Но качество ее стало гораздо хуже. Картинку припорошил «снег» помех, иногда на секунду-другую забивая изображение полностью. Имитация отказа камеры получилась замечательно. Бах снова увидела, как бежит сквозь толпу – тут экран опять на секунду вспыхнул белым – и как «выключает» ту самую барби.
Наконец в кабинете опять стало светло.
– С экспертом я уже поговорил. Она промолчит. А вам обоим положена премия. – Комиссар перевел взгляд с Вейла на Бах.
– Я не могу согласиться на такое, сэр. Комиссар словно надкусил лимон.
– Я ведь не сказал, что мы сделаем это сегодня. Это лишь один из вариантов. Но я прошу рассмотреть и его… просто иметь в виду. Ведь они сами этого хотят. И предложили вам точно такую же сделку, когда вы приехали туда в первый раз. Мы получаем признание и закрываем дело. Арестованная у нас уже есть. Она только что сказала, что убила ее. Убила обеих. А теперь спросите себя – лжет ли она? В соответствии с ее же моральными ценностями? Она верит в то, что в убийствах есть и доля ее вины, а общество требует от нас назвать преступника. Так кому станет хуже, если мы пойдем на компромисс с барби и выпустим пар?
– Сэр, я против. Я принимала совсем другую присягу. Я клялась защищать невиновных, а она невиновна. Она единственная, барби, о которой я точно знаю, что она не является убийцей.
Комиссар вздохнул:
– Бах, у вас четыре дня. А потом вы назовете мне альтернативу.
– Да, сэр. И если не смогу, то говорю прямо сейчас, что не стану мешать вашему плану. Но вам придется принять мою отставку.
***
Анна-Луиза Бах лежала в ванне, сунув под голову сложенное полотенце. Над ровной поверхностью воды виднелись лишь ее шея, соски и колени – темно-красные из-за щедро добавленной в воду ароматической соли. В зубах она сжимала длинную тонкую сигару, испускающую ленточку пахнущего лавандой дыма. Завиваясь, тот возносился к потолку, сливаясь с облаком пара.
Она высунула ногу и повернула краны, выпуская остывшую воду и добавляя горячей, пока с бровей не потек пот. Лейтенант отмокала в ванне уже несколько часов. Кончики ее пальцев напоминали миниатюрные стиральные доски.
Похоже, выбор у нее скудный. Барби оставались чужими и для нее, и для любого, кто мог бы продолжить расследование вместо нее. Они не желали ее помощи в раскрытии преступлений. Все старые правила и процедуры оказались бесполезны. Свидетели не значили ничего; невозможно ни отличить одного от другого, ни сопоставить их показания. Совершить убийство могли несколько тысяч «тел». Мотив абсолютно непонятен. Имеются подробнейшие приметы убийцы, даже записи самих убийств. Но все это бесполезно.
Оставалось последнее, что могло принести результаты. И в ванне она отмокала несколько часов как раз в надежде оценить, насколько важна для нее работа.
Черт, а какая еще профессия ей по душе?
Она быстро вылезла из ванны, обильно окропив пол водой. Торопливо прошла в спальню, сдернула с кровати одеяло и шлепнула обнаженного мужчину по заднице.
– Подъем, Свенгали! – гаркнула она. – У тебя появился шанс поработать с моим носом.
***
Пока глаза еще были способны видеть, она использовала каждую минуту, читая о стандартистах все, что сумела отыскать. Когда Атлас занялся ее глазами, информацию принялся нашептывать компьютер. Она запомнила почти всю «Книгу стандартов».
Десять часов хирургии, затем восемь часов в параличе, пока тело проходило ускоренную регенерацию. И все эти восемь часов ее глаза считывали строки, проползающие по висящему на потолке экрану.
Три часа на тренировку, чтобы привыкнуть пользоваться укоротившимися руками и ногами. Еще час на экипировку.
Выйдя из клиники Атласа, она решила, что сойдет за барби до тех пор, пока на ней одежда. Она не собиралась заходить настолько далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10