Но ты должна помнить, что пройдет время и боль успокоится. И тогда ты увидишь, что ничего не изменилось.
Хизер лежала неподвижно, глядя в потолок.
– Мама, ты не права, совсем не права. Изменилось все, понимаешь, все!
– Нет, дорогая, все осталось по-прежнему.
Хизер, прикрыв глаза, медленно проговорила:
– Изменилось все, мама. Это так. Теперь я не знаю, кто я. – Голос у нее задрожал. – Меня как будто с ног до головы вымазали грязью. Я чувствую себя недостойной вас…
– Хизер, Боже мой, Хизер… – горячо воскликнула Виктория. – Как ты не поймешь, тебе нечего стыдиться!
Хизер повернулась на бок и подтянула коленки к груди.
– Мама! Ведь теперь, глядя на меня, ты будешь думать о нем – Джеймсе Эллиоте. Ты всегда будешь помнить, что мой отец – убийца!
Виктория сочувственно погладила Хизер по плечу:
– Ты сама не знаешь, что говоришь. Поверь, девочка, я смотрю на тебя и вижу – тебя. Не кого-то другого, а именно тебя. Я вижу, что ты милый, чудный ребенок, каким всегда и была. Я вижу то, что видела всегда, Хизер, – красивую, умную девушку, с доброй, отзывчивой душой и с силой духа, которой обладает не всякий мужчина… Я вижу мою дочь, которой так горжусь, что готова расплакаться от счастья. И это ничуть не изменилось, милая девочка. И никогда не изменится. – Виктория улыбнулась. – Я говорю это, потому что люблю тебя, Хизер. Да, не я родила тебя, но ты дитя моего сердца… наших сердец. Ни один мой ребенок, наш с Майлзом ребенок, не может быть таким нашим, как ты. То, что сделал Майлз, он сделал из любви к тебе. Никогда не забывай об этом, милая. Никогда не теряй веру в нас… и в себя.
Теплые слезы текли по щекам Хизер, но она их не замечала. Слова Виктории, как бальзам, пролились на ее израненное сердце и остались там навсегда. Хизер стремительно прильнула к Виктории и изо всех сил обняла ее.
– Я… я люблю тебя, мамочка, – проговорила она сквозь душившие ее слезы.
Они не заметили, как в комнату тихо вошел Майлз, который после ухода Виктории почувствовал себя покинутым и одиноким. Пол скрипнул под его шагами, и Хизер резко села на постели. Она вытерла мокрое от слез лицо, неуверенно улыбнулась и простерла руки навстречу отцу.
Майлз не нашел, что сказать, слезы хлынули из его глаз, и он не сделал попытки скрыть их.
Глава 18
Утренний туман низко стлался по земле, а солнце все никак не могло пробиться сквозь затянувшие небо тучи. Лондонские уличные торговцы уже начали разносить свои товары.
По булыжной мостовой прогрохотала дорогая лакированная карета и завернула за ближайший угол. В глазах мальчишки, провожавшего взглядом карету до тех пор, пока она не скрылась из виду, горела неприкрытая зависть. Мальчишка, известный под именем Шакаленок Джек, был одет в заношенную рубашку и подвязанные веревкой грязные штаны. Из слишком коротких штанин торчали босые, донельзя грязные тощие ноги. Чтобы не умереть с голоду, Джек попрошайничал, воровал, торговал всякой мелочью, короче говоря, занимался всем, что было доступно его проворным рукам и ногам да изворотливому, хитрому уму. Спал он, где придется – на чердаках, под чьей-нибудь дверью, в любом месте, откуда его не прогоняли.
– Шикарный малый, мне бы стать таким, – заметил Джек стоявшему рядом с ним детине. – Из Америки приехал. К старшему братану, а того глядь – и пришили. И вон чего из этого вышло – братан его графом был, так младший сразу его место занял, бедолага и остыть не успел! – Джек коротко хохотнул и докончил:
– Ничего себе, погостить приехал, а? Парень, небось, от радости не одну джигу сплясал на его могиле! И почему такое везение ему, а не мне!
Джеймс Эллиот резко обернулся в ту сторону, куда умчалась карета.
– Ты что, его знаешь? – бросил он Джеку.
Тот неопределенно пожал плечами:
– Ну, с господином мы не знакомы, а вот кто он – я знаю, умереть мне на месте!
– Так я про это и спрашиваю! – рявкнул Эллиот. У него никогда не хватало терпения на идиотов. Он схватил мальчишку за шиворот и несколько раз грубо встряхнул.
– Эй, нечего меня трясти, как грушу! Тот, в карете, граф Деверелл!
Эллиот от изумления разжал пальцы. Джек проворно отскочил назад. Эллиот явственно услышал голос из далекого прошлого, голос Чарльза Тремейна: «Я никогда больше не увижу Джайлза и Дамиана».
Значит, это младший сын графа. До Эллиота доходили смутные слухи, что Дамиан Тремейн много лет назад уехал за океан да там и сгинул. Джеймсу много раз приходило в голову, что он вполне мог увезти шкатулку с собой. Эллиот попытался разузнать побольше, но денег не было, да и океан не перепрыгнешь, словом, он ничего не выяснил. Однако теперь, похоже, следует заняться этим по-настоящему.
– Граф этот отирается в Лондоне?
– Кажись, так, – угрюмо ответил Джек. Эллиот пошарил рукой в кармане и сунул пацану монету.
– Запомни меня, парень. Если чего разузнаешь про графа – ну, куда он ездит, с кем видится, понимаешь? – получишь поболее этого.
Эллиот зашагал прочь. По его лицу расползалась хитрая улыбка. Ну что ж, вот он и дождался новостей. И весьма хороших, если не сказать больше.
Последующие дни оказались самыми трудными в жизни Хизер. Гордость стала и ее союзником, и проклятием. Сознание того, что ее отец – убийца, а мать – злая, бессердечная женщина, заставляло Хизер невыносимо страдать. Однако постепенно она начинала примиряться с неизбежным. Но когда она думала о Дамиане, в душе поднималась буря противоречивых чувств.
За время, прошедшее со дня ее отъезда из Локхейвена, Хизер убедила себя, что Дамиан перестал что-либо значить для нее. Она убедила себя и в том, что презирает его за причиненную ей боль, за иллюзию счастья, ей недоступного, за то, чего у нее никогда не будет – мужа, детей. Она не хотела его любви и не хотела любить его.
Но вот теперь он появился вновь. Вернулся в ее жизнь… и в ее сердце. И она не знала, что ей со всем этим делать.
Он был ее первым мужчиной и первым, кто нанес ей горькую обиду. Пожалуй, было бы лучше, если бы он оставил ее в покое. Но он не мог.
Уже на следующий день Дамиан пришел навестить ее. Через дворецкого ему было передано, что мисс Хизер в данный момент занята. То же самое повторилось и на следующий день. А когда он пришел в четвертый раз, к нему вышла Виктория.
Дамиан стоял в холле, заложив руки за спину, и покачивался с пятки на носок.
– Мадам, позвольте, я угадаю, – нарочито растягивая слова, попросил он. – Думаю, что сегодня мисс Хизер недомогает.
Губы Виктории тронула едва заметная улыбка.
– Действительно, милорд…
– Дамиан, – отрывисто поправил он.
– Хорошо, Дамиан. Если уж совсем честно, то мне было предельно ясно сказано, что вас не желают видеть ни при каких обстоятельствах.
– Понятное дело. – Дамиан крепко сжал руки за спиной. Если только ему не показалось, в глазах графини плясали веселые огоньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Хизер лежала неподвижно, глядя в потолок.
– Мама, ты не права, совсем не права. Изменилось все, понимаешь, все!
– Нет, дорогая, все осталось по-прежнему.
Хизер, прикрыв глаза, медленно проговорила:
– Изменилось все, мама. Это так. Теперь я не знаю, кто я. – Голос у нее задрожал. – Меня как будто с ног до головы вымазали грязью. Я чувствую себя недостойной вас…
– Хизер, Боже мой, Хизер… – горячо воскликнула Виктория. – Как ты не поймешь, тебе нечего стыдиться!
Хизер повернулась на бок и подтянула коленки к груди.
– Мама! Ведь теперь, глядя на меня, ты будешь думать о нем – Джеймсе Эллиоте. Ты всегда будешь помнить, что мой отец – убийца!
Виктория сочувственно погладила Хизер по плечу:
– Ты сама не знаешь, что говоришь. Поверь, девочка, я смотрю на тебя и вижу – тебя. Не кого-то другого, а именно тебя. Я вижу, что ты милый, чудный ребенок, каким всегда и была. Я вижу то, что видела всегда, Хизер, – красивую, умную девушку, с доброй, отзывчивой душой и с силой духа, которой обладает не всякий мужчина… Я вижу мою дочь, которой так горжусь, что готова расплакаться от счастья. И это ничуть не изменилось, милая девочка. И никогда не изменится. – Виктория улыбнулась. – Я говорю это, потому что люблю тебя, Хизер. Да, не я родила тебя, но ты дитя моего сердца… наших сердец. Ни один мой ребенок, наш с Майлзом ребенок, не может быть таким нашим, как ты. То, что сделал Майлз, он сделал из любви к тебе. Никогда не забывай об этом, милая. Никогда не теряй веру в нас… и в себя.
Теплые слезы текли по щекам Хизер, но она их не замечала. Слова Виктории, как бальзам, пролились на ее израненное сердце и остались там навсегда. Хизер стремительно прильнула к Виктории и изо всех сил обняла ее.
– Я… я люблю тебя, мамочка, – проговорила она сквозь душившие ее слезы.
Они не заметили, как в комнату тихо вошел Майлз, который после ухода Виктории почувствовал себя покинутым и одиноким. Пол скрипнул под его шагами, и Хизер резко села на постели. Она вытерла мокрое от слез лицо, неуверенно улыбнулась и простерла руки навстречу отцу.
Майлз не нашел, что сказать, слезы хлынули из его глаз, и он не сделал попытки скрыть их.
Глава 18
Утренний туман низко стлался по земле, а солнце все никак не могло пробиться сквозь затянувшие небо тучи. Лондонские уличные торговцы уже начали разносить свои товары.
По булыжной мостовой прогрохотала дорогая лакированная карета и завернула за ближайший угол. В глазах мальчишки, провожавшего взглядом карету до тех пор, пока она не скрылась из виду, горела неприкрытая зависть. Мальчишка, известный под именем Шакаленок Джек, был одет в заношенную рубашку и подвязанные веревкой грязные штаны. Из слишком коротких штанин торчали босые, донельзя грязные тощие ноги. Чтобы не умереть с голоду, Джек попрошайничал, воровал, торговал всякой мелочью, короче говоря, занимался всем, что было доступно его проворным рукам и ногам да изворотливому, хитрому уму. Спал он, где придется – на чердаках, под чьей-нибудь дверью, в любом месте, откуда его не прогоняли.
– Шикарный малый, мне бы стать таким, – заметил Джек стоявшему рядом с ним детине. – Из Америки приехал. К старшему братану, а того глядь – и пришили. И вон чего из этого вышло – братан его графом был, так младший сразу его место занял, бедолага и остыть не успел! – Джек коротко хохотнул и докончил:
– Ничего себе, погостить приехал, а? Парень, небось, от радости не одну джигу сплясал на его могиле! И почему такое везение ему, а не мне!
Джеймс Эллиот резко обернулся в ту сторону, куда умчалась карета.
– Ты что, его знаешь? – бросил он Джеку.
Тот неопределенно пожал плечами:
– Ну, с господином мы не знакомы, а вот кто он – я знаю, умереть мне на месте!
– Так я про это и спрашиваю! – рявкнул Эллиот. У него никогда не хватало терпения на идиотов. Он схватил мальчишку за шиворот и несколько раз грубо встряхнул.
– Эй, нечего меня трясти, как грушу! Тот, в карете, граф Деверелл!
Эллиот от изумления разжал пальцы. Джек проворно отскочил назад. Эллиот явственно услышал голос из далекого прошлого, голос Чарльза Тремейна: «Я никогда больше не увижу Джайлза и Дамиана».
Значит, это младший сын графа. До Эллиота доходили смутные слухи, что Дамиан Тремейн много лет назад уехал за океан да там и сгинул. Джеймсу много раз приходило в голову, что он вполне мог увезти шкатулку с собой. Эллиот попытался разузнать побольше, но денег не было, да и океан не перепрыгнешь, словом, он ничего не выяснил. Однако теперь, похоже, следует заняться этим по-настоящему.
– Граф этот отирается в Лондоне?
– Кажись, так, – угрюмо ответил Джек. Эллиот пошарил рукой в кармане и сунул пацану монету.
– Запомни меня, парень. Если чего разузнаешь про графа – ну, куда он ездит, с кем видится, понимаешь? – получишь поболее этого.
Эллиот зашагал прочь. По его лицу расползалась хитрая улыбка. Ну что ж, вот он и дождался новостей. И весьма хороших, если не сказать больше.
Последующие дни оказались самыми трудными в жизни Хизер. Гордость стала и ее союзником, и проклятием. Сознание того, что ее отец – убийца, а мать – злая, бессердечная женщина, заставляло Хизер невыносимо страдать. Однако постепенно она начинала примиряться с неизбежным. Но когда она думала о Дамиане, в душе поднималась буря противоречивых чувств.
За время, прошедшее со дня ее отъезда из Локхейвена, Хизер убедила себя, что Дамиан перестал что-либо значить для нее. Она убедила себя и в том, что презирает его за причиненную ей боль, за иллюзию счастья, ей недоступного, за то, чего у нее никогда не будет – мужа, детей. Она не хотела его любви и не хотела любить его.
Но вот теперь он появился вновь. Вернулся в ее жизнь… и в ее сердце. И она не знала, что ей со всем этим делать.
Он был ее первым мужчиной и первым, кто нанес ей горькую обиду. Пожалуй, было бы лучше, если бы он оставил ее в покое. Но он не мог.
Уже на следующий день Дамиан пришел навестить ее. Через дворецкого ему было передано, что мисс Хизер в данный момент занята. То же самое повторилось и на следующий день. А когда он пришел в четвертый раз, к нему вышла Виктория.
Дамиан стоял в холле, заложив руки за спину, и покачивался с пятки на носок.
– Мадам, позвольте, я угадаю, – нарочито растягивая слова, попросил он. – Думаю, что сегодня мисс Хизер недомогает.
Губы Виктории тронула едва заметная улыбка.
– Действительно, милорд…
– Дамиан, – отрывисто поправил он.
– Хорошо, Дамиан. Если уж совсем честно, то мне было предельно ясно сказано, что вас не желают видеть ни при каких обстоятельствах.
– Понятное дело. – Дамиан крепко сжал руки за спиной. Если только ему не показалось, в глазах графини плясали веселые огоньки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71