Правильно я понял?
— Правильно.
— А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?
— Владелец больше никогда не пригласит его работать, — с убийственной серьезностью ответил Холт.
Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.
— Зайдемте в дом, — предложил Холт. — Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.
— Великолепно, — согласился я.
Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.
— А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? — спросил я.
Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.
— Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. — Он помолчал. — Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.
— А он бы пригласил?
— Лошади не машины. — Пожал плечами Холт. — Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.
— А кто их тренирует?
— Пол Сандби.
— Рольф Торп будет завтра на скачках?
— Естественно, — ответил Холт. — Он выставил фаворита на Большие национальные.
— А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?
— Конечно, — без колебаний ответил он. — Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.
Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.
— Гунни, — сказал он, — не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.
Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.
— Он ирландец? — удивился я.
— Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.
— Почему?
— Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.
Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.
— А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?
— Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.
— Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?
— У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.
— Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?
— Нет.
Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.
Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.
Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:
— Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?
— Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.
— Нет. — Он покачал головой. — Она здесь.
— Здесь?
— Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.
— Арне мне ничего не сказал.
— Она преследует его, как собака, — засмеялся Холт. — Она вроде вас, все время задает вопросы. Кто видел, как Боб уходил, кто ушел вместе с ним, почему никто не ищет Боба. Она приходит на каждые соревнования и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Все уже устали от нее.
— Вы знаете, где она остановилась?
Он энергично кивнул и взял с полки листок бумаги.
— "Норсленд-отель". Второсортная гостиница. Далеко от центра. Вот ее номер телефона. Она дала его мне на случай, если я придумаю, чем могу ей помочь в поисках Боба. — Он пожал плечами. — Все очень жалеют ее. Но лучше бы она уехала.
— Вы не позвоните ей? Скажите, что я хотел бы задать несколько вопросов о Бобе. Допустим, сегодня во второй половине дня.
— Я забыл, как вас зовут, — заявил Холт, даже не подумав добавить «к сожалению» или «простите».
Я улыбнулся и протянул ему свое служебное удостоверение. Он прочел написанное там, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все же набрал номер «Норсленд-отеля». Миссис Эмма Шерман взяла трубку.
— Мистер Дэйвид Кливленд приехал из Англии и старается найти вашего мужа, — сказал Холт в трубку и стал читать написанное в удостоверении, — он руководитель отдела расследований Британского жокейского клуба, Портмен-сквер, Лондон. Он хочет встретиться с вами сегодня во второй половине дня. — Холт выслушал ответ, потом взглянул на меня и спросил:
— Где?
— В ее отеле. В три часа.
Он повторил мои слова.
— Она будет ждать вас, — сообщил он, кладя трубку.
— Хорошо.
— Скажите ей, чтобы ехала домой.
Глава 4
Эмма Шерман ждала меня в маленьком вестибюле отеля, сидя на краешке стула и озабоченно вглядываясь в лицо каждого проходившего мужчины. Прежде чем войти, я немного понаблюдал за ней через стеклянные двери. Маленькая, бледная и очень, очень нервная. Дважды она вскакивала и, когда человек проходил мимо, не обратив на нее внимания, медленно возвращалась на место.
Толкнув двери, я вошел в вестибюль, где едва ли было теплее, чем на улице, — явное свидетельство того, что власти в городе с центральным отоплением плохо справляются со своими обязанностями. Эмма Шерман, быстро окинув меня взглядом, снова уставилась на дверь. Я не соответствовал ее представлению о человеке, которого она ждала. Следом вошел мужчина лет шестидесяти, похожий на отставного военного, и она снова вскочила.
Он прошел к портье, не взглянув на нее, и взял ключ от своего номера. Еще больше нервничая, она снова медленно села.
Я подошел к ней.
— Миссис Шерман?
— Ох! — Она медленно встала. — Вы с сообщением от мистера Кливленда?
— Я Дэйвид Кливленд.
— Но... — начала она и замолчала. На усталом, измученном лице медленно проступало удивление, но тревога и озабоченность не исчезли. В ближайшие полчаса такое нервное возбуждение может перейти в состояние, близкое к обмороку. Кожа казалась почти прозрачной от истощения, а черные круги под глазами будто подчеркивали, какой у нее потухший, мутный взгляд. Ей было года двадцать два, и она могла бы быть хорошенькой, черты лица и волосы еще напоминали о былой привлекательности, но теперь это ее не интересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Правильно.
— А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?
— Владелец больше никогда не пригласит его работать, — с убийственной серьезностью ответил Холт.
Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.
— Зайдемте в дом, — предложил Холт. — Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.
— Великолепно, — согласился я.
Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.
— А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? — спросил я.
Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.
— Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. — Он помолчал. — Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.
— А он бы пригласил?
— Лошади не машины. — Пожал плечами Холт. — Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.
— А кто их тренирует?
— Пол Сандби.
— Рольф Торп будет завтра на скачках?
— Естественно, — ответил Холт. — Он выставил фаворита на Большие национальные.
— А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?
— Конечно, — без колебаний ответил он. — Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.
Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.
— Гунни, — сказал он, — не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.
Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.
— Он ирландец? — удивился я.
— Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.
— Почему?
— Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.
Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.
— А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?
— Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.
— Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?
— У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.
— Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?
— Нет.
Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.
Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.
Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:
— Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?
— Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.
— Нет. — Он покачал головой. — Она здесь.
— Здесь?
— Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.
— Арне мне ничего не сказал.
— Она преследует его, как собака, — засмеялся Холт. — Она вроде вас, все время задает вопросы. Кто видел, как Боб уходил, кто ушел вместе с ним, почему никто не ищет Боба. Она приходит на каждые соревнования и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Все уже устали от нее.
— Вы знаете, где она остановилась?
Он энергично кивнул и взял с полки листок бумаги.
— "Норсленд-отель". Второсортная гостиница. Далеко от центра. Вот ее номер телефона. Она дала его мне на случай, если я придумаю, чем могу ей помочь в поисках Боба. — Он пожал плечами. — Все очень жалеют ее. Но лучше бы она уехала.
— Вы не позвоните ей? Скажите, что я хотел бы задать несколько вопросов о Бобе. Допустим, сегодня во второй половине дня.
— Я забыл, как вас зовут, — заявил Холт, даже не подумав добавить «к сожалению» или «простите».
Я улыбнулся и протянул ему свое служебное удостоверение. Он прочел написанное там, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все же набрал номер «Норсленд-отеля». Миссис Эмма Шерман взяла трубку.
— Мистер Дэйвид Кливленд приехал из Англии и старается найти вашего мужа, — сказал Холт в трубку и стал читать написанное в удостоверении, — он руководитель отдела расследований Британского жокейского клуба, Портмен-сквер, Лондон. Он хочет встретиться с вами сегодня во второй половине дня. — Холт выслушал ответ, потом взглянул на меня и спросил:
— Где?
— В ее отеле. В три часа.
Он повторил мои слова.
— Она будет ждать вас, — сообщил он, кладя трубку.
— Хорошо.
— Скажите ей, чтобы ехала домой.
Глава 4
Эмма Шерман ждала меня в маленьком вестибюле отеля, сидя на краешке стула и озабоченно вглядываясь в лицо каждого проходившего мужчины. Прежде чем войти, я немного понаблюдал за ней через стеклянные двери. Маленькая, бледная и очень, очень нервная. Дважды она вскакивала и, когда человек проходил мимо, не обратив на нее внимания, медленно возвращалась на место.
Толкнув двери, я вошел в вестибюль, где едва ли было теплее, чем на улице, — явное свидетельство того, что власти в городе с центральным отоплением плохо справляются со своими обязанностями. Эмма Шерман, быстро окинув меня взглядом, снова уставилась на дверь. Я не соответствовал ее представлению о человеке, которого она ждала. Следом вошел мужчина лет шестидесяти, похожий на отставного военного, и она снова вскочила.
Он прошел к портье, не взглянув на нее, и взял ключ от своего номера. Еще больше нервничая, она снова медленно села.
Я подошел к ней.
— Миссис Шерман?
— Ох! — Она медленно встала. — Вы с сообщением от мистера Кливленда?
— Я Дэйвид Кливленд.
— Но... — начала она и замолчала. На усталом, измученном лице медленно проступало удивление, но тревога и озабоченность не исчезли. В ближайшие полчаса такое нервное возбуждение может перейти в состояние, близкое к обмороку. Кожа казалась почти прозрачной от истощения, а черные круги под глазами будто подчеркивали, какой у нее потухший, мутный взгляд. Ей было года двадцать два, и она могла бы быть хорошенькой, черты лица и волосы еще напоминали о былой привлекательности, но теперь это ее не интересовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55