Здесь прежний член парламента, Деннис Нэгл, проводил свои субботние «операции», то есть показывался избирателям и выслушивал местные проблемы, стараясь как можно лучше их разрешить. Бедняжка, едва перевалив за пятьдесят, умер от рака поджелудочной железы. Его честолюбивая жена, Оринда, как говорили, бурлила ядовитой злостью из-за того, что избирательный комитет обошел ее в пользу моего родителя. И теперь отец по настоянию партийного центра боролся за то, чтобы удержать за партией место в парламенте.
Я узнал об Оринде, пока незаметно сидел на табуретке в углу и слушал, как три помощницы описывали отцу сегодняшний визит в офис отставленной леди.
— Вы думаете, она скорбит по Деннису, — насмешливо скривила губы самая худая и самая злобная из трех, изображая материнскую заботу. — Нет, она просто разъярена тем, что он умер. Она, как и прежде, называет их «наши избиратели». Говорила, якобы она писала для Денниса речи и формировала его взгляды. Мол, когда Деннис еще только заболел, уже все понимали, что она займет его место. Джордж, она назвала нас троих предательницами, потому что работаем на вас. Она просто заикалась от бешенства. Она говорила, что если вы надеетесь, будто Оринда Нэгл без боя сдаст позиции, то вам надо как следует подумать. И заявила, что сегодня вечером придет на обед!
Отец состроил гримасу.
Я подумают, что избирательный комитет, наверно, не лишен здравого смысла.
Со своей табуретки я также узнал, что главная оппозиционная партия представлена «толстым недотепой», у которого по сравнению с отцом «ноль сексапила». Его — Пола Бетьюна — партия недавно на дополнительных выборах отхватила два места, переходящих от партии к партии. И теперь они уверены, что победят и в Хупуэстерне, потому что «необходимость перемен» висит в воздухе.
В дни, которые последовали потом, я везде видел его портреты. Его лозунг «Бетьюн лучше. Отдайте ему ваш X», то есть поставьте крестик в избирательном бюллетене, вызывал усмешку.
А меня так просто заставил смеяться. Неужели он собирал под свои знамена разведенных дам?
Но в первый вечер я узнал о нем немного. Оказалось, что он местный советник и теряет волосы. Начинавшаяся лысина могла стоить ему места в парламенте. О его умственной пригодности вроде бы и не упоминали. Америка после солдата-героя Эйзенхауэра ни разу не выбирала лысого президента. И сегодня мало кто называет своих сыновей Дуайтом.
Я узнал, что голоса завоевываются хохотом и теряются от догмы. Я узнал, что жизненная сила Джорджа Джулиарда действует как целебное растирание на порозовевшие лица его помощниц.
— На обед сегодня вечером со мной пойдет сын, — объявил отец. — Он может занять место Мервина. — Мервин Тэк, объяснил он, его агент, шеф персонала, вынужденно задержался в Мидленде.
Три возбужденные леди снова посмотрели на меня и кивнули.
— Обед состоится в «Спящем драконе», — коротко бросил мне отец. В отеле напротив, только перейти площадь. — Он показал через окна в эркерах на фасад дома с множеством башенок едва ли в ста ярдах от нас. Еще его украшали бесчисленные корзины с геранью, вывешенные из окон. — Мы выйдем отсюда в семь тридцать. Короткий прием. Обед. Встреча с избирателями в холле. Если получим несколько острых вопросов, она может продлиться за полночь.
— Ты хочешь полнить острые вопросы? — удивленно спросил я.
— Конечно. Они подливают масла в огонь. Иначе очень скучно.
— Что мне надеть? — вяло пробормотал я.
— Только выгляди аккуратным. Приедет Босс с передней скамьи парламента. Центр подтягивает тяжелую артиллерию, чтобы поддержать кандидата.
Дополнительные выборы на переходящее место очень важны для партии. Для начала я надену смокинг, но позже сниму черный галстук. Может быть, чуть расстегну рубашку. Посмотрим, как пойдет. — Отец улыбнулся почти спокойно. Но я чувствовал, что он возбужден до глубины души. Он борец, подумал я. Он растоптал мои мечты и толкает меня в мир, который мне не очень нравится. Но в течение месяца, как он и просил, я буду с ним. И сделаю все, что в моих силах, а там видно будет. «Посмотрим, как пойдет», — так он сказал.
В семь тридцать мы перешли площадь. На мне серые брюки и темно-синий блейзер (новый, купленный в Брайтоне). На нем черный костюм, сшитый на заказ. Костюм не из магазина готового платья — еще один шаг в моем образовании.
Его встретили одобрительными криками и стопками. Я стоял чуть позади и улыбался, и улыбался, и старался быть ужасно милым с каждым, и, как требовалось, пожимал одну руку за другой. Никаких малышей (чтобы чмокнуть) на глаза мне не попалось.
— Мой сын, — жестом показывал на меня отец. — Это мой сын.
На приеме и обеде собралось, наверно, человек восемьдесят. Одни, как и отец, одетые по протоколу. Футболки под пиджаками и льняные платья с крупными пуговицами демонстрировали политический демократизм других.
Босс с передней скамьи парламента пришел с туго завязанной черной бабочкой, его жена умеренно сверкала бриллиантами. Я наблюдал, как она себя вела. Без претензий и бесконечно очаровательно с незнакомыми. И когда подошла моя очередь быть представленным ей, она тепло пожала мне руку и улыбнулась, глядя в глаза так, будто встреча со мной самое главное событие вечера. Мне еще долго придется учиться, подумал я, прежде чем я сумею в каждое приветствие вкладывать столько искренности и ненатужного дружелюбия. Я заметил, что у миссис Босс вызвала улыбку избирательная урна, полная плакатами господина, призывавшего дать ему "X".
Пока гости собирались в комнате, я постепенно понял, что обед устроен в складчину. И все, кроме Босса, его жены и отца, заплатили за свое присутствие. Отец, как выяснилось, заплатил за меня. Один из членов комитета, организовавшего вечер, сказал ему, что он не должен платить.
— Никогда не принимай подарков, — предупреждал меня отец, когда мы ехали из Брайтона. — Подарки выглядят вроде бы безобидными, но они могут вернуться и поймать тебя в ловушку. Решительно отказывайся. Всегда сам плати за себя.
— Да. Я тоже так думаю.
— Никогда не ставь себя в положение, которое обязывает отплатить за солидную любезность, вдруг тебя попросят о деле не очень хорошем.
— Не бери у незнакомых дядей конфеты?
— Именно так.
Леди-организатор сообщила отцу, что, если бы с ним была жена, ей бы полагался бесплатный билет.
— Драгоценная Полли, не спорьте, — сказал он с ласковой улыбкой, завершая разговор. — Я заплачу за своего сына.
— Ваш отец. Что за человек! — С шутливым возмущением драгоценная Полли повернулась ко мне. Взгляд скользнул мимо, а лицо и голос изменились так, будто на безоблачном небе разразилась гроза.
— Шельма, — пробормотала она.
Конечно, я обернулся, чтобы увидеть причину такого почти космического неодобрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Я узнал об Оринде, пока незаметно сидел на табуретке в углу и слушал, как три помощницы описывали отцу сегодняшний визит в офис отставленной леди.
— Вы думаете, она скорбит по Деннису, — насмешливо скривила губы самая худая и самая злобная из трех, изображая материнскую заботу. — Нет, она просто разъярена тем, что он умер. Она, как и прежде, называет их «наши избиратели». Говорила, якобы она писала для Денниса речи и формировала его взгляды. Мол, когда Деннис еще только заболел, уже все понимали, что она займет его место. Джордж, она назвала нас троих предательницами, потому что работаем на вас. Она просто заикалась от бешенства. Она говорила, что если вы надеетесь, будто Оринда Нэгл без боя сдаст позиции, то вам надо как следует подумать. И заявила, что сегодня вечером придет на обед!
Отец состроил гримасу.
Я подумают, что избирательный комитет, наверно, не лишен здравого смысла.
Со своей табуретки я также узнал, что главная оппозиционная партия представлена «толстым недотепой», у которого по сравнению с отцом «ноль сексапила». Его — Пола Бетьюна — партия недавно на дополнительных выборах отхватила два места, переходящих от партии к партии. И теперь они уверены, что победят и в Хупуэстерне, потому что «необходимость перемен» висит в воздухе.
В дни, которые последовали потом, я везде видел его портреты. Его лозунг «Бетьюн лучше. Отдайте ему ваш X», то есть поставьте крестик в избирательном бюллетене, вызывал усмешку.
А меня так просто заставил смеяться. Неужели он собирал под свои знамена разведенных дам?
Но в первый вечер я узнал о нем немного. Оказалось, что он местный советник и теряет волосы. Начинавшаяся лысина могла стоить ему места в парламенте. О его умственной пригодности вроде бы и не упоминали. Америка после солдата-героя Эйзенхауэра ни разу не выбирала лысого президента. И сегодня мало кто называет своих сыновей Дуайтом.
Я узнал, что голоса завоевываются хохотом и теряются от догмы. Я узнал, что жизненная сила Джорджа Джулиарда действует как целебное растирание на порозовевшие лица его помощниц.
— На обед сегодня вечером со мной пойдет сын, — объявил отец. — Он может занять место Мервина. — Мервин Тэк, объяснил он, его агент, шеф персонала, вынужденно задержался в Мидленде.
Три возбужденные леди снова посмотрели на меня и кивнули.
— Обед состоится в «Спящем драконе», — коротко бросил мне отец. В отеле напротив, только перейти площадь. — Он показал через окна в эркерах на фасад дома с множеством башенок едва ли в ста ярдах от нас. Еще его украшали бесчисленные корзины с геранью, вывешенные из окон. — Мы выйдем отсюда в семь тридцать. Короткий прием. Обед. Встреча с избирателями в холле. Если получим несколько острых вопросов, она может продлиться за полночь.
— Ты хочешь полнить острые вопросы? — удивленно спросил я.
— Конечно. Они подливают масла в огонь. Иначе очень скучно.
— Что мне надеть? — вяло пробормотал я.
— Только выгляди аккуратным. Приедет Босс с передней скамьи парламента. Центр подтягивает тяжелую артиллерию, чтобы поддержать кандидата.
Дополнительные выборы на переходящее место очень важны для партии. Для начала я надену смокинг, но позже сниму черный галстук. Может быть, чуть расстегну рубашку. Посмотрим, как пойдет. — Отец улыбнулся почти спокойно. Но я чувствовал, что он возбужден до глубины души. Он борец, подумал я. Он растоптал мои мечты и толкает меня в мир, который мне не очень нравится. Но в течение месяца, как он и просил, я буду с ним. И сделаю все, что в моих силах, а там видно будет. «Посмотрим, как пойдет», — так он сказал.
В семь тридцать мы перешли площадь. На мне серые брюки и темно-синий блейзер (новый, купленный в Брайтоне). На нем черный костюм, сшитый на заказ. Костюм не из магазина готового платья — еще один шаг в моем образовании.
Его встретили одобрительными криками и стопками. Я стоял чуть позади и улыбался, и улыбался, и старался быть ужасно милым с каждым, и, как требовалось, пожимал одну руку за другой. Никаких малышей (чтобы чмокнуть) на глаза мне не попалось.
— Мой сын, — жестом показывал на меня отец. — Это мой сын.
На приеме и обеде собралось, наверно, человек восемьдесят. Одни, как и отец, одетые по протоколу. Футболки под пиджаками и льняные платья с крупными пуговицами демонстрировали политический демократизм других.
Босс с передней скамьи парламента пришел с туго завязанной черной бабочкой, его жена умеренно сверкала бриллиантами. Я наблюдал, как она себя вела. Без претензий и бесконечно очаровательно с незнакомыми. И когда подошла моя очередь быть представленным ей, она тепло пожала мне руку и улыбнулась, глядя в глаза так, будто встреча со мной самое главное событие вечера. Мне еще долго придется учиться, подумал я, прежде чем я сумею в каждое приветствие вкладывать столько искренности и ненатужного дружелюбия. Я заметил, что у миссис Босс вызвала улыбку избирательная урна, полная плакатами господина, призывавшего дать ему "X".
Пока гости собирались в комнате, я постепенно понял, что обед устроен в складчину. И все, кроме Босса, его жены и отца, заплатили за свое присутствие. Отец, как выяснилось, заплатил за меня. Один из членов комитета, организовавшего вечер, сказал ему, что он не должен платить.
— Никогда не принимай подарков, — предупреждал меня отец, когда мы ехали из Брайтона. — Подарки выглядят вроде бы безобидными, но они могут вернуться и поймать тебя в ловушку. Решительно отказывайся. Всегда сам плати за себя.
— Да. Я тоже так думаю.
— Никогда не ставь себя в положение, которое обязывает отплатить за солидную любезность, вдруг тебя попросят о деле не очень хорошем.
— Не бери у незнакомых дядей конфеты?
— Именно так.
Леди-организатор сообщила отцу, что, если бы с ним была жена, ей бы полагался бесплатный билет.
— Драгоценная Полли, не спорьте, — сказал он с ласковой улыбкой, завершая разговор. — Я заплачу за своего сына.
— Ваш отец. Что за человек! — С шутливым возмущением драгоценная Полли повернулась ко мне. Взгляд скользнул мимо, а лицо и голос изменились так, будто на безоблачном небе разразилась гроза.
— Шельма, — пробормотала она.
Конечно, я обернулся, чтобы увидеть причину такого почти космического неодобрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63