Главные замковые часы пробили полночь. В моей жизни полночь наступала уже семьдесят пять тысяч раз, и вот теперь я задумался о жизни вне Круга. Какой она может быть? Короткой. Обычной жизни у меня осталось лет пятьдесят, не больше. Я привык видеть бурный поток времени так, как его видят все бессмертные. Пятьдесят лет пронесутся незаметно, и я буду постоянно ощущать, как старею. Нет, нет, император не может вышвырнуть меня из вечности в смерть – это было бы слишком жестоко. Я потер глаза руками, пытаясь прогнать головную боль, вызванную отсутствием наркотика. Лучше сразу умереть, чем видеть, как стареешь, подумал я. Я взбежал по серебристым ступеням широкой винтовой лестницы, пинком открыл дверь в нашу комнату и не обнаружил там моей притомившейся жены.
Сан не может изгнать меня из Круга, пока не минует кризис, потому что иначе он лишится и Морехода, и Вестника. Однако предугадать действия императора не представлялось никакой возможности. Он жил очень долго, и, вполне вероятно, у него уже имелся определенный план, в котором мне не было места. Столкнувшись с неопределенностью, я снова почувствовал себя уличным пацаном. Мне нужно немного дури.
Я опустился на четвереньки и залез под кровать в поисках ящичка, в котором хранил иголки, ибо точно помнил, что прикрепил его клейкой лентой около самой дальней ножки. Терн сюда еще не заглядывала, поскольку тут было слишком пыльно, и, кроме того, она бы никогда не смогла так скорчиться в своих пышных юбках с обручами из китового уса.
У меня на столе стоит пара серебряных подсвечников, весьма элегантных. Я открутил холодное донышко одного из них, и мне на руку вывалилась маленькая скляночка. Наполняя шприц, я сидел и разглядывал себя в зеркале трельяжа.
Я снял жилет и зажег масляную лампу, чтобы лучше видеть собственное, как казалось, навеки неизменное отражение. Я привык к этой лисьей физиономии, волосам цвета воронова крыла и глубоко посаженным глазам. Я не могу себе представить, как буду выглядеть, если состарюсь. Мысленно я попытался изменить свою внешность – добавил складки под зелеными глазами и морщины вокруг губ, сейчас кривившихся в усмешке. Я словно воочию увидел свою бледную кожу ссохшейся и дряблой, а не упругой и гладкой, как сейчас. Я мог набрать вес и стать жирным, подобно старому солдату-заскаю. При одной мысли об этом мне стало противно. Не надо, пожалуйста, подумал я, чувствуя подступившую тошноту. Для того чтобы полюбоваться отражением в зеркале, я расправил крылья, порвав рубашку точно посередине спины.
Если меня выкинут, я возьму будущее в свои руки – совершу самоубийство. Я поднял шприц и выпустил из него пузырек воздуха. Живи быстро, умирай молодым. Я вколол себе большую дозу. Сан собирается изгнать меня из Круга. Земля начала уходить у меня из-под ног, и, захлестываемый бурей эмоций, я отвернулся от зеркала и залез на кровать. Тени от башен Замка, похожих в серебристом лунном свете на усталых великанов, полосами расчертили комнату. Я всегда выполняю все прихоти Сана, какими бы они ни были. Я у него на крючке – на протяжении стольких лет пребывая вне времени, я уже не смогу вновь погрузиться в его беспощадный поток. Все мои успехи, все мои достижения станут ничем; я сам стану ничем. Мое положение в Замке – это все, что у меня есть. Быть изгнанным из Круга – означает смерть, и для Терн тоже.
Сан знает, когда я лгу. Мне придется снова предстать перед ним и признать, что я не знаю, как одолеть этих ублюдочных Насекомых, тем самым подписав свой смертный приговор. Я жаждал поддержки от Терн. Где она, когда ее присутствие мне так необходимо?
Я еще долго лежал и размышлял о Насекомых, пока наконец в комнате не начали проявляться сине-серые силуэты обстановки, от которых стали отделяться тени, когда взошла Терцель, розовая утренняя звезда.
Спрашивать, откуда пришли Насекомые, это совсем не то же самое, что спрашивать, как были сотворены люди, ибо в начале времен Бог не создавал Насекомых – они появились позднее. В отличие от авианцев или людей, они обитали во множестве миров – я знал это по моим путешествиям в Перевоплощение… Я посмотрел на иглу и подумал, что хочу догнаться. Я хочу провалиться туда и не возвращаться очень долго. Пусть этот мир, который обрекает меня на бесконечные страдания, катится ко всем чертям.
Я помедлил мгновение, вспомнив, что и в Эпсилоне меня сейчас не очень-то ждут. Заполучив Кезию, зубцы наверняка все еще жаждут моей крови. Девушка-червь намекала, что он, может быть, все еще жив. Зубцы любили продлевать агонию своих жертв, создавая скульптуры из плоти, пока не возникала необходимость в определенных органах для их ритуалов. Мог ли я помочь ему? Мог ли спасти?
Я выбрался из своей рваной рубашки и перетянул руку вместо жгута шнурком для волос. Зеркало безжалостно продемонстрировало мою сутулую спину и напряженное лицо. Я дождался, когда выражение моей физиономии стало расслабленным, и только тогда прилег.
Опять Эпсилон, как будто я никогда его и не покидал. Рынок выглядел так же странно, как и всегда. Я отправился в путь сквозь море обветшалых лавок. Повсюду колыхались полосатые ковры и раздавался стрекот хрустальных бус. Мне не давало покоя напутствие девушки-червя: «Никогда больше не возвращайся в Ауреату». Но почему нет? Потому что зубцы сожрут меня заживо. Я в болезненной нерешительности бродил по рынку Эпсилона. «Никогда больше не возвращайся в Ауреату. Никогда больше не возвращайся…» Мое любопытство меня погубит. Я пригладил перья, которые встопорщились от жары.
От рынка разбегались мощеные дороги во все районы города. Кареты, рикши и отдельные всадники носились взад-вперед, иногда задевая углы и сбивая лотки. Я шел и шел, пока булыжники под ногами не стали золотыми. Выбоины и царапины обозначали места, где люди пытались выковырять их. Там же остались следы крови и полуразложившиеся кисти рук – люди быстро учатся не воровать золото зубцов. Высокие здания, окружавшие меня, словно растворялись в ослепительном сиянии – я добрался до территории, принадлежавшей этим злобным чудовищам.
Лес Грешников представлял собой Волосы Ауреаты. До него сложно добраться, тем более что Голова занимала огромную территорию, обнесенную стеной. Сотни существ бродили по золотым дорогам, засыпанным песком, между двумя одинаковыми соборами Очей и дальше, у Заброшенных Скалистых Гротов, где находится Пасть, а на самом деле бездонная пустота, окруженная золотыми зубами, и Уши – замысловатые изгибы, подлинные имена которых не дано знать. Я бежал, петляя, и иногда даже летел сквозь весь этот непонятным образом упорядоченный хаос, и в конце концов добрался до украшенной шипами изгороди Леса Грешников. Там я спрятался в кустистой золотой Брови и стал наблюдать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Сан не может изгнать меня из Круга, пока не минует кризис, потому что иначе он лишится и Морехода, и Вестника. Однако предугадать действия императора не представлялось никакой возможности. Он жил очень долго, и, вполне вероятно, у него уже имелся определенный план, в котором мне не было места. Столкнувшись с неопределенностью, я снова почувствовал себя уличным пацаном. Мне нужно немного дури.
Я опустился на четвереньки и залез под кровать в поисках ящичка, в котором хранил иголки, ибо точно помнил, что прикрепил его клейкой лентой около самой дальней ножки. Терн сюда еще не заглядывала, поскольку тут было слишком пыльно, и, кроме того, она бы никогда не смогла так скорчиться в своих пышных юбках с обручами из китового уса.
У меня на столе стоит пара серебряных подсвечников, весьма элегантных. Я открутил холодное донышко одного из них, и мне на руку вывалилась маленькая скляночка. Наполняя шприц, я сидел и разглядывал себя в зеркале трельяжа.
Я снял жилет и зажег масляную лампу, чтобы лучше видеть собственное, как казалось, навеки неизменное отражение. Я привык к этой лисьей физиономии, волосам цвета воронова крыла и глубоко посаженным глазам. Я не могу себе представить, как буду выглядеть, если состарюсь. Мысленно я попытался изменить свою внешность – добавил складки под зелеными глазами и морщины вокруг губ, сейчас кривившихся в усмешке. Я словно воочию увидел свою бледную кожу ссохшейся и дряблой, а не упругой и гладкой, как сейчас. Я мог набрать вес и стать жирным, подобно старому солдату-заскаю. При одной мысли об этом мне стало противно. Не надо, пожалуйста, подумал я, чувствуя подступившую тошноту. Для того чтобы полюбоваться отражением в зеркале, я расправил крылья, порвав рубашку точно посередине спины.
Если меня выкинут, я возьму будущее в свои руки – совершу самоубийство. Я поднял шприц и выпустил из него пузырек воздуха. Живи быстро, умирай молодым. Я вколол себе большую дозу. Сан собирается изгнать меня из Круга. Земля начала уходить у меня из-под ног, и, захлестываемый бурей эмоций, я отвернулся от зеркала и залез на кровать. Тени от башен Замка, похожих в серебристом лунном свете на усталых великанов, полосами расчертили комнату. Я всегда выполняю все прихоти Сана, какими бы они ни были. Я у него на крючке – на протяжении стольких лет пребывая вне времени, я уже не смогу вновь погрузиться в его беспощадный поток. Все мои успехи, все мои достижения станут ничем; я сам стану ничем. Мое положение в Замке – это все, что у меня есть. Быть изгнанным из Круга – означает смерть, и для Терн тоже.
Сан знает, когда я лгу. Мне придется снова предстать перед ним и признать, что я не знаю, как одолеть этих ублюдочных Насекомых, тем самым подписав свой смертный приговор. Я жаждал поддержки от Терн. Где она, когда ее присутствие мне так необходимо?
Я еще долго лежал и размышлял о Насекомых, пока наконец в комнате не начали проявляться сине-серые силуэты обстановки, от которых стали отделяться тени, когда взошла Терцель, розовая утренняя звезда.
Спрашивать, откуда пришли Насекомые, это совсем не то же самое, что спрашивать, как были сотворены люди, ибо в начале времен Бог не создавал Насекомых – они появились позднее. В отличие от авианцев или людей, они обитали во множестве миров – я знал это по моим путешествиям в Перевоплощение… Я посмотрел на иглу и подумал, что хочу догнаться. Я хочу провалиться туда и не возвращаться очень долго. Пусть этот мир, который обрекает меня на бесконечные страдания, катится ко всем чертям.
Я помедлил мгновение, вспомнив, что и в Эпсилоне меня сейчас не очень-то ждут. Заполучив Кезию, зубцы наверняка все еще жаждут моей крови. Девушка-червь намекала, что он, может быть, все еще жив. Зубцы любили продлевать агонию своих жертв, создавая скульптуры из плоти, пока не возникала необходимость в определенных органах для их ритуалов. Мог ли я помочь ему? Мог ли спасти?
Я выбрался из своей рваной рубашки и перетянул руку вместо жгута шнурком для волос. Зеркало безжалостно продемонстрировало мою сутулую спину и напряженное лицо. Я дождался, когда выражение моей физиономии стало расслабленным, и только тогда прилег.
Опять Эпсилон, как будто я никогда его и не покидал. Рынок выглядел так же странно, как и всегда. Я отправился в путь сквозь море обветшалых лавок. Повсюду колыхались полосатые ковры и раздавался стрекот хрустальных бус. Мне не давало покоя напутствие девушки-червя: «Никогда больше не возвращайся в Ауреату». Но почему нет? Потому что зубцы сожрут меня заживо. Я в болезненной нерешительности бродил по рынку Эпсилона. «Никогда больше не возвращайся в Ауреату. Никогда больше не возвращайся…» Мое любопытство меня погубит. Я пригладил перья, которые встопорщились от жары.
От рынка разбегались мощеные дороги во все районы города. Кареты, рикши и отдельные всадники носились взад-вперед, иногда задевая углы и сбивая лотки. Я шел и шел, пока булыжники под ногами не стали золотыми. Выбоины и царапины обозначали места, где люди пытались выковырять их. Там же остались следы крови и полуразложившиеся кисти рук – люди быстро учатся не воровать золото зубцов. Высокие здания, окружавшие меня, словно растворялись в ослепительном сиянии – я добрался до территории, принадлежавшей этим злобным чудовищам.
Лес Грешников представлял собой Волосы Ауреаты. До него сложно добраться, тем более что Голова занимала огромную территорию, обнесенную стеной. Сотни существ бродили по золотым дорогам, засыпанным песком, между двумя одинаковыми соборами Очей и дальше, у Заброшенных Скалистых Гротов, где находится Пасть, а на самом деле бездонная пустота, окруженная золотыми зубами, и Уши – замысловатые изгибы, подлинные имена которых не дано знать. Я бежал, петляя, и иногда даже летел сквозь весь этот непонятным образом упорядоченный хаос, и в конце концов добрался до украшенной шипами изгороди Леса Грешников. Там я спрятался в кустистой золотой Брови и стал наблюдать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107