Так и написано: «Вне всяких сомнений». Но если тело не найдено и нет никаких других доказательств его смерти, то сомнения все же остаются. Он, конечно, может быть жив, но, возможно, и мертв. «Вне всяких сомнений» – это типичные журналистские словечки. Есть «всякие сомнения» и есть просто «сомнения».
– Именно так я и думала, когда читала эту статью. Так это или нет, мне, собственно, безразлично. Все дело в том, что у меня два пациента, утверждающих, будто их фамилия Лукан, и что мне грозят, ну, назовем это разоблачением.
– Да, Хильдегард, я называю это разоблачением. Давай называть вещи своими именами. Путаница в словах нас ни к чему не приведет.
– Ни к чему, – благодарно улыбнулась она.
Ужин был приготовлен и подан двумя молодыми людьми, состоявшими в тесной дружбе. Их пребывание в доме устраивало всех. Дик и Пол прежде были студентами, и лекции по психологии им читала Хильдегард. Она обнаружила, что они поглощены друг другом, горят желанием оставить семьи и совсем не жаждут учиться. Парни были в восторге от возможности продемонстрировать свое кулинарное мастерство (кстати, не очень высокое) и умение вести домашнее хозяйство. Они прекрасно ладили с Хильдегард и установили приятельские отношения с горничной Оливией, которая каждое утро приходила убирать квартиру. Дик и Пол делали все необходимые покупки и давали Оливии советы, как сэкономить на покупке ее сексуально возбуждающих нарядов. Все это создавало спокойный, приятный фон для любовных отношений Хильдегард и Жан-Пьера. Опасения вызывали у Хильдегард лишь тучи, сгущавшиеся над ее репутацией профессионала, – давние мошеннические проделки с кровью и воспоминания о прошлом все больше тревожили ее.
Ужин состоял из таинственного рыбного супа бурого цвета, пюре из шпината и сбитого со сливками творога, а в качестве гарнира подали молодой картофель. На десерт было персиковое мороженое с вишневым сиропом. Хильдегард и Жан-Пьер оценили ужин по достоинству. Поглощенные своими мыслями, они были скорее довольны тем, что он вообще был приготовлен и подан, а не его вкусовыми качествами. Молодые люди, высокие, стройные и гибкие, как проволока, убрали со стола и принесли в гостиную кофе. С самого начала было условлено, что их статус дает им право сидеть за столом вместе с Хильдегард и Жан-Пьером. Но парни предпочитали есть без хозяев, в кухне, и лишь иногда приглашали друзей. И это тоже устраивало Жан-Пьера и Хильдегард: оставшись наедине, они могли более свободно обсуждать свои дела.
Сейчас, сидя за столиком в гостиной, они вспоминали тот, другой, ужин вместе с Луканом в бистро. Он, конечно, с явным удовольствием съел свою копченую семгу, а затем бараньи отбивные.
– Еще бы не с удовольствием! Семга была превосходная, да и бараньи отбивные приготовлены замечательно.
– Ну и какое у тебя впечатление?
– Судя по тому, как он говорил, мне кажется, Лаки – настоящий Лукан. Похоже, его рассудок немного сдает и верх берет душевный разлад. А когда он в таком состоянии, Бог может приказать ему снова начать убивать.
В мастерской Жан-Пьера появился Уокер. Покупателей не было – всего десять тридцать утра. Жан-Пьер работал над глазом из пластика, предназначавшимся для какой-то статуи.
– Моя фамилия Уокер.
– Я знаю, кто вы.
– Я хочу поговорить с вами, – сказал Уокер.
– У меня нет для вас денег, – ответил Жан-Пьер.
Уокер покинул мастерскую.
Хильдегард в своем кабинете беседовала с пациентом, назвавшимся Лаки.
– Мне не полагается здесь бывать, – сказал Лаки.
– Я это знаю. Как давно вы познакомились с Уокером?
– Лет десять.
– Как ваша настоящая фамилия?
– Я не могу ее назвать.
– Кто вы по профессии?
– Учитель богословия.
– Священник?
– Я dйfrouquй, лишен духовного сана.
– Очень интересно! Почему вас лишили духовного сана?
– Я женился, – признался он.
– Неужели вы женаты? И где же ваша жена?
– Это моя тайна, – сказал он.
– Я считаю, что вы – лорд Лукан, – сказала Хильдегард.
– Вы ошибаетесь.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Тем не менее по всем признакам вы – человек, которого разыскивает полиция.
– Мое дело всего лишь забирать пожертвования пособников и подстрекателей. А Лукан – это же просто имя в газетах. Его, возможно, и в живых нет.
– Почему Уокер посылает за деньгами именно вас?
– Ну, иногда он делает это и сам. Но я больше похож на Лукана.
– Да, в чем-то вы больше похожи, а в чем-то нет. Впрочем, вы могли бы в прошлом быть и священником. В вас есть что-то от богослова, это остается на всю жизнь. Нечто мимолетное. Послушайте, Лаки, я хочу задать вам один вопрос. Вы ведь знали Генриха Эска, студента-богослова в Протестантском колледже в Мюнхене, скажем, лет десять-одиннадцать назад?
– Двенадцать лет назад, – уточнил он.
– Как уже говорила вам, я могла порой творить чудеса, – сказала Хильдегард. – И это правда.
– Несомненно. Но вы занимались мошенничеством. Вы морочили людям голову, выдавая себя за стигматика. Генрих мне все рассказал. Вы знаете, он ведь умер от лейкемии.
– Что вам от меня нужно? – спросила Хильдегард.
– Совет. Как я вам уже говорил, я продал душу дьяволу.
– И вы хотите получить ее обратно?
– Да, я хочу получить ее обратно.
– Для начала вы должны порвать с Уокером, – сказала доктор.
– Это было бы трудно.
– Знаю. Но я не могу принимать в качестве пациентов вас обоих.
– Мне кажется, у вас нет выбора.
Внезапно в руках Лаки появился какой-то пакетик.
– Это я привез вам из Шотландии, – сказал он, протягивая Хильдегард маленькую коробочку.
– Вы думали в Шотландии обо мне? – удивилась она, открывая коробочку, и невольно ахнула, совершенно искренне восхищаясь кулоном из хрусталя.
– Я думал о вас все это время.
– Это нормальная реакция по отношению к психотерапевту. А что именно вы делали в Шотландии?
– К сожалению, это секрет. Другой Лукан в бешенстве из-за того, что я к вам обратился. Ведь все последние двадцать пять лет я только и делал, что колесил по всему свету. Порой у меня не было денег и приходилось заниматься продажей книг по пресвитерианству и учебников по физиотерапии. Я был джентльмен из джентльменов – я преуспевал. Я был специалистом по генеалогии, помогал мормонам установить их происхождение. Надо сказать, это было слишком опасно – мне приходилось совершать поездки в Лондон. Такая жалость, что пришлось все бросить: дело было выгодное.
– А как вы стали священником?
– Ну, какое-то время я прятался в монастыре.
– Это не сделало вас священником.
– Я носил там «ошейник», знаете, такой пасторский воротник, как у англиканских священников.
– Самая большая часть растрачиваемых на психоанализ денег, – сказала Хильдегард, – уходит на определение того, не лжет ли пациент. Ваше время кончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Именно так я и думала, когда читала эту статью. Так это или нет, мне, собственно, безразлично. Все дело в том, что у меня два пациента, утверждающих, будто их фамилия Лукан, и что мне грозят, ну, назовем это разоблачением.
– Да, Хильдегард, я называю это разоблачением. Давай называть вещи своими именами. Путаница в словах нас ни к чему не приведет.
– Ни к чему, – благодарно улыбнулась она.
Ужин был приготовлен и подан двумя молодыми людьми, состоявшими в тесной дружбе. Их пребывание в доме устраивало всех. Дик и Пол прежде были студентами, и лекции по психологии им читала Хильдегард. Она обнаружила, что они поглощены друг другом, горят желанием оставить семьи и совсем не жаждут учиться. Парни были в восторге от возможности продемонстрировать свое кулинарное мастерство (кстати, не очень высокое) и умение вести домашнее хозяйство. Они прекрасно ладили с Хильдегард и установили приятельские отношения с горничной Оливией, которая каждое утро приходила убирать квартиру. Дик и Пол делали все необходимые покупки и давали Оливии советы, как сэкономить на покупке ее сексуально возбуждающих нарядов. Все это создавало спокойный, приятный фон для любовных отношений Хильдегард и Жан-Пьера. Опасения вызывали у Хильдегард лишь тучи, сгущавшиеся над ее репутацией профессионала, – давние мошеннические проделки с кровью и воспоминания о прошлом все больше тревожили ее.
Ужин состоял из таинственного рыбного супа бурого цвета, пюре из шпината и сбитого со сливками творога, а в качестве гарнира подали молодой картофель. На десерт было персиковое мороженое с вишневым сиропом. Хильдегард и Жан-Пьер оценили ужин по достоинству. Поглощенные своими мыслями, они были скорее довольны тем, что он вообще был приготовлен и подан, а не его вкусовыми качествами. Молодые люди, высокие, стройные и гибкие, как проволока, убрали со стола и принесли в гостиную кофе. С самого начала было условлено, что их статус дает им право сидеть за столом вместе с Хильдегард и Жан-Пьером. Но парни предпочитали есть без хозяев, в кухне, и лишь иногда приглашали друзей. И это тоже устраивало Жан-Пьера и Хильдегард: оставшись наедине, они могли более свободно обсуждать свои дела.
Сейчас, сидя за столиком в гостиной, они вспоминали тот, другой, ужин вместе с Луканом в бистро. Он, конечно, с явным удовольствием съел свою копченую семгу, а затем бараньи отбивные.
– Еще бы не с удовольствием! Семга была превосходная, да и бараньи отбивные приготовлены замечательно.
– Ну и какое у тебя впечатление?
– Судя по тому, как он говорил, мне кажется, Лаки – настоящий Лукан. Похоже, его рассудок немного сдает и верх берет душевный разлад. А когда он в таком состоянии, Бог может приказать ему снова начать убивать.
В мастерской Жан-Пьера появился Уокер. Покупателей не было – всего десять тридцать утра. Жан-Пьер работал над глазом из пластика, предназначавшимся для какой-то статуи.
– Моя фамилия Уокер.
– Я знаю, кто вы.
– Я хочу поговорить с вами, – сказал Уокер.
– У меня нет для вас денег, – ответил Жан-Пьер.
Уокер покинул мастерскую.
Хильдегард в своем кабинете беседовала с пациентом, назвавшимся Лаки.
– Мне не полагается здесь бывать, – сказал Лаки.
– Я это знаю. Как давно вы познакомились с Уокером?
– Лет десять.
– Как ваша настоящая фамилия?
– Я не могу ее назвать.
– Кто вы по профессии?
– Учитель богословия.
– Священник?
– Я dйfrouquй, лишен духовного сана.
– Очень интересно! Почему вас лишили духовного сана?
– Я женился, – признался он.
– Неужели вы женаты? И где же ваша жена?
– Это моя тайна, – сказал он.
– Я считаю, что вы – лорд Лукан, – сказала Хильдегард.
– Вы ошибаетесь.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Тем не менее по всем признакам вы – человек, которого разыскивает полиция.
– Мое дело всего лишь забирать пожертвования пособников и подстрекателей. А Лукан – это же просто имя в газетах. Его, возможно, и в живых нет.
– Почему Уокер посылает за деньгами именно вас?
– Ну, иногда он делает это и сам. Но я больше похож на Лукана.
– Да, в чем-то вы больше похожи, а в чем-то нет. Впрочем, вы могли бы в прошлом быть и священником. В вас есть что-то от богослова, это остается на всю жизнь. Нечто мимолетное. Послушайте, Лаки, я хочу задать вам один вопрос. Вы ведь знали Генриха Эска, студента-богослова в Протестантском колледже в Мюнхене, скажем, лет десять-одиннадцать назад?
– Двенадцать лет назад, – уточнил он.
– Как уже говорила вам, я могла порой творить чудеса, – сказала Хильдегард. – И это правда.
– Несомненно. Но вы занимались мошенничеством. Вы морочили людям голову, выдавая себя за стигматика. Генрих мне все рассказал. Вы знаете, он ведь умер от лейкемии.
– Что вам от меня нужно? – спросила Хильдегард.
– Совет. Как я вам уже говорил, я продал душу дьяволу.
– И вы хотите получить ее обратно?
– Да, я хочу получить ее обратно.
– Для начала вы должны порвать с Уокером, – сказала доктор.
– Это было бы трудно.
– Знаю. Но я не могу принимать в качестве пациентов вас обоих.
– Мне кажется, у вас нет выбора.
Внезапно в руках Лаки появился какой-то пакетик.
– Это я привез вам из Шотландии, – сказал он, протягивая Хильдегард маленькую коробочку.
– Вы думали в Шотландии обо мне? – удивилась она, открывая коробочку, и невольно ахнула, совершенно искренне восхищаясь кулоном из хрусталя.
– Я думал о вас все это время.
– Это нормальная реакция по отношению к психотерапевту. А что именно вы делали в Шотландии?
– К сожалению, это секрет. Другой Лукан в бешенстве из-за того, что я к вам обратился. Ведь все последние двадцать пять лет я только и делал, что колесил по всему свету. Порой у меня не было денег и приходилось заниматься продажей книг по пресвитерианству и учебников по физиотерапии. Я был джентльмен из джентльменов – я преуспевал. Я был специалистом по генеалогии, помогал мормонам установить их происхождение. Надо сказать, это было слишком опасно – мне приходилось совершать поездки в Лондон. Такая жалость, что пришлось все бросить: дело было выгодное.
– А как вы стали священником?
– Ну, какое-то время я прятался в монастыре.
– Это не сделало вас священником.
– Я носил там «ошейник», знаете, такой пасторский воротник, как у англиканских священников.
– Самая большая часть растрачиваемых на психоанализ денег, – сказала Хильдегард, – уходит на определение того, не лжет ли пациент. Ваше время кончилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33