- Что-то на этот раз тяжело очень. Словно кто держит.
- А ты посиди еще на салате да морковке, посиди! Совсем ног таскать не будешь, - сурово пообещала Семеновна. - Нервы не выдерживают глядеть на такое изуверство. Присядем на дорогу.
У Даши сделались испуганные и совершенно круглые глаза. Отнесли чемоданы в машину, еще раз, по напоминанию Семеновны, проверили деньги, документы и билеты, перецеловались, Татьяна Романовна и Вася попрощались с Тимошкой. Подавая лапу Васе, Тимошка отвернулся, Тимошка вообще не любил прощаться, а сейчас, предчувствуя не обычную, рабочую отлучку хозяина, а долгую нескончаемую разлуку, Тимошка переживал расставание очень тяжело. Вася потормошил его, почесал за ушами, но Тимошка не мог даже заставить себя притвориться довольным и хотя бы слегка, для приличия засмеяться.
Машина отъехала, Тимошка посмотрел на машущего рукой тоненького и плоского Олега и ушел на свое самое потаенное место, на дальний берег озера, заросший густыми кустами. Его много раз звали, и Даша, и Олег, и особенно Семеновна, он же продолжал безучастно лежать, положив голову на лапу. Потом он заснул, и ему снилось, что Вася лежит с ним рядом и разговаривает с ним, мягко теребя его длинные уши, и от этого Тимошка радостно повизгивал во сне. Еще не открыв глаз, не проснувшись, Тимошка насторожился, совсем рядом появилась опасность, и Тимошка, еще ощущая большие руки Васи, сел. В траве неподалеку шуршал еж Мишка, день кончался, и солнце косо пробивалось сквозь кусты: не обращая на ежа Мишку никакого внимания, Тимошка встряхнулся и озабоченно побежал к дому.
5
Для Тимошки Вася был совершенно особым от всех существом, и даже если он на целый день уходил на работу или куда-нибудь далеко уезжал, он постоянно присутствовал в мире Тимошки, как основная ось, центр, смысл и необходимость бытия. Тимошка часто вспоминал о нем и начинал тосковать по его рукам, по его запаху, по его голосу, только с Васей у Тимошки связывалось ощущение настоящей радости и полноты жизни. Рядом с Васей, и особенно когда тот бывал в хорошем настроении, Тимошку одолевали приступы буйного веселья, показывая свою ловкость и силу, он прыгал особенно высоко, особенно быстро брал самый слабый след. И скучал Тимошка тоже по-своему: ни с того ни с сего он садился, широко расставив передние лапы, опускал голову чуть ли не до земли и застывал в таком положении надолго, и, если кто-нибудь начинал подсмеиваться над ним, он обижался и уходил с глаз подальше. И еще в острые приступы тоски появлялся на свет увесистый обкусанный кирпич. Тимошка таскал его в зубах по всему участку, устав, ложился, клал между лап и неотрывно сторожил, словно боялся, что обкусанный кирпич вскочит на ноги и удерет, когда же тоска несколько ослабевала, Тимошка уносил кирпич, осторожно взяв в зубы, словно живого щенка, и прятал в одному ему известное место.
Вечером после отъезда Татьяны Романовны и Васи в доме, несмотря на хлопоты Семеновны, про себя довольной наконец-то осуществившимся отъездом племянника с женой, стало пусто и скучновато. Даша капризничала по пустякам, поссорилась с Олегом,тот вполне резонно обиделся и ушел наверх, в Васин кабинет. Там он пристроился на открытом балконе в старом плетеном кресле. Сквозь деревья в сумерках тяжело поблескивало озеро. В зелени еще возились и перепархивали птицы, солнце уже село. Из-за горизонта, окрашенного у самой земли ярко раскаленной узкой полосой, еще вырывался сноп золотистых лучей, пронизывающих одинокое, одно-единственное во всем небе, облачко ровным алым свечением, затем лучи стали короче, потускнели и скоро исчезли совсем. Над горизонтом еще чуть теплилось алое расплывшееся пятно, но вот и оно исчезло. Олег положил голову на перила балкона, глядя в сгустившуюся чернильную синеву и представляя себе серебристый самолет, летящий среди звезд в темном небе, и Татьяну Романовну с Васей. Он их любил, и теперь в груди как-то щемило, и к глазам подступала предательская теплота, но было темно, и никто бы не увидел его минутной слабости. Дом сейчас ярко светился всеми окнами, свет с трудом раздвигал густую вязкую тьму, затопившую сад, лес, озеро и всю остальную землю. Стали резче запахи цветов и травы, за прибрежные кусты зацепились одиночные клочья тумана, и наконец, преображая все вокруг, выплыла совершенно круглая, сияющая радостным и каким-то ненатуральным сиянием луна. Туман разросся, застлал озеро сплошным мягким покрывалом, неслышно окутал березы, росшие на берегу, точно опустились на воду невесомые, пышно взбитые облака, посеребренные лунным светом.
Несколько раз над балконом бесшумно проносилась тень маленькой ночной хищницы-птицы неясыти, об этом Олег знал от Васи. Услышав голос Семеновны, звавшей его вниз смотреть телевизор, Олег сморщился, ему никуда не хотелось уходить с балкона, по, чувствуя, что еще минута-другая и он расплачется, как девчонка, он бросился к пианино, откинул крышку, и по дому, вначале сумбурно и хаотично, затем стройнее и мягче, понеслись первые аккорды, дом в ответ как бы встрепенулся, ожил и затих. Олег снова и снова ударял по клавишам и неожиданно услышал странный, жалующийся звук, постепенно нараставший и закончившийся на низких протяжных басах, Олег от неожиданности резко крутанулся на вертящемся круглом черном стульчике и увидел Тимошку, высоко, по-волчьи задравшего косматую морду к потолку и тоскливо, обреченно выводившего свои немыслимые рулады, перед ним на полу лежал обкусанный кирпич.
- Тимошка, - шепотом спросил Олег, - ты по Васе скучаешь? Как интересно, ну, давай вместе... пой!
Олег тронул клавиши, и вой, заставивший Семеновну у себя в светелке схватиться за сердце, а Дашу в страхе зажать уши ладонями, с новой силой разнесся по дому, глаза Тимошки зеленовато отсвечивали, в горле клокотала безысходность и отрешение, Тимошка жаловался неизвестии кому, высказывая свою жестокую на кого-то обиду. Вой оборвался на немыслимо высокой ноте, Олег испугался и бросил играть, в дверях он увидел Семеновну с вцепившейся в ее фартук Дашей.
- Что такое? - тихо ужаснулась Семеновна. - Одурели вы оба? Отец с матерью едва отъехали, а они похероны затеяли! Ах, негодники! Ах, обормоты! Ах, некрещеные! - Семеновна раскипятилась, приняв Олегов с Тимошкой концерт близко к сердцу как личную обиду, и Даша, полностью ее поддерживая, смотрела на брата с Тимошкой округлившимися враждебными глазами.
Выплеснув свой испуг в обидных словах и убедившись, что гнев ее достиг цели, Семеновна смягчилась, еще поворчав для виду, а больше от внутренней неустроенности, она, часто моргая маленькими серыми глазками в бесцветиьЕХ ресницах, потащила детей нить чай.
- Я творожную запеканку с изюмом испекла, - сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35