Дюрсе сосет ее спереди, Кюрваль – сзади, и это в то время, как предметы самой исключительной красоты и чрезвычайной свежести предстают перед их взором, готовые удовлетворить малейшие желания. Именно то, что природа и преступление опозорили и обезобразили, именно самые грязные и самые отвратительные предметы доставляют нашим развратникам, пребывающим н экстазе, самые восхитительные наслаждения… И как понять человека после всего этого! Оба, казалось, оспаривали между собой этот уже готовый труп, как два дога, обезумевшие от падали, и, предавшись самым грязным эксцессам, выплеснули, наконец, свою сперму; несмотря на опустошенность, которую вызвало у них это наслаждение, они были готовы возобновить распутства и бесстыдства, если бы время ужина не позвало их заняться другими наслаждениями; Президент, отчаявшийся пролить сперму и в таких случаях оживлявшийся лишь от обильной еды и питья, раздулся как настоящий боров. Он по-желал, чтобы маленький Адонис возбудил «Струю-В-Небо», и заставил его проглотить сперму; но, оставшись недовольным этим последним бесстыдством, которое было исполнено немедленно, встал и сказал, что его воображение навевает ему более приятные вещи. Не объясняя больше ничего, он утащил с собой Фаншон, Адониса и Эркюли, закрылся в будуаре в недрах дома и появился лишь на оргиях. Все отправились спать, и Кюрваль, этот непоследовательный Кюрваль, который в ту ночь делил ложе с божественной Аделаидой, своей дочерью, и мог провести с ней самую прекрасную ночь, был обнаружен на следующее утро распластанным на отвратительной Фаншон, с которой он совершал новые ужасы на протяжении веси ночи, н то время, как Адонис и Аделаида, лишенные его ложа, оказались – один в маленькой далеко стоящей кровати а другая – на тюфяке на полу.
Шестой день
Настал черед святого отца предоставить себя мастурбациям. Если бы ученицы Дюкло были мужчинами, то святой отец явно бы не удержался. Но маленькая щель внизу живота была непростительным недостатком в его глазах; даже когда маленькие грации окружали его, стоило показаться этой проклятой щели, чтобы совсем успокоить его. Таким образом, он выдержал все уроки героически; я даже думаю, что он совершенно не возбудился. Было нетрудно заметить, что все страстно желали обвинить всех восьмерых девочек, чтобы обеспечить развлечения на следующий дет. (а это была та самая мрачная суббота наказаний!): подвергнуть наказанию всех восьмерых. Шестеро уже были приговорены; нежная и прекрасная Зельмир стала седьмой, но, по правде говоря, разве она этого заслужила? Или же наслаждение от предполагавшегося наказания не имело ничего общего с подлинной справедливостью? Оставим этот случай на совести мудрого Дюрсе и будем довольствоваться рассказом. Еще одна очень красивая дама пополнила список юных «преступниц»: это была нежная Аделаида. Ее супруг Дюрсе хотел, как он говорил, подать пример, прощая ей меньше, чем другим, и именно с ним она только что совершила оплошность. Он повел ее в определенное место; услуги, которые она должна была ему оказать после некоторых действий, были совершенно нечистоплотными. Она была не так развращена, как Кюрваль, хотя была его дочерью. Аделаида либо противилась, либо плохо вела себя; возможно, это было поддразнивание со стороны Дюрсе: ее вписывали в книгу наказаний к великому удовольствию собрания. Визит к мальчикам ничего не дал, и все перешли к тайным наслаждениям часовни, наслаждениям таким острым и таким необычным, что в них отказывали даже тем, кто просил позволения поучаствовать. В то утро там были лишь Констанс, два второсортных мужлана и Мишетта. За обедом Зефир, которым с каждым днем все были более довольны, и прелести которого становились все восхитительней, а добровольное распутство все разнузданней, так вот, Зефир оскорбил Констанс, которая, хотя больше и не прислуживала за столом, но тем не менее постоянно по являлась за обедом. Он обозвал ее «делопроизводительницей» и несколько раз хлопнул по животу, чтобы научить, как он сказал, нести яйца со своим любовником; потом он поцеловал Герцога, погладил его, потряс ему немного член и смог так хорошо разгорячить ему голову, что Бланжи поклялся: в послеобеденное время он зальет его спермой. Мальчуган раззадоривал его, бросал ему вызов. Поскольку он должен был подавать кофе, во время десерта он появился обнаженным. В тот момент, когда он покинул стол, Герцог, очень оживленный, предпринял несколько шалостей; он пососал ему рот и член, посадил его на стул перед собой так, чтобы его зад был на уровне рта, и в таком положении щекотал ему заднее отверстие с четверть часа. В конце концов, его член напрягся, задрав высокомерную головку, и Герцог увидел, что почести требовали, наконец, фимиама. Однако, почти все было запрещено, исключая то, что делалось накануне. Тогда Герцог решил последовать примеру своих собратьев. Он сгибает Зефира на канапе, просовывает ему свое орудие между ляжек; здесь с ним происходит то же самое, что произошло с Кюрвалем: орудие высовывалось с другой стороны на шесть дюймов. «Сделай так, как сделал я, – говорил ему Кюрваль, – потряси мальчишку на своем члене, ороси свою головку его спермой». Но Герцог нашел более занятным использовать сразу двоих. Он просит своего брата приладить ему туда Огюстин; ее прилепляют ягодицами к ляжкам Зефира, и Герцог, приобретая, так сказать, одновременно девочку и мальчика, чтобы еще больше распалить свою похоть, бьет членом Зефира о прелестные круглые и белые ягодицы Огюстин и заливает их молодой детской спермой, которая, как это можно хорошо себе вообразить, от возбуждения из-за такой прелестной вещи, истекает обильно и без промедления. Кюрваль, которому явно по душе этот случай, видя прикрытый зад Герцога, зияющий на благо члена, как и все жопы грубых распутников в минуты, когда напрягается собственный член, – подошел, чтобы вернуть ему то, что сам получил третьего дня, и дорогой Герцог, не успев как следует ощутить сладострастные толчки этой интромиссии, как его сперма, вырвавшаяся почти одновременно со спермой Зефира, залила с пила края храма, колонны которого орошал Зефир. Но Кюрваль, ничуть не кончив и вытащив из зада Герцога свое гордое и нервное орудие, уже угрожал Епископу, который также тер свой член промеж ляжек Житона, уготовив ему участь, которую только что на себе испытал Герцог. Епископ принимает его вызов, и завязывается бой; Епископ оседлан сзади и вот-вот прольет в упоении между ляжек мальчика, которого он ласкает, распутную сперму, вызванную сладострастием. Однако Дюрсе, добровольный зритель, имея подле себя лишь Эбе и дуэнью, хотя и был мертвецки пьян, не терял времени и тихо предавался развратным действиям, которые мы пока что должны держать в тайне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112