Мрачное облако скорби покрыло Пелида. Упав на землю, схватил он в обе руки нечистого пепла и осыпал им голову и осквернил им свое прекрасное лицо. Из шатров прибежали пленницы и, столпившись вокруг, громко рыдали, били себя в грудь и падали на колени. Ахиллес плакал навзрыд. Я склонился над ним и сжал его руки, я боялся, что он убьет себя острым клинком. Он стонал и звал свою маты
– Мать! Я просил тебя наслать беду на ахейцев, чтобы они заплатили мне за бесчестье, но какая в том радость, когда я потерял лучшего друга, кого я больше всех почитал и любил, как себя самого! Он умер вдали от родных краев, когда меня не было рядом и я не мог защитить его. Я сидел у себя в шатре, понимаешь? Я праздно, как бесполезное бремя, сидел у судов, а он погибал, и погибали другие от ударов Гектора, а я сидел тут, я – сильнейший среди ахейцев. Пусть навеки исчезнет гнев из сердец человеческих, гнев, который сводит с ума даже мудрейших, проникая к ним в душу, как сладостный мед, и туманя им рассудок. Я должен обиду забыть. Должен выйти на поле боя и покарать убийцу любимого друга. После я тоже погибну, знаю, мать, но сначала я вырву жизнь из троянца и посею так много смерти вокруг себя, что троянские женщины будут рыдать столько же дней, сколько дней отдыхал я от брани.
Он говорил все это, рыдая, распростершись на черной земле. И тогда я сказал ему:
– Вставай, Ахиллес, сейчас ты нужен ахейцам. Они бьются за тело Патрокла, но борьба тяжела, и много ахейцев погибло. Гектор неистовый жаждет завладеть этим трупом, он хочет отрубить ему голову и водрузить на кол в поруганье. Ахиллес, поспеши туда, ведь ты не оставишь тело Патрокла на съедение псам?
Ахиллес посмотрел на меня:
– Как же вернусь я в сраженье? Мои доспехи в руках у врагов. Чьим оружьем я стану сражаться?
И тогда я ответил ему:
– Я знаю, твоим славным оружием Гектор владеет, но ты и без оружия подойди ко рву и покажись троянам, ты их напугаешь и ободришь ахейцев.
И он поднялся на ноги. И пошел в сторону рва. Мы видели, как наши воины бежали навстречу, неся тело Патрокла, и как Гектор безжалостно гнал их вперед, преследуя, он был похож на голодного льва, который лишился добычи, оба Аякса его отражали, но он налетал на них снова, как пожар, пожирающий город. Ахиллес встал на самом высоком краю рва. Он был без оружия, но горел будто пламя, будто золотое облако. Он взглянул на сраженье, а потом издал вопль, страшный, пронзительный. Троянцы задрожали, долгогривые кони кинулись прочь, зачуяв погибель. Трижды крикнул Ахиллес. Трижды ужас проник в души троянцев. Мы увидели, как они, обезумев от страха, развернули свои колесницы и унеслись с поля боя.
Ахейцы положили тело Патрокла на носилки в безопасном месте, и к нему подошел Ахиллес. С нежностью он положил руки на грудь любимого друга, эти руки, привыкшие убивать, он положил ему на грудь и застонал, и стонал без конца, словно лев, у которого в чаще леса охотник украл малышей.
Агамемнон
Они оплакивали Патрокла всю ночь. Омыли от крови и пыли и умастили благовониями. Они накапали ему в нос нектар и амброзию, чтобы тело сохранило свою красоту. Затем они положили завернутый в мягкий лен труп на погребальное ложе и накрыли белым плащом. Патрокл. Он был обычным юношей,я даже неуверен, что героем. А теперь они сделали из него бога.
Занялась заря под звуки их рыданий, и начался тот день, который навсегда останется днем моего конца. Ахиллесу принесли новые доспехи – лучшие кузнецы трудились над ними всю ночь, работая с божественным мастерством. Они положили их к его ногам. Пелид плакал, обняв тело Патрокла. Потом перевел взгляд на снаряженье. И глаза его зловеще заблестели. Никто никогда не видел и не носил таких доспехов.
Казалось, они были созданы богом для бога. Перед подобным искушением Ахиллес никогда не сумел бы устоять.
И тогда наконец он поднялся, оставил тело Патрокла и, обходя корабли, скликал аргивян на совет. Я понял, что исход войны будет решен, увидав, что собираются и корабельщики и даже те, кому надлежало заботиться лишь о хлебе для войска: никогда прежде они не являлись в собранье. Но в тот день и они окружили вождей, желая знать, что их ждет впереди. Я ждал, покуда все не усядутся. Покуда придет Аякс, покуда займет свое место в первом ряду Одиссей. Я видел, что оба хромают из-за полученных ран. Последним вошел в собранье я сам.
Ахиллес поднялся. Все замолчали.
– Агамемнон, – заговорил он, – напрасно мы воспылали друг к другу враждой из-за пленницы. О, если бы сразу она умерла, лишь взойдя на корабль мой: столько ахейцев не глодало бы зубами земли, когда я упорствовал в гневе! Оставим то, что свершилось, настало время сердце в груди укротить и забыть о прежних обидах. Ныне я отрекаюсь от гнева и возвращаюсь к сражениям. Ты собери скорее данайцев и подвигни к битве, довольно троянцам ночевать перед судами ахейскими!
Ахейцы вокруг ликовали. Я начал говорить в общем гомоне. Не выходя на середину, я попросил тишины. Мне, владыке народов, пришлось просить тишины. А потом я сказал:
– Вы винили меня в тот день, когда забрал я у Ахиллеса добычу. Я совершил неправый поступок. Но разве правы всегда бессмертные боги? У глупости легкая поступь, не касаясь земли, она ходит по головам человеческим и уловляет нас в сети свои, когда ей заблагорассудится. В тот день она уловила меня и разум затмила.
Ныне желаю загладить вину и приношу тебе, Ахиллес, дары неисчислимые.
Он выслушал меня. А потом сказал, что примет мои дары, но позднее, теперь же он рвался в битву, он не желал терять ни мгновения, он жаждал великих свершений. В своем безрассудстве он не мог медлить.
И тогда поднялся Одиссей.
– Ахиллес, – начал он, – ты не можешь вести в бой голодное войско. Быть может, ахейцам предстоит биться весь день до заката: лишь тот, кто насытился вином и хлебом, сможет выдержать бой с твердостью в сердце и бодростью в членах. Послушай меня, распусти аргивян и вели им готовить завтрак А Агамемнон пусть представит собранью дары, чтобы все могли любоваться. После пусть Агамемнон даст при всех тебе клятву, что на ложе к Брисеиде он не всходил, что с ней не сближался, как то свойственно мужам и женам. И ты на битву пойдешь с укрощенной душой. А ты, Агамемнон, устрой в честь Ахиллеса у себя в шатре пиршество, достойное сильнейшего из ахейцев. Это прилично царю – искать примиренья с тем, кого он оскорбил.
Так он сказал. Но Ахиллес не хотел ничего слушать:
– Земля покрыта трупами воинов, что полегли от руки Гектора, а вы говорите о пище? Устроим пир на закате, я хочу, чтобы войско сражалось голодным. Бездыханный Патрокл ждет отмщения, и говорю вам: никакая пища, никакое вино не войдут мне в уста, пока оно не свершится. На уме у меня не дары и не пиршества, но лишь битва, кровь и стоны врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33