Темное бесформенное тело быстро приближалось, заслонив солнце, густая тень упала на травы, на оцепеневшего в смертельном ужасе человека, черный хобот бешено вертелся, пританцовывал на возвышенностях, окруженный желтоватым сиянием и огненными шарами, хлестал по земле, поднимая тучи пыли и вороха вырванного с корнем кустарника. Зверь искал пищи. Рык чудовища подминал, уничтожил крохотную живую песчинку.
Подхваченная щупальцем небольшая антилопа взлетела и, кружась, скрылась в облаке. В лицо охотнику летели пыль и трава, огненные вспышки слепили, странное потрескивание подняло волосы дыбом, ветер вот-вот должен был сшибить с ног и швырнуть в пасть чудовища. Не было мыслей, не было чувств, не было побуждений — только страх и липкое, холодное сознание смерти. Мир исчезал вместе с ним, растворялся, гас.
И он не сразу понял, а сообразив, долго не мог поверить, втолковать самому себе, что вокруг него уже не кружит перемешанная с травой пыль, что рев и вой слабеют, затухая, а солнце вновь жарко касается лица.
Смерч стремительно удалялся к горизонту, потускнел блеск шаровых молний, стих грохот, похожий на шипение тысячи змей.
Там и сям вокруг чернели пятна и полосы взрыхленной земли: в воздухе стоял свежий грозовой запах.
Охотник выпрямился во весь рост, его пошатывало, бросало то в жар, то в холод, прошибла испарина, зубы клацали. С сумасшедшей радостью он вновь вбирай запахи и краски мира. Дрожь не унималась, и тогда он неверными пальцами рванул с пояса кинжал, вскользь черкнул себя по боку и зашипел сквозь зубы от горячей боли.
Это помогло, отвлекло тело. Длинная царапина саднила, кровь поползла по коже. Боль помогала вернуть спокойствие телу и душе.
Все как рассказывали старики: чудовище, что таится неизвестно в каком логове и время от времени проносится над землей в ореоле огня и грохота, пожирает и убивает животных и людей. Его мысли и намерения предугадать невозможно — как любой зверь, оно способно пройти и мимо застывшей в ужасе добычи. Значит, чудовище было уже почти сытым и оттого удовольствовалось антилопой.
Охотник снял крышечку с сосуда из оленьего рога и тщательно замазал царапину на ребрах пряно пахнущей травяной пастой. Кровь почти сразу же перестала сочиться. Знахари племени умели приготовлять много снадобий самого разного предназначения. Потом он тщательно отер пальцы и смазал лицо пастой из другого сосуда, придававшей силы, прогонявшей тревога. И взвалил на плечи мастерски спутанные ремнями куски свежего мяса, пристроил на лоб лямку, облегчавшую переноску груза.
Подобрал копье и тронулся в неблизкий путь, шагая быстро и размеренно. Пережитый ужас понемногу вымывался из памяти, таял. Жизнь была слишком сурова, слишком много опасностей существовало вокруг, так что для долгих переживаний не оставалось, места.
Рассказать о встрече с Небесным Змеем, разумеется, предстоит со всеми подробностями — так полагалось по давним обычаям сохранения и приумножения знаний и опыта, предназначенных для борьбы за жизнь. Что касается тех двух странных и их ледяной птицы — о, них он уже забыл насовсем. Такие мелочи не имели никакого значения по сравнению с летучим чудовищем. Небесным Змеем.
Хорошо бы его убить, подумал охотник. Любое живое существо, любого зверя; как бы страшен и велик он ни был, можно убить, нужно только изучить его повадки и уязвимые места. Не может быть, чтобы и у Небесного Змея не нашлось уязвимых мест. Может быть, кому-то и повезет. Хорошо бы, повезло ему. И дальше он думал только об этом.
НАСЛЕДСТВО ПОЛУБОГА
Он, ожидая смерти, жил, И умер в ожиданье жизни…
Т. Корбьер
Свершилось. Неожиданно рано. Александр, когда-то сын царя Филиппа, а теперь, согласно уверениям его самого (верить в которые признано государственной необходимостью) — сын Аполлона и, следовательно, полубог, неистовый младенец, позабывший в походах Македонию, человек, впервые в земной истории попытавшийся создать мировую империю, созидатель и разрушитель, — тридцати лет от роду ушел из этого мира навсегда. Без сомнения, для приближенных и окружающих это было громом с ясного неба, но ошеломление в таких случаях не столь уж продолжительно — оно очень быстро улетучивается, едва подступает сном вопросов и проблем, с которыми нужно расправиться незамедлительно, — иначе они расправятся с тобой.
И по воде пошли круги от неожиданного камня…
Элогий первый
(Элогий — у древних краткая запись, составленная в честь известного человека после его смерти с перечислением заслуг покойного.)
Луна над Вавилоном, желтая и грузная, тащится среди звезд, брюхатая, с заметным усилием, она ничуть не похожа на серебристую македонскую луну. Впрочем, Птолемей Лаг, друг и ближайший соратник Ушедшего, начал уже забывать, как выглядит Луна над ночными македонскими горами. Как и все остальные. Слишком много пройдено, слишком огромны пространства, с которыми познакомились выходцы из маленькой горной страны. Слишком велика созданная империя. Поэтому никто из оставшихся не собирается выполнять волю Александра и расширять империю далее. Задача более реалистична — управиться с тем, что уже завоевано. А вернее, если совсем откровенно: как все это разделить. Разделить — это слово еще не произнесено, но оно неминуемо должно прозвучать, выводя из тупика. Все этого ждут, и никто не решается произнести его первым. Никто из тех, кто сейчас не спит, охваченный мучительными раздумьями. Они не знают, что первым произнести это слово решился Птолемей Лаг. Вот только что решился, наконец верное, в такие минуты седеют. Вполне вероятно. Только не он.
Он просто решился первым разрубить узел. И чтобы избавиться от тягостной неопределенности. И потому, что слишком хорошо знает мысли и побуждения всех остальных.
Старый македонский обычай, согласно которому наследника престола утверждает войсковое собрание, сподвижникам Ушедшего кажется теперь устаревшим патриархальным установлением полузабытой родины. За время походов они познакомились с другими методами наследования. Ни ребенок Александре, что должен появиться на свет месяца через четыре, ни его мать Роксана не станут людьми, которым можно добровольно отдать богатое наследство. Какое отношение, если поразмыслить, имеют эта женщина и нерожденный ребенок к тяжким трудам по созданию империи?
Поле принадлежит тому, кто старательно возделывал его. Поэтому Птолемей предложит завтра утром… нет, слово «разделить» так и не будет произнесено. Всего лишь расчленить империю на сатрапии и передать сатрапии в управление военачальникам.
Конечно же, он прекрасно понимает, что пройдет совсем немного времени, и управители объявят себя владыками. Что вслед за этим их войска ринутся друг на друга и неминуемо завяжется долгая кровеобильная неразбериха, в которой в первую очередь погибнут никому уже не нужные и опасные родные и наследники Александра.
1 2 3 4 5 6 7 8
Подхваченная щупальцем небольшая антилопа взлетела и, кружась, скрылась в облаке. В лицо охотнику летели пыль и трава, огненные вспышки слепили, странное потрескивание подняло волосы дыбом, ветер вот-вот должен был сшибить с ног и швырнуть в пасть чудовища. Не было мыслей, не было чувств, не было побуждений — только страх и липкое, холодное сознание смерти. Мир исчезал вместе с ним, растворялся, гас.
И он не сразу понял, а сообразив, долго не мог поверить, втолковать самому себе, что вокруг него уже не кружит перемешанная с травой пыль, что рев и вой слабеют, затухая, а солнце вновь жарко касается лица.
Смерч стремительно удалялся к горизонту, потускнел блеск шаровых молний, стих грохот, похожий на шипение тысячи змей.
Там и сям вокруг чернели пятна и полосы взрыхленной земли: в воздухе стоял свежий грозовой запах.
Охотник выпрямился во весь рост, его пошатывало, бросало то в жар, то в холод, прошибла испарина, зубы клацали. С сумасшедшей радостью он вновь вбирай запахи и краски мира. Дрожь не унималась, и тогда он неверными пальцами рванул с пояса кинжал, вскользь черкнул себя по боку и зашипел сквозь зубы от горячей боли.
Это помогло, отвлекло тело. Длинная царапина саднила, кровь поползла по коже. Боль помогала вернуть спокойствие телу и душе.
Все как рассказывали старики: чудовище, что таится неизвестно в каком логове и время от времени проносится над землей в ореоле огня и грохота, пожирает и убивает животных и людей. Его мысли и намерения предугадать невозможно — как любой зверь, оно способно пройти и мимо застывшей в ужасе добычи. Значит, чудовище было уже почти сытым и оттого удовольствовалось антилопой.
Охотник снял крышечку с сосуда из оленьего рога и тщательно замазал царапину на ребрах пряно пахнущей травяной пастой. Кровь почти сразу же перестала сочиться. Знахари племени умели приготовлять много снадобий самого разного предназначения. Потом он тщательно отер пальцы и смазал лицо пастой из другого сосуда, придававшей силы, прогонявшей тревога. И взвалил на плечи мастерски спутанные ремнями куски свежего мяса, пристроил на лоб лямку, облегчавшую переноску груза.
Подобрал копье и тронулся в неблизкий путь, шагая быстро и размеренно. Пережитый ужас понемногу вымывался из памяти, таял. Жизнь была слишком сурова, слишком много опасностей существовало вокруг, так что для долгих переживаний не оставалось, места.
Рассказать о встрече с Небесным Змеем, разумеется, предстоит со всеми подробностями — так полагалось по давним обычаям сохранения и приумножения знаний и опыта, предназначенных для борьбы за жизнь. Что касается тех двух странных и их ледяной птицы — о, них он уже забыл насовсем. Такие мелочи не имели никакого значения по сравнению с летучим чудовищем. Небесным Змеем.
Хорошо бы его убить, подумал охотник. Любое живое существо, любого зверя; как бы страшен и велик он ни был, можно убить, нужно только изучить его повадки и уязвимые места. Не может быть, чтобы и у Небесного Змея не нашлось уязвимых мест. Может быть, кому-то и повезет. Хорошо бы, повезло ему. И дальше он думал только об этом.
НАСЛЕДСТВО ПОЛУБОГА
Он, ожидая смерти, жил, И умер в ожиданье жизни…
Т. Корбьер
Свершилось. Неожиданно рано. Александр, когда-то сын царя Филиппа, а теперь, согласно уверениям его самого (верить в которые признано государственной необходимостью) — сын Аполлона и, следовательно, полубог, неистовый младенец, позабывший в походах Македонию, человек, впервые в земной истории попытавшийся создать мировую империю, созидатель и разрушитель, — тридцати лет от роду ушел из этого мира навсегда. Без сомнения, для приближенных и окружающих это было громом с ясного неба, но ошеломление в таких случаях не столь уж продолжительно — оно очень быстро улетучивается, едва подступает сном вопросов и проблем, с которыми нужно расправиться незамедлительно, — иначе они расправятся с тобой.
И по воде пошли круги от неожиданного камня…
Элогий первый
(Элогий — у древних краткая запись, составленная в честь известного человека после его смерти с перечислением заслуг покойного.)
Луна над Вавилоном, желтая и грузная, тащится среди звезд, брюхатая, с заметным усилием, она ничуть не похожа на серебристую македонскую луну. Впрочем, Птолемей Лаг, друг и ближайший соратник Ушедшего, начал уже забывать, как выглядит Луна над ночными македонскими горами. Как и все остальные. Слишком много пройдено, слишком огромны пространства, с которыми познакомились выходцы из маленькой горной страны. Слишком велика созданная империя. Поэтому никто из оставшихся не собирается выполнять волю Александра и расширять империю далее. Задача более реалистична — управиться с тем, что уже завоевано. А вернее, если совсем откровенно: как все это разделить. Разделить — это слово еще не произнесено, но оно неминуемо должно прозвучать, выводя из тупика. Все этого ждут, и никто не решается произнести его первым. Никто из тех, кто сейчас не спит, охваченный мучительными раздумьями. Они не знают, что первым произнести это слово решился Птолемей Лаг. Вот только что решился, наконец верное, в такие минуты седеют. Вполне вероятно. Только не он.
Он просто решился первым разрубить узел. И чтобы избавиться от тягостной неопределенности. И потому, что слишком хорошо знает мысли и побуждения всех остальных.
Старый македонский обычай, согласно которому наследника престола утверждает войсковое собрание, сподвижникам Ушедшего кажется теперь устаревшим патриархальным установлением полузабытой родины. За время походов они познакомились с другими методами наследования. Ни ребенок Александре, что должен появиться на свет месяца через четыре, ни его мать Роксана не станут людьми, которым можно добровольно отдать богатое наследство. Какое отношение, если поразмыслить, имеют эта женщина и нерожденный ребенок к тяжким трудам по созданию империи?
Поле принадлежит тому, кто старательно возделывал его. Поэтому Птолемей предложит завтра утром… нет, слово «разделить» так и не будет произнесено. Всего лишь расчленить империю на сатрапии и передать сатрапии в управление военачальникам.
Конечно же, он прекрасно понимает, что пройдет совсем немного времени, и управители объявят себя владыками. Что вслед за этим их войска ринутся друг на друга и неминуемо завяжется долгая кровеобильная неразбериха, в которой в первую очередь погибнут никому уже не нужные и опасные родные и наследники Александра.
1 2 3 4 5 6 7 8