Села за стол, взяла рукопись, осторожно касаясь ее, словно из страха каким-то образом повредить. Посередине оставался след от сгиба. Уголок одной страницы оказался загнут, приоткрыв окончание какого-то слова: «…тел».
Я должна вспомнить, что это за слово, не глядя в текст, подумала Вирджиния. Я же его написала.
Внезапно ею овладело безумное желание узнать пресловутое слово, но Вирджиния почему-то не могла заставить себя открыть страницу. Хотел? Летел? Вертел? Что за слово такое? Вернулось ощущение надругательства, которое она ощутила в кабинете Карсвелла, и дрожь вновь пробежала по ее телу. Рукопись, которую она держала в руках, казалась ей теперь чужим произведением, она утратила право даже смотреть те слова, которые когда-то написала собственной рукой. Единственное, на что была способна Вирджиния в ту минуту, – это тупо уставиться на титульный лист:
Положение миссионера:
Конструирование францисканцами тендера Рапануи, 1862 – 1936.
Виктор Карсвелл.
Вирджиния выронила рукопись, словно она ужалила ее, и вскочила. Старое скрипучее офисное кресло со стуком отлетело в сторону. Что же это такое, подумала она, вновь склонилась над столом и внимательно перечитала имя автора.
Нет, конечно, Даннинг . Черным по белому написано: Вирджиния Даннинг.
Вирджиния шумно выдохнула и потерла глаза. Смежив на мгновение веки, она вдруг снова увидела сцену в кабинете Карсвелла, увидела, как он пишет что-то на полях одной из страниц рукописи и затем передает статью ей. Вирджиния открыла глаза и положила руку на статью.
– Нет, – произнесла она решительным тоном.
Меньше всего сейчас ей хотелось видеть агрессивно аккуратный почерк Карсвелла, не говоря уже о содержании его записи, поэтому она схватила стопку бумаг, рывком открыла верхний ящик шкафа, швырнула туда рукопись и захлопнула ящик. Когда-нибудь ей все равно придется прочесть то, что написал Карсвелл. Но только.не сейчас. Не сейчас.
Вместо этого Вирджиния сбросила кота с дивана и легла сама, с телефоном на коленях. Она набрала номер телефона своей чикагской подруги Элизабет в надежде, что Лиззи окажется дома.
Элизабет подняла трубку. Как ни странно, Господь иногда отвечает на молитвы своих постмодернистских детей. Вирджиния пересказала ей свою историю, вытянувшись на длинном диване и натянув на голову покрывало.
– Извини, Джинни, – сказала она, и в ее голосе слышались нотки рассеянности, которые появляются, когда говорящий занимается чем-то еще, по-видимому, значительно более важным, зажав трубку между подбородком и ключицей.
– Что тебе известно о Карсвелле? – спросила Вирджиния. – Он раньше занимался чем-нибудь подобным?
– Знаешь, я работаю совсем в другой области, – начала Элизабет, затем возникла пауза, и Вирджиния услышала шуршание каких-то бумаг.
Незадолго до того Элизабет получила постоянную должность в Чикагском университете на кафедре английской литературы, и у нее хватало своих проблем. Ее брак с преподавателем английской литературы из Айовы развалился, и сейчас Элизабет переживала сложный период, занимаясь решением крайне болезненных вопросов, связанных с разводом.
– У тебя, кажется, была подруга, которая уехала в Провиденс? – спросила Вирджиния.
– Джинни, ты позвонила в крайне неудачное время, – ответила Элизабет. – Я разбираю документы по бракоразводному процессу.
– О боже, извини, – воскликнула Вирджиния. – Может, мне позвонить попозже?
На другом конце провода раздался тяжелый вздох.
– Ка-ли… – произнесла Элизабет.
– Извини, не поняла, – откликнулась Вирджиния, снимая покрывало с головы.
– В Провиденсе Карсвелла называли «Кали».
Вирджиния услышала скрип трубки, что означало, что ее взяли в руки, и тембр голоса Элизабет изменился.
– Или «профессор Кали». В честь индийской богини смерти. Юмор заключался в том, что, как многие полагали, его научная репутация зиждется на черепах загубленных им дипломников и аспирантов. Большинство людей его уровня измеряют свои карьерные успехи количеством хорошо устроенных учеников. А вот Карсвелл, как я слышала, напротив, получал особое удовольствие от крушения научных судеб еще до их реального начала.
– Боже мой, какой ужас! – воскликнула Вирджиния.
– До меня также доходили слухи, – продолжала Элизабет, начав проявлять заметный интерес к предмету разговора, – что он изо всех сил пытался оградить факультет от культурологических и тендерных исследований из чисто идеологических соображений, но даже ему не удалось справиться с главной тенденцией времени. А потом я слышала, что он отказался от исследований в области культур Океании, пережил что-то вроде внезапного «обращения» и выпустил какую-то теоретическую книжку, очень современную по содержанию.
– В самом деле? – удивилась Вирджиния. – Как это, мгновенное преображение, что ли?
– Что-то вроде того. Книга не совсем обычная, на довольно оригинальную тему. Вроде бы о колдовстве в эпоху Просвещения. Названия не помню. Частично она оказалась совсем неплохим исследованием, очень актуальным, по крайней мере мне так говорили. Однако большая часть представляла собой все то же старье, которым Карсвелл занимался и раньше, историографический антиквариат, обычная для него многословная сверхтщательная экзегеза источников, только на сей раз уснащенная большим количеством постмодернистских словечек. По сути, дерьмо.
– И по этой причине ему пришлось уехать из Провиденса?
Элизабет рассмеялась желчным смехом, больше походившим на презрительное фырканье, что Вирджинии очень не понравилось. Лиззи всегда славилась интеллектом, но раньше она редко бывала настолько бестактной.
– Ах, Джинни, пожалуйста, не будь наивной. Он прекрасно знает, кому нужно улыбнуться и вовремя пожать руку.
– Почему же он все-таки уехал?
– Я слышала, что после того, как книга вышла в свет, один из его дипломников обвинил профессора в плагиате. Парень утверждал, что вся современная часть книги принадлежит ему, а не Карсвеллу.
Сердце Вирджинии учащенно забилось.
– И что случилось потом?
– Все так ничем и не разрешилось. Парень покончил с собой.
– Покончил с собой?
Вирджиния инстинктивно поднесла руку к горлу.
– Так я по крайней мере слышала.
– И университетские власти не дали этому делу ход?
– Они заключили с Карсвеллом сделку. Согласились замолчать все происшедшее и не начинать против него преследования в случае, если он тихо подаст в отставку.
– Как звали студента?
Пульс Вирджинии участился до опасной грани.
– Дипломника? Ну, боже мой, я, конечно же, не помню. Харрисон… или Харриман… Как-то так.
Вирджиния выпрямилась на диване. Сердце ее готово было вырваться из груди, и ей пришлось напрячься, чтобы голос не дрожал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Я должна вспомнить, что это за слово, не глядя в текст, подумала Вирджиния. Я же его написала.
Внезапно ею овладело безумное желание узнать пресловутое слово, но Вирджиния почему-то не могла заставить себя открыть страницу. Хотел? Летел? Вертел? Что за слово такое? Вернулось ощущение надругательства, которое она ощутила в кабинете Карсвелла, и дрожь вновь пробежала по ее телу. Рукопись, которую она держала в руках, казалась ей теперь чужим произведением, она утратила право даже смотреть те слова, которые когда-то написала собственной рукой. Единственное, на что была способна Вирджиния в ту минуту, – это тупо уставиться на титульный лист:
Положение миссионера:
Конструирование францисканцами тендера Рапануи, 1862 – 1936.
Виктор Карсвелл.
Вирджиния выронила рукопись, словно она ужалила ее, и вскочила. Старое скрипучее офисное кресло со стуком отлетело в сторону. Что же это такое, подумала она, вновь склонилась над столом и внимательно перечитала имя автора.
Нет, конечно, Даннинг . Черным по белому написано: Вирджиния Даннинг.
Вирджиния шумно выдохнула и потерла глаза. Смежив на мгновение веки, она вдруг снова увидела сцену в кабинете Карсвелла, увидела, как он пишет что-то на полях одной из страниц рукописи и затем передает статью ей. Вирджиния открыла глаза и положила руку на статью.
– Нет, – произнесла она решительным тоном.
Меньше всего сейчас ей хотелось видеть агрессивно аккуратный почерк Карсвелла, не говоря уже о содержании его записи, поэтому она схватила стопку бумаг, рывком открыла верхний ящик шкафа, швырнула туда рукопись и захлопнула ящик. Когда-нибудь ей все равно придется прочесть то, что написал Карсвелл. Но только.не сейчас. Не сейчас.
Вместо этого Вирджиния сбросила кота с дивана и легла сама, с телефоном на коленях. Она набрала номер телефона своей чикагской подруги Элизабет в надежде, что Лиззи окажется дома.
Элизабет подняла трубку. Как ни странно, Господь иногда отвечает на молитвы своих постмодернистских детей. Вирджиния пересказала ей свою историю, вытянувшись на длинном диване и натянув на голову покрывало.
– Извини, Джинни, – сказала она, и в ее голосе слышались нотки рассеянности, которые появляются, когда говорящий занимается чем-то еще, по-видимому, значительно более важным, зажав трубку между подбородком и ключицей.
– Что тебе известно о Карсвелле? – спросила Вирджиния. – Он раньше занимался чем-нибудь подобным?
– Знаешь, я работаю совсем в другой области, – начала Элизабет, затем возникла пауза, и Вирджиния услышала шуршание каких-то бумаг.
Незадолго до того Элизабет получила постоянную должность в Чикагском университете на кафедре английской литературы, и у нее хватало своих проблем. Ее брак с преподавателем английской литературы из Айовы развалился, и сейчас Элизабет переживала сложный период, занимаясь решением крайне болезненных вопросов, связанных с разводом.
– У тебя, кажется, была подруга, которая уехала в Провиденс? – спросила Вирджиния.
– Джинни, ты позвонила в крайне неудачное время, – ответила Элизабет. – Я разбираю документы по бракоразводному процессу.
– О боже, извини, – воскликнула Вирджиния. – Может, мне позвонить попозже?
На другом конце провода раздался тяжелый вздох.
– Ка-ли… – произнесла Элизабет.
– Извини, не поняла, – откликнулась Вирджиния, снимая покрывало с головы.
– В Провиденсе Карсвелла называли «Кали».
Вирджиния услышала скрип трубки, что означало, что ее взяли в руки, и тембр голоса Элизабет изменился.
– Или «профессор Кали». В честь индийской богини смерти. Юмор заключался в том, что, как многие полагали, его научная репутация зиждется на черепах загубленных им дипломников и аспирантов. Большинство людей его уровня измеряют свои карьерные успехи количеством хорошо устроенных учеников. А вот Карсвелл, как я слышала, напротив, получал особое удовольствие от крушения научных судеб еще до их реального начала.
– Боже мой, какой ужас! – воскликнула Вирджиния.
– До меня также доходили слухи, – продолжала Элизабет, начав проявлять заметный интерес к предмету разговора, – что он изо всех сил пытался оградить факультет от культурологических и тендерных исследований из чисто идеологических соображений, но даже ему не удалось справиться с главной тенденцией времени. А потом я слышала, что он отказался от исследований в области культур Океании, пережил что-то вроде внезапного «обращения» и выпустил какую-то теоретическую книжку, очень современную по содержанию.
– В самом деле? – удивилась Вирджиния. – Как это, мгновенное преображение, что ли?
– Что-то вроде того. Книга не совсем обычная, на довольно оригинальную тему. Вроде бы о колдовстве в эпоху Просвещения. Названия не помню. Частично она оказалась совсем неплохим исследованием, очень актуальным, по крайней мере мне так говорили. Однако большая часть представляла собой все то же старье, которым Карсвелл занимался и раньше, историографический антиквариат, обычная для него многословная сверхтщательная экзегеза источников, только на сей раз уснащенная большим количеством постмодернистских словечек. По сути, дерьмо.
– И по этой причине ему пришлось уехать из Провиденса?
Элизабет рассмеялась желчным смехом, больше походившим на презрительное фырканье, что Вирджинии очень не понравилось. Лиззи всегда славилась интеллектом, но раньше она редко бывала настолько бестактной.
– Ах, Джинни, пожалуйста, не будь наивной. Он прекрасно знает, кому нужно улыбнуться и вовремя пожать руку.
– Почему же он все-таки уехал?
– Я слышала, что после того, как книга вышла в свет, один из его дипломников обвинил профессора в плагиате. Парень утверждал, что вся современная часть книги принадлежит ему, а не Карсвеллу.
Сердце Вирджинии учащенно забилось.
– И что случилось потом?
– Все так ничем и не разрешилось. Парень покончил с собой.
– Покончил с собой?
Вирджиния инстинктивно поднесла руку к горлу.
– Так я по крайней мере слышала.
– И университетские власти не дали этому делу ход?
– Они заключили с Карсвеллом сделку. Согласились замолчать все происшедшее и не начинать против него преследования в случае, если он тихо подаст в отставку.
– Как звали студента?
Пульс Вирджинии участился до опасной грани.
– Дипломника? Ну, боже мой, я, конечно же, не помню. Харрисон… или Харриман… Как-то так.
Вирджиния выпрямилась на диване. Сердце ее готово было вырваться из груди, и ей пришлось напрячься, чтобы голос не дрожал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47