!). Между прочим, до последнего времени она не знала, что и Эрих К. был незаконнорожденным ребенком, не знала также имени и профессии его матери. Наконец приблизительно полгода назад посредник фирмы удобрений любезно взял дело в свои руки и после энергичных розысков узнал адрес госпожи К.; однако госпожа Ц. все еще колебалась, не зная, как ее «встретит госпожа К.». В конце концов сын настоял и они отправились в город, нашли квартиру госпожи К., но дверь никто не отпирает, несмотря на долгий и неоднократный стук. В результате опроса соседей (именно здесь сыграли довольно значительную роль дама в бигуди, скулившая собака и т. п., но эти персонажи, как уже было отмечено выше, пали жертвой беспощадных новаций, напомнивших авт. реформу литургии!!), – итак, в результате опроса соседей было установлено, что госпожа К. ни в коем случае не могла уехать, ведь она в жизни никуда не уезжала. Коротко говоря, госпожа Ц. «боится самого худшего».
2) Вюльфен попал в трудное положение. Надо ли было считать эту ситуацию ситуацией, когда «промедление опасно»? Вот в чем вопрос. Ведь ни по какой другой причине легально взломать квартиру госпожи К. не разрешалось. Прибыв вместе с госпожой Ц. и ее сыном на ул. Нургхеймер, дом № 5, полицейский установил, что госпожа К. вот уже неделю как не показывалась на улице. Один сосед (не с волосатой грудью, а другой – известный пьяница-пенсионер родом с Рейна, который называл госпожу К. Ильзой; как жаль, что весь разговор с ним вычеркнут!) припомнил следующее: примерно дня три подряд он слышал «жалобный писк Ильзиной птицы». И тогда полицейский Вюльфен решил войти в квартиру. Но не потому, что счел формулу «промедление опасно» применимой к данному случаю, а из чистого сострадания. К счастью, среди соседей госпожи К. нашелся молодой человек, который вскрыл ее квартиру, вскрыл с подозрительной ловкостью и с многозначительным замечанием: «На этот раз я делаю это для полиции» (столь бледными словами приходится обрисовывать чрезвычайно колоритную фигуру, которая имела не то четыре, не то пять судимостей за телесные повреждения, сутенерство и кражи со взломом и известна всем жильцам дома под кличкой «убийца Крокес»; даже полицейский Дитер Вюльфен отметил, что молодой человек этот «дико оброс», что у него «жирные, густые, длинные каштановые волосы» и что «вся округа его знает»).
3) Госпожа К. была найдена мертвой, она отравилась таблетками снотворного и лежала совершенно одетая на скамейке в кухне. Тело еще не успело разложиться. На старом зеркале, висевшем над кухонной раковиной, покойная написала остатками томатной пасты (! – авт.), которую она, очевидно, наносила пальцами, глагол «хотеть» в разных глагольных формах: «Я больше не хочу. Я больше не хотела. Я уже давно больше не хо…» На этом слове у нее, наверное, кончилась паста. В комнате рядом с кухней под комодом была найдена мертвая птица госпожи К. – волнистый попугайчик.
4) Дитер Вюльфен признался, что госпожа К. находилась на учете в полиции. Через агента К-14 было известно, что в прошлом она состояла в компартии, хотя с 1932 года не проявляла активности. Далее, полиции было известно, что госпожу К. много раз навещал господин… (здесь Клементина полностью написала фамилию уже упомянутого выше киоскера Фрица, но и эта фамилия пала жертвой красного карандаша, на сей раз красного карандаша авт.) и что этот господин призывал ее, видимо, к политической активности; особенно часто он навещал госпожу К. после запрета КПГ.
5) Госпожа Ц. и ее сын высказали свои притязания на наследство. Дитер В. установил наличие кошелька с 15 м. 80 пф., а также сберегательной книжки, на которой лежало 67 м. 50 пф. Судя по всему, единственным ценным предметом в квартире был почти новый телевизор (не цветной), к которому госпожа К. приклеила записку. «Выплачен полностью». На фотографии, висевшей в рамке над кухонной скамейкой, госпожа Ц. обнаружила отца своего ребенка, Эриха К. На второй фотографии был изображен, «наверное, его отец. Поразительное сходство». В расписанной цветами жестяной коробке с маркой известной кофейной фирмы были найдены мужские часы, «не имеющие почти никакой ценности», но исправные, стертое золотое колечко с искусственным рубином, также не имеющее почти никакой ценности, десятимарковая бумажка, год выпуска 1944, значок союза «Рот фронт», стоимость которого подписавший протокол не смог установить, ломбардная квитанция на заложенное в 1936 году за 2.50 марки золотое кольцо, еще одна ломбардная квитанция на заложенный в 1937 году за 2.00 марки бобровый воротник, аккуратно ведшаяся книжка по расчетам квартирной платы. Сколько-нибудь значительных запасов продовольствия обнаружить не удалось. В квартире были найдены половина бутылки уксуса, почти полная жестянка растительного масла (небольшого размера), зачерствевший докторский хлеб (пять ломтиков), надрезанная пачка молока, какао в жестяной банке – приблизительно 65-85 гр., полстакана молотого кофе, соль, сахар, рис, немного картофеля, а также непочатый пакетик птичьего корма. Кроме того, в кухне оказались две пачки папиросной бумаги и начатая пачка табака мелкой резки марки «Радость турка». Было также обнаружено шесть романов известного писателя Эмиля Золя, дешевые издания; все томики зачитанные, но не грязные – наверное, и они не представляют собой особой ценности, – и книга под названием «Песни рабочего движения». Предметы одежды и другие вещи, принадлежащие госпоже К., которые, как положено, находились в шкафах; любопытные соседи, проникшие в квартиру, презрительно охарактеризовали их как «сплошной хлам». После появления полицейского врача, которого все ждали, квартиру госпожи К. в соответствии с инструкцией опечатали. Госпожу Ц. направили в судебные органы для разрешения вопроса о наследстве, на которое она претендовала.
6) Госпоже Ц, рекомендовали связаться с господином Фрицем, который, вероятно, мог сообщить ей интересные факты из жизни покойной и из жизни отца погибшего Эриха К. Но госпожа Ц. отклонила это предложение. Она заявила, что не желает иметь ничего общего с коммунистами.
XIV
В те часы, когда К. не орудует красным карандашом, она, можно сказать, незаменимая помощница. Бесспорное чутье в отношении германистики отказывает К. лишь в периоды, когда ее одолевают авторские или редакторские амбиции. Небесполезным оказался и опыт К. в религиозной практике, ведь он вполне приложим к мирским делам. И наконец, именно потому, что К. в известном смысле женщина эмансипированная, она с лестным для авт. усердием берется за стряпню и вообще за любую домашнюю работу; по части всякого рода мытья К. производит впечатление просто одержимой; ко всему прочему, она, нахмурив лоб, изучает цены на мясо и цифры квартплаты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
2) Вюльфен попал в трудное положение. Надо ли было считать эту ситуацию ситуацией, когда «промедление опасно»? Вот в чем вопрос. Ведь ни по какой другой причине легально взломать квартиру госпожи К. не разрешалось. Прибыв вместе с госпожой Ц. и ее сыном на ул. Нургхеймер, дом № 5, полицейский установил, что госпожа К. вот уже неделю как не показывалась на улице. Один сосед (не с волосатой грудью, а другой – известный пьяница-пенсионер родом с Рейна, который называл госпожу К. Ильзой; как жаль, что весь разговор с ним вычеркнут!) припомнил следующее: примерно дня три подряд он слышал «жалобный писк Ильзиной птицы». И тогда полицейский Вюльфен решил войти в квартиру. Но не потому, что счел формулу «промедление опасно» применимой к данному случаю, а из чистого сострадания. К счастью, среди соседей госпожи К. нашелся молодой человек, который вскрыл ее квартиру, вскрыл с подозрительной ловкостью и с многозначительным замечанием: «На этот раз я делаю это для полиции» (столь бледными словами приходится обрисовывать чрезвычайно колоритную фигуру, которая имела не то четыре, не то пять судимостей за телесные повреждения, сутенерство и кражи со взломом и известна всем жильцам дома под кличкой «убийца Крокес»; даже полицейский Дитер Вюльфен отметил, что молодой человек этот «дико оброс», что у него «жирные, густые, длинные каштановые волосы» и что «вся округа его знает»).
3) Госпожа К. была найдена мертвой, она отравилась таблетками снотворного и лежала совершенно одетая на скамейке в кухне. Тело еще не успело разложиться. На старом зеркале, висевшем над кухонной раковиной, покойная написала остатками томатной пасты (! – авт.), которую она, очевидно, наносила пальцами, глагол «хотеть» в разных глагольных формах: «Я больше не хочу. Я больше не хотела. Я уже давно больше не хо…» На этом слове у нее, наверное, кончилась паста. В комнате рядом с кухней под комодом была найдена мертвая птица госпожи К. – волнистый попугайчик.
4) Дитер Вюльфен признался, что госпожа К. находилась на учете в полиции. Через агента К-14 было известно, что в прошлом она состояла в компартии, хотя с 1932 года не проявляла активности. Далее, полиции было известно, что госпожу К. много раз навещал господин… (здесь Клементина полностью написала фамилию уже упомянутого выше киоскера Фрица, но и эта фамилия пала жертвой красного карандаша, на сей раз красного карандаша авт.) и что этот господин призывал ее, видимо, к политической активности; особенно часто он навещал госпожу К. после запрета КПГ.
5) Госпожа Ц. и ее сын высказали свои притязания на наследство. Дитер В. установил наличие кошелька с 15 м. 80 пф., а также сберегательной книжки, на которой лежало 67 м. 50 пф. Судя по всему, единственным ценным предметом в квартире был почти новый телевизор (не цветной), к которому госпожа К. приклеила записку. «Выплачен полностью». На фотографии, висевшей в рамке над кухонной скамейкой, госпожа Ц. обнаружила отца своего ребенка, Эриха К. На второй фотографии был изображен, «наверное, его отец. Поразительное сходство». В расписанной цветами жестяной коробке с маркой известной кофейной фирмы были найдены мужские часы, «не имеющие почти никакой ценности», но исправные, стертое золотое колечко с искусственным рубином, также не имеющее почти никакой ценности, десятимарковая бумажка, год выпуска 1944, значок союза «Рот фронт», стоимость которого подписавший протокол не смог установить, ломбардная квитанция на заложенное в 1936 году за 2.50 марки золотое кольцо, еще одна ломбардная квитанция на заложенный в 1937 году за 2.00 марки бобровый воротник, аккуратно ведшаяся книжка по расчетам квартирной платы. Сколько-нибудь значительных запасов продовольствия обнаружить не удалось. В квартире были найдены половина бутылки уксуса, почти полная жестянка растительного масла (небольшого размера), зачерствевший докторский хлеб (пять ломтиков), надрезанная пачка молока, какао в жестяной банке – приблизительно 65-85 гр., полстакана молотого кофе, соль, сахар, рис, немного картофеля, а также непочатый пакетик птичьего корма. Кроме того, в кухне оказались две пачки папиросной бумаги и начатая пачка табака мелкой резки марки «Радость турка». Было также обнаружено шесть романов известного писателя Эмиля Золя, дешевые издания; все томики зачитанные, но не грязные – наверное, и они не представляют собой особой ценности, – и книга под названием «Песни рабочего движения». Предметы одежды и другие вещи, принадлежащие госпоже К., которые, как положено, находились в шкафах; любопытные соседи, проникшие в квартиру, презрительно охарактеризовали их как «сплошной хлам». После появления полицейского врача, которого все ждали, квартиру госпожи К. в соответствии с инструкцией опечатали. Госпожу Ц. направили в судебные органы для разрешения вопроса о наследстве, на которое она претендовала.
6) Госпоже Ц, рекомендовали связаться с господином Фрицем, который, вероятно, мог сообщить ей интересные факты из жизни покойной и из жизни отца погибшего Эриха К. Но госпожа Ц. отклонила это предложение. Она заявила, что не желает иметь ничего общего с коммунистами.
XIV
В те часы, когда К. не орудует красным карандашом, она, можно сказать, незаменимая помощница. Бесспорное чутье в отношении германистики отказывает К. лишь в периоды, когда ее одолевают авторские или редакторские амбиции. Небесполезным оказался и опыт К. в религиозной практике, ведь он вполне приложим к мирским делам. И наконец, именно потому, что К. в известном смысле женщина эмансипированная, она с лестным для авт. усердием берется за стряпню и вообще за любую домашнюю работу; по части всякого рода мытья К. производит впечатление просто одержимой; ко всему прочему, она, нахмурив лоб, изучает цены на мясо и цифры квартплаты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135