– Да, я бы вас вечно благословлял, если бы мог его освободить!
– Так знай же, – сказал граф, пристально глядя на юношу, – знай же, что твой злодей-отец невольник у турок: если только он не там… как я надеюсь… где сын его, подлый выродок…
Внезапный блеск, и за ним выстрел сопровождал эти слова; Фридель подался назад, пошатнулся, потом упал. Эббо, в ужасе, на половину приподнялся, призывая брата.
– О стыд! измена! – закричал Мориц.
– Я беру вас в свидетели, что не сдался, – сказал граф. – Это проклятое отродье наконец истреблено!
И он закрыл глаза с дьявольской улыбкой. Все это произошло с быстротой молнии. Фридель, бросившийся к брату, в минуту своего падения приподнялся на одной руке, схватил другой руку Эббо, и сказал:
– Это ничего, успокойся! – И он снова хотел прилечь на колени Эббо, как вдруг из его левого бока хлынула черная кровь.
– Ах, барон Фридель! – воскликнул Мориц. – Изменник не дал промаха. Ваша рана не из легких!
И, с помощью одного из работников, он начал хлопотать о способе переноски раненых в замок.
Эббо все лежал на траве, прислонясь к руке Фриделя. Они смотрели друг на друга, поглощенные обоюдным созерцанием.
– Господин барон, – сказал наконец Шлейермахер, – будет ли у вас силы протрубить в рог, чтобы созвать ваших людей.
Эббо попробовал, но силы ему изменили. Встряхивая свое оцепенение, Фридель взял рог и начал в него трубить по всем направлениям, но ценой новых потоков крови.
Гейнц уже повернул назад и, возвратясь первый к своим молодым господам, ужаснулся найти их обоих опасно раненых. Пока из досок, припасенных дли постройки моста, изготовляли род носилок Фридель сказал:
– Мне кажется, что я был бы в состоянии совершить путь верхом, если бы мне помогли сесть на лошадь. Таким образом наша мать менее испугается.
– Умно придумано, – сказал Эббо. – Иди же вперед и успокой ее. Покажи ей, что ты можешь держаться на седле… каково бы ни было мое положение… – добавил он с тоскливым стоном. Фридель перекрестил брата.
– Да сохранит Господь тебя и мать нашу, – сказал он, наклоняясь, чтобы помочь уложить Эббо на доски, покрытые плащом. Потом, целуя его в лоб, он добавил: – Мы скоро снова будем вместе.
Носильщики подняли Эббо на своих плечах, а Фридель хотел приподняться с помощью Шнейдерлейна, но опять упал назад. Мейстер Мориц смутился.
– Спинной хребет поражен, – сказал он. – Барон Фридель, позвольте лучше вас снести.
– Нет, из любви к моей матери!.. Да к тому же, мне так хотелось бы еще раз проехаться на моем добром коне, – сказал он с мольбой.
И когда его после больших усилий усадили на лошадь, он выпрямился и обменялся приветствием с Эббо, проезжая мимо носилок. Это приветствие стоило большого усилия Фриделю, и он почти окоченел на седле, как вдруг увидал свою мать у крыльца. При этом виде он снова собрался с силами, попросил Гейнца отнять свою руку и, собравшись с силами, воскликнул:
– Победа, милая матушка! Эббо победил графа! И вы не должны приходить в отчаянье, что это стоило немного крови.
– Увы, сын мой!.. – Христина не могла ничего более сказать, видя мертвенную бледность его лица и латы, покрытые кровью.
– Матушка, – продолжал Фридель, когда та подошла к нему на столько, что могла обнять его шею, – Эббо будет иметь большую надобность в тебе.
Потом, с улыбкой, в которой не было уже ничего земного, он прибавил:
– Матушка, тебе остается большая радость. Правда, я хотел бы сам его к тебе привести. Матушка! Он не умер.
– Кто?.. Эббо?..
– Нет… Твой Эбергард, наш отец! – сказал Фридель, привлекая к себе лицо матери. – Граф сознался в этом при своем последнем вздохе. Отец в неволе у турок и, конечно, небо возвратит нам его, чтобы утешить вас. О! матушка, как долго я питал эту надежду! Но, слава Богу, убедился я в этом ценой своей жизни!
Последние эти слова были произнесены едва слышно, ибо силы покидали Фриделя и, когда его сняли с седла, он склонился на гриву лошади, прошептав:
– Ах, бедный друг! Ты будешь одинок… Желаю тебе часто носить Эббо…
Христине было некогда предаваться горю. Желание близнецов было не разлучаться, и вскоре они были положены вместе на одной большой постели; Эббо был в обмороке, истомленный переноской, а Фридель лежал на боку, чтобы встретить первый его взор. Очевидно было, что раны обоих братьев, кроме той, которая была нанесена Эббо мечом графа, превышали познания Христины, которая могла только пытаться остановить кровь в ожидании помощи врача, за которым Мориц послал в Ульм.
Архитектор уверял, что он далеко не отчаивался в жизни Эббо; но Христина мало верила этому, ибо раны, нанесенные огнестрельным оружием, были в то время мало знакомы хирургам, – и почти всегда имели роковой исход. Ею, кроме того, овладело мрачное предчувствие: ей казалось, что обе эти жизни должны были пресечься в один час. Быть вместе, казалось братьям достаточным утешением; и когда взволнованный капеллан пришел совершить последнее таинство церкви, Эббо умолял его молиться за него.
– Фридель настоящий святой, – сказал он, пожимая руку брата, – но я не был таковым. О, отец мой! подумайте: я буду осужден один оставаться в чистилище, тогда как он будет в раю!
– Что ты говоришь? – прошептал Фридель, отчасти приведенный в сознание этими словами и невольным пожатием руки… – Нет, Эббо, есть только одно покаяние, один крест, одна надежда!
Когда священник выслушал обе исповеди, он мог бы сравнить близнецов с двумя потоками горной воды: оба они были одинаково чисты от всяких внешних нечистот, но один из них бурный, неукротимый, а другой прозрачный, чистый, отражающий ясный свет неба. Помощь искусства была ближе, чем они надеялись. Весть, посланная накануне, была получена обеими корпорациями, и войска их двинулись сейчас же в путь. Начальник, как осторожный человек, никогда не отправлялся в поход, не взяв с собой хирурга. Таким образом, солнце еще не закатилось над этим грустным днем, как в высокий покой был введен доктор Иоганн Бутман. Его встретила Христина с благодарностью во взоре, но со смертельной тоской в сердце. Врач сейчас же увидал, что один из братьев ранен смертельно, но то не был Эббо, хотя он и страдал более Фриделя, и упал в обморок от прикосновения зонда. Перед накладыванием перевязок, доктор сказал:
– Я отвечаю за выздоровление одного барона, но только, в том случае, если другого не будет на этой же самой постели.
– Понимаю, – сказал Фридель, – хорошо. Эббо узнает, что не моя вина, если я один обращусь к покою и молитве, предоставляя ему борьбу. Милый брат! Настанет день, когда мы соединимся навеки! Я тебя покидаю из любви к тебе. Унеси меня, Гейнц, прежде нежели он очнется.
И Фридель запечатлел прощальный поцелуй на челе Эббо. Потом его перенесли в комнату маленькой башни, где и началась для него последняя борьба жизни со смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73