Крупин Владимир
Меж городом и селом
Владимир Крупин
Меж городом и селом
Новорусская премия
В те незабвенные времена, когда писателей ценили и когда тиражи журналов были заоблачными, один из журналов, "Работница" или "Крестьянка", точно не помню который, объявил меня лауреатом года. Жили мы с женой очень скромно, этому известию обрадовались.
-- Тебе купим костюм, -- говорила жена, -- а то ходишь как...
Мы наивно думали, что если тираж журнала восемнадцать миллионов, то и премия изрядна. Увы, какой там костюм, на рукав бы не хватило, вот какую премию выдали. Совершенно расстроенный, я поехал обратно. Но не сразу домой, а в Дом литераторов. В нем была какая-то притягивающая сила черной дыры. Не хочешь, а едешь. Конечно, было там и хорошее, друзья были, разговоры, всякие секции, бюро, творческие объединения, обсуждения, вечера, собрания... Но главное, конечно, были ресторан и буфеты. В них и проистекала творческая жизнь. Гуляли изрядно.
В нижнем прокуренном буфете меня окликнул мрачный поэт Юрий Кузнецов. Поэты его побаивались или заискивали перед ним. То и другое было не по нему, я же был прозаик, да к тому же в еще более отдаленные годы мы вместе работали в издательстве "Современник" и не читали друг у друга ни строчки. Да и зачем читать что-то у человека, с которым и так хорошо?
-- Ты когда-нибудь купал женщину в шампанском? -- спросил меня Юра.
-- Пока нет.
-- А что? С книги можно. (То есть с гонорара за книгу.)
-- С книги, может быть, а вот с премии не потянуть. Я сейчас как лауреат года премию получил -- слезы! Такую и домой не понесешь, только пропить. Тебе чего заказать?
-- Только не шампанского. Хотя... -- Юра опять задумался, -- ничего в этом купании хорошего нет. Она же будет липкая вся, ее же надо будет потом обмывать, косметика потечет...
-- А ты в сухом купай.
-- Все равно же мокрая. Ну что, пару ящиков хватит. Тут, брат, гусарить надо до конца, тут надо ее туфелькой шампанское черпать и пить. Но конечно, надо, чтоб и она была на взводе и чтоб сам был в полном порядке. Трезвый же не будешь из ношеной туфли пить. Ну что, брат, заказывай.
А дальше... дальше все было как в стихах Юрия Кузнецова: "С бледным лицом возвращаюсь к законной жене. Где я напился? На дне, дорогая, на дне".
И вот -- прошла вечность времени, мы живем и умирать не собираемся все в той же, самой лучшей стране, России, пишем, кто хуже, кто лучше. Живем -- не всегда, но иногда хорошо, умирать не думаем. Смотрим, пожимая плечами, как демократы из пень-клуба дают друг другу разные премии. Ведь по гамбургскому счету мы, писатели, отлично знаем, кто чего стоит, так что и тут все в порядке. Недавно меня порадовало искренностью высказывание писательницы для общего вкуса Марининой. Ее телеведущий спрашивает: "А как на вас смотрят настоящие писатели?" Маринина отвечает: "Как солдаты на вошь". Если мои благосклонные читатели -- а они у меня есть -- позволят мне считать себя писателем, как и моих друзей, то замечу, что солдаты -- символ защиты Отечества, ходят в чистом, в бане моются, как же они будут смотреть на вошь?
Вот и мне решили дать премию новые бизнесмены одной новой какой-то АО, ЗАО, РАО -- я в них не разбираюсь. Позвонили, соединили с начальством. С самым главным не сразу. Как я живу? Очень хорошо живу, отвечал я. У меня все есть. Нет, машины нет, дачи нет, но, может быть, Литфонд выделит, уже обещает пятнадцать лет. Квартира? Ничего, терпимо. Кабинета нет, но так как всю жизнь не было, то уже и не надо. Я говорил, а сам думал: а взять бы им, поросятам, меня на свою стипендию на два года хотя бы. Я бы роман написал. Но их планы были шире и значительней. Они учреждали премию и меня собирались объявить первым лауреатом. Соединили с начальником. Он тоже долго говорил.
-- Мы знаем, -- говорил начальник, -- у вас давно не было книг, это же для писателя нонсенс. Не скрою, этой премией мы хотим показать правительству пример отношения к культуре. Отношение же почти на нуле, вы согласны? культура -- дело первостепенной важности, я так думаю. Вы согласны?
Как не согласиться с тем, что культура -- дело первостепенной важности. Я обещал сутки подумать. Вечером жена видела этого человека по телевизору.
-- Очень приличный. Говорит дельно, не жует, есть что сказать, в отличие от некоторых. В конце концов, тебе пора купить приличный костюм, ходишь как...
Короче, когда мне назавтра позвонили насчет премии, я на нее согласился. Колесо завертелось. Дела со мной имел референт. Он бодро докладывал, что дела подвигаются, вручение приурочено к благотворительному вечеру, просил подготовить мое ответное слово, осторожно просил показать его. Я отвечал, что по бумаге говорить не умею, что даже и не знаю, что говорить. Он испугался: как так? "Ну я же не слышал слов при вручении, я же на них должен отвечать. Услышу и отвечу". -- "Мы вам покажем речь Ильи Семеновича".
Я отказался читать заранее то, что все равно услышу. Думаю, что они уже начинали во мне разочаровываться.
-- Премия -- это взятка, -- философствовал я перед женой. -- Дадут, и обязан отработать. Ведь я уже потом против этого РАО нигде не вякну. Вот такому-то (фамилия) издал книгу такой-то (фамилия), он же теперь слова против него не скажет.
-- Но книга-то хорошая, -- возражала жена. -- Или ты забыл про клок шерсти с паршивой овцы? И вообще, что ты на этом зациклился? Вообще можешь не получать. Откажись, пока не поздно.
-- Поздно уже.
-- Тогда не мотай мне нервы.
На церемонию вручения меня хотели везти на машине. Я отказался не почему-либо, а просто потому, что здание, где был вечер, было рядом с метро. Я с детства жалею технику. Меня просили приехать пораньше, но я подумал, а чего я там буду толкаться, и приехал в обрез. Мокрый от напряжения и страха референт, вымученно улыбаясь, провел меня в комнату президиума. По дороге обнаружил, что я без галстука, и приказал кому-то принести три на выбор. Я уперся, я не ношу галстуков. В комнате президиума был богато накрытый стол. Я из любопытства приподнял одну из невиданных мною бутылок за горлышко. Референт испуганно сказал:
-- Может, после церемонии?
Видимо, он полагал, что русский писатель хлобыщет коньяк стаканами. Значит, ему велели отвечать не только за мою доставку, но и за мой внешний вид.
Меня подвели к Илье Семеновичу. Спасибо, что хотя бы не похлопал по спине, не сказал: "Вот вы какой, оказывается", -- просто пожал руку и указал на накрытые столы, уточнив, что это просто так, банкет впереди.
Я отвел в сторонку край занавеса, посмотрел в зал. Публика была очень приличная: ветераны и школьники. Началась церемония. Долго гремел оркестр. Звучал "Рассвет на Москве-реке" из "Хованщины" Модеста Мусоргского. Долго оглашались списки добрых дел этого объединения. Вручались подарки. Вот велели готовиться и мне.
1 2 3 4 5