Нет, сейчас, должно быть, куда позже, чем вы говорите. Дайте-ка я посмотрю на ваши часы. Бог ты мой, уже четвертый час, скоро четыре! Почему же вы недавно сказали, что только час?
– Простите меня!
Она посмотрела на него, нисколько не сердясь, и сказала:
– Вам незачем было меня обманывать, я все равно гуляла бы с вами, я говорю это совершенно честно. Надеюсь, вы не поймете меня неверно. Просто здесь у меня мало развлечений, поэтому я обеими руками хватаюсь за все, что мне попадется. Так я привыкла жить с тех пор, как мы сюда переехали, и я не думаю, что кто-нибудь меня за это осудит. Впрочем, может, я и ошибаюсь, да мне это все равно. Папа, во всяком случае, не возражает, а для меня важно только его мнение. Давайте пройдемся еще немного.
Они миновали пасторский дом и снова вошли в лес по другую сторону усадьбы. Птицы уже пели вовсю, а светлая полоса на востоке становилась все шире и шире. Разговор как-то сник, он вертелся вокруг пустяков.
Они повернули назад и подошли к воротам усадьбы.
– Иду, иду! – крикнула она собаке, рвавшейся на цепи. – Спасибо, что вы меня проводили, господин Нагель, это был прекрасный вечер. И теперь мне есть о чем рассказать моему жениху, когда я буду ему писать. Я скажу, что вы такой человек, который ни с кем ни в чем не согласен. Вот он удивится! Так и вижу, как он размышляет над этим письмом, не в силах представить себе такого характера. Нет, ему этого не понять, он ведь удивительно добрый. Боже, какой он добрый! Он никогда не противоречит. Жаль, что вам не доведется с ним познакомиться, пока вы будете здесь. Спокойной ночи.
И Нагель ответил:
– Спокойной ночи, спокойной ночи. – И неотрывно глядел ей вслед, пока она не скрылась в доме.
Нагель снял кепку и нес ее в руках все время, пока шел через лес, всецело погруженный в свои мысли; много раз он останавливался, отрывал глаза от дороги и застывал на мгновенье, глядя прямо перед собой, а потом медленно шел дальше. Что за голос у нее, что за голос! Просто невообразимо: голос, который звучит, как пение.
9
На другой день, около полудня.
Нагель только что встал и вышел, не позавтракав. Он направился в нижнюю часть города и забрел уже довольно далеко, его влекло сюда оживление и сутолока у пристани, да и погода стояла ослепительная. Вдруг он обратился к первому встречному и спросил, где находится канцелярия окружного суда. Узнав, как туда пройти, Нагель тотчас же повернул в указанном направлении.
Он постучал в дверь канцелярии и вошел в комнату, где сидели два каких-то господина и что-то писали; миновав их, он обратился к поверенному Рейнерту и попросил его уделить ему несколько минут на разговор с глазу на глаз – много времени он у него не отнимет. Поверенный нехотя встал и повел его в соседнюю комнату.
Тогда Нагель сказал:
– Простите, пожалуйста, что я еще раз возвращаюсь к этому делу – я имею в виду историю с Минуткой, как вы понимаете. Я приношу вам свои глубокие извинения.
– После того как вы публично извинились передо мной тогда, в канун Иванова дня, я считаю этот инцидент исчерпанным.
– Что ж, прекрасно, – сказал Нагель. – Но беда в том, что меня не устраивает создавшееся положение, господин поверенный. Я не о себе говорю – у меня лично к вам нет решительно никаких претензий, – я о Минутке. Вы, надеюсь, согласитесь с тем, что Минутка тоже вправе получить удовлетворение, и получить он его должен от вас, именно от вас.
– Вы что, хотите сказать, что мне следует извиниться перед этим слабоумным за те невинные шутки, которые я себе позволил, так, что ли? Не лучше ли вам заняться своими собственными делами, и не…
– Да, да, да, да, это старая песня! Но давайте вернемся к сути вопроса. Вы разорвали Минутке сюртук и обещали ему взамен другой, вы это помните?
– Я вам вот что скажу: вы находитесь не у себя дома, а в суде, и позволяете себе болтать бог весть что о частном деле, которое к тому же вас совершенно не касается. Здесь я хозяин. Вам незачем проходить через канцелярию, отсюда тоже есть выход на улицу.
И поверенный отпер какую-то маленькую дверь.
– Благодарю. Но шутки в сторону, вы должны, не откладывая, послать Минутке обещанный вами сюртук. Он в нем нуждается, вы это знаете, и он поверил вашему слову.
Поверенный широко распахнул перед Нагелем отпертую дверь и сказал:
– Прошу вас!
– Минутка считал вас порядочным человеком, – не унимался Нагель, – и вам не следовало бы его обманывать.
В ответ поверенный открыл дверь, ведущую в канцелярию, и позвал тех двух чиновников, которые там сидели. Тогда Нагель приподнял кепку и поспешно вышел. Он не произнес больше ни слова.
Как нелепо все получилось! Зря он предпринял эту попытку, лучше было бы не объясняться. Нагель отправился домой, позавтракал, почитал газеты и поиграл со щенком Якобсеном.
После обеда Нагель увидел из окна своей комнаты Минутку, подымавшегося от пристани по крутой каменистой дороге с мешком угля на спине. Он шел, скрючившись, и не мог даже смотреть себе под ноги, – тяжесть совсем прижала его к земле. Ноги так плохо слушались его, такая странная была у него походка, что его брюки с внутренней стороны совсем обтрепались. Нагель вышел ему навстречу и столкнулся с ним у почты, где Минутка скинул мешок, чтобы перевести дух.
Они приветствовали друг друга одинаково низкими поклонами. Когда Минутка выпрямился, его левое плечо опустилось. Нагель вдруг вцепился в это плечо и без всяких предисловий, не снимая руки, спросил в сильном возбуждении:
– Вы проболтались насчет денег, которые я вам дал? Хоть кому-нибудь говорили?
Минутка прошептал в растерянности:
– Да нет, никому, ни одной живой душе.
– Я хочу вас предупредить, – продолжал Нагель, бледный от волнения, – что если вы хоть словом обмолвитесь о тех нескольких шиллингах, которые я вам дал, то я вас убью… да, просто убью – бог свидетель! Вы меня поняли? И чтобы ваш дядя тоже держал язык за зубами!
Минутка стоял с открытым ртом, он остолбенел и только немного спустя снова бессвязно забормотал: он никому не скажет ни слова, он это обещает, никому…
А Нагель поспешно добавил, как бы в оправдание своей вспышки:
– Ну и городишко! Медвежий угол, дыра какая-то, настоящее осиное гнездо! Все на меня глазеют, куда бы я ни пошел, за мной следят, просто шагу ступить нельзя! Но я не желаю, чтобы за мной всюду шпионили! К черту всех этих людей! Теперь я вас предупредил. Еще я вам вот что скажу: я думаю, и на это у меня есть свои основания, что, например, эта фрекен Хьеллан из пасторской усадьбы уж очень хитра, она в два счета обведет вас вокруг пальца и вы, сами того не замечая, все ей выболтаете. Но я не потерплю этого любопытства, решительно не потерплю. Кстати" вчера я провел с ней вечер. Она большая кокетка. Впрочем, не об этом сейчас речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Простите меня!
Она посмотрела на него, нисколько не сердясь, и сказала:
– Вам незачем было меня обманывать, я все равно гуляла бы с вами, я говорю это совершенно честно. Надеюсь, вы не поймете меня неверно. Просто здесь у меня мало развлечений, поэтому я обеими руками хватаюсь за все, что мне попадется. Так я привыкла жить с тех пор, как мы сюда переехали, и я не думаю, что кто-нибудь меня за это осудит. Впрочем, может, я и ошибаюсь, да мне это все равно. Папа, во всяком случае, не возражает, а для меня важно только его мнение. Давайте пройдемся еще немного.
Они миновали пасторский дом и снова вошли в лес по другую сторону усадьбы. Птицы уже пели вовсю, а светлая полоса на востоке становилась все шире и шире. Разговор как-то сник, он вертелся вокруг пустяков.
Они повернули назад и подошли к воротам усадьбы.
– Иду, иду! – крикнула она собаке, рвавшейся на цепи. – Спасибо, что вы меня проводили, господин Нагель, это был прекрасный вечер. И теперь мне есть о чем рассказать моему жениху, когда я буду ему писать. Я скажу, что вы такой человек, который ни с кем ни в чем не согласен. Вот он удивится! Так и вижу, как он размышляет над этим письмом, не в силах представить себе такого характера. Нет, ему этого не понять, он ведь удивительно добрый. Боже, какой он добрый! Он никогда не противоречит. Жаль, что вам не доведется с ним познакомиться, пока вы будете здесь. Спокойной ночи.
И Нагель ответил:
– Спокойной ночи, спокойной ночи. – И неотрывно глядел ей вслед, пока она не скрылась в доме.
Нагель снял кепку и нес ее в руках все время, пока шел через лес, всецело погруженный в свои мысли; много раз он останавливался, отрывал глаза от дороги и застывал на мгновенье, глядя прямо перед собой, а потом медленно шел дальше. Что за голос у нее, что за голос! Просто невообразимо: голос, который звучит, как пение.
9
На другой день, около полудня.
Нагель только что встал и вышел, не позавтракав. Он направился в нижнюю часть города и забрел уже довольно далеко, его влекло сюда оживление и сутолока у пристани, да и погода стояла ослепительная. Вдруг он обратился к первому встречному и спросил, где находится канцелярия окружного суда. Узнав, как туда пройти, Нагель тотчас же повернул в указанном направлении.
Он постучал в дверь канцелярии и вошел в комнату, где сидели два каких-то господина и что-то писали; миновав их, он обратился к поверенному Рейнерту и попросил его уделить ему несколько минут на разговор с глазу на глаз – много времени он у него не отнимет. Поверенный нехотя встал и повел его в соседнюю комнату.
Тогда Нагель сказал:
– Простите, пожалуйста, что я еще раз возвращаюсь к этому делу – я имею в виду историю с Минуткой, как вы понимаете. Я приношу вам свои глубокие извинения.
– После того как вы публично извинились передо мной тогда, в канун Иванова дня, я считаю этот инцидент исчерпанным.
– Что ж, прекрасно, – сказал Нагель. – Но беда в том, что меня не устраивает создавшееся положение, господин поверенный. Я не о себе говорю – у меня лично к вам нет решительно никаких претензий, – я о Минутке. Вы, надеюсь, согласитесь с тем, что Минутка тоже вправе получить удовлетворение, и получить он его должен от вас, именно от вас.
– Вы что, хотите сказать, что мне следует извиниться перед этим слабоумным за те невинные шутки, которые я себе позволил, так, что ли? Не лучше ли вам заняться своими собственными делами, и не…
– Да, да, да, да, это старая песня! Но давайте вернемся к сути вопроса. Вы разорвали Минутке сюртук и обещали ему взамен другой, вы это помните?
– Я вам вот что скажу: вы находитесь не у себя дома, а в суде, и позволяете себе болтать бог весть что о частном деле, которое к тому же вас совершенно не касается. Здесь я хозяин. Вам незачем проходить через канцелярию, отсюда тоже есть выход на улицу.
И поверенный отпер какую-то маленькую дверь.
– Благодарю. Но шутки в сторону, вы должны, не откладывая, послать Минутке обещанный вами сюртук. Он в нем нуждается, вы это знаете, и он поверил вашему слову.
Поверенный широко распахнул перед Нагелем отпертую дверь и сказал:
– Прошу вас!
– Минутка считал вас порядочным человеком, – не унимался Нагель, – и вам не следовало бы его обманывать.
В ответ поверенный открыл дверь, ведущую в канцелярию, и позвал тех двух чиновников, которые там сидели. Тогда Нагель приподнял кепку и поспешно вышел. Он не произнес больше ни слова.
Как нелепо все получилось! Зря он предпринял эту попытку, лучше было бы не объясняться. Нагель отправился домой, позавтракал, почитал газеты и поиграл со щенком Якобсеном.
После обеда Нагель увидел из окна своей комнаты Минутку, подымавшегося от пристани по крутой каменистой дороге с мешком угля на спине. Он шел, скрючившись, и не мог даже смотреть себе под ноги, – тяжесть совсем прижала его к земле. Ноги так плохо слушались его, такая странная была у него походка, что его брюки с внутренней стороны совсем обтрепались. Нагель вышел ему навстречу и столкнулся с ним у почты, где Минутка скинул мешок, чтобы перевести дух.
Они приветствовали друг друга одинаково низкими поклонами. Когда Минутка выпрямился, его левое плечо опустилось. Нагель вдруг вцепился в это плечо и без всяких предисловий, не снимая руки, спросил в сильном возбуждении:
– Вы проболтались насчет денег, которые я вам дал? Хоть кому-нибудь говорили?
Минутка прошептал в растерянности:
– Да нет, никому, ни одной живой душе.
– Я хочу вас предупредить, – продолжал Нагель, бледный от волнения, – что если вы хоть словом обмолвитесь о тех нескольких шиллингах, которые я вам дал, то я вас убью… да, просто убью – бог свидетель! Вы меня поняли? И чтобы ваш дядя тоже держал язык за зубами!
Минутка стоял с открытым ртом, он остолбенел и только немного спустя снова бессвязно забормотал: он никому не скажет ни слова, он это обещает, никому…
А Нагель поспешно добавил, как бы в оправдание своей вспышки:
– Ну и городишко! Медвежий угол, дыра какая-то, настоящее осиное гнездо! Все на меня глазеют, куда бы я ни пошел, за мной следят, просто шагу ступить нельзя! Но я не желаю, чтобы за мной всюду шпионили! К черту всех этих людей! Теперь я вас предупредил. Еще я вам вот что скажу: я думаю, и на это у меня есть свои основания, что, например, эта фрекен Хьеллан из пасторской усадьбы уж очень хитра, она в два счета обведет вас вокруг пальца и вы, сами того не замечая, все ей выболтаете. Но я не потерплю этого любопытства, решительно не потерплю. Кстати" вчера я провел с ней вечер. Она большая кокетка. Впрочем, не об этом сейчас речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87