Женщина-загадка… Встреча с ней считалась удачей.
Лаура вдруг поняла, что больше не может находиться на балу. Оказалось, что она все еще способна испытывать чувства; глядя на новобрачных, она действительно испытывала боль — невыносимо острую…
Муж Люси был красив и богат, и глаза его светились любовью, когда он смотрел на свою молодую жену.
Лаура тотчас же вспомнила свое венчание, вспомнила сумрачную часовню, вой ветра за окнами, пламя свечей и оранжевые блики на кожаной маске жениха…
Не надо было приезжать в Лондон. Она здесь только две недели, а уже успела устать от него. С нее довольно. Довольно жизни. Довольно Лондона. Не надо было слушать дядюшек.
Но в Блейкмор ей тоже не хотелось возвращаться. Блейк-мор — это слишком близко от Хеддон-Холла, там те же воспоминания.
Перед отъездом Лаура попрощалась с Хеддон-Холлом, простилась с каждой из комнат. Она не собиралась туда возвращаться. Дольше всего она простояла в Орлиной башне. Когда подали экипаж, она послала горничную сказать, что скоро придет, а сама в последний раз вышла во внутренний двор.
Глядя на три статуи, она думала о том, что была слишком наивна, загадывая желания, которые не могут осуществиться. И все же снова загадала… «Не допусти, чтобы мне еще раз стало так больно», — попросила она у первой музы. «Прокляни все, что станет между мной и тем душевным равновесием, которое я когда-нибудь обрету», — попросила у второй. «Суди с сочувствием», — попросила у третьей.
Джейн осталась в Блейкморе — для пожилой няни это путешествие было слишком утомительным. Но она не хотела брать с собой Джейн еще и потому, что та одним своим присутствием напоминала бы ей о событиях последнего года.
Почти двое суток провела она в пути, прежде чем добралась до пригородов Лондона. Ее не слишком интересовало все то, что происходило во внешнем мире, но Лаура все же выглянула в окно.
Платная дорога, которая считалась последним достижением дорожного строительства, на деле оказалась обычной булыжной мостовой, на которой карета то и дело подпрыгивала. Но и самая сильная тряска не могла разбить скорлупу, внутри которой спряталась Лаура, напротив, чем ближе они подъезжали к центру города, тем толще становилась эта скорлупа.
Не желая проводить в гостинице еще одну ночь, она решила сразу снять дом, но, как оказалось, Блейки ни разу дом в городе не снимали; а так как время было позднее, близился вечер, то пришлось отправиться в лондонский дом, принадлежавший Уэстонам.
В дом, где жила Элайн.
Об этом своем решении Лаура почти сразу же пожалела.
Конечно, присутствие Элайн освобождало Лауру от необходимости заводить компаньонку. Но оказалось, что иметь в компаньонках Элайн еще опаснее для репутации, чем обходиться без нее. Будучи вдовой, Элайн могла многое себе позволить — гораздо больше, чем замужняя женщина, — однако поведение вдовствующей графини казалось откровенно вызывающим.
Элайн каждый вечер приглашала к себе поклонников, которых угощала историями и шутками весьма сомнительного свойства. Гости тоже не стеснялись. Так что Лауре оставалось лишь вставать и уходить из гостиной к себе.
Лаура искала в Лондоне покой, но о покое не могло быть и речи — она забыла, что такое тишина.
С утра до ночи за окнами раздавался цокот копыт и слышалась брань извозчиков. В доме каждый день бывали гости. Гости напивались, и кое-кто задерживался до утра, причем довольно часто.
В обществе горничной Агнессы и лакея Питера Лаура иногда отправлялась осматривать город, но ничего для себя интересного не обнаружила.
Как— то раз все трое стояли на Вестминстерском мосту и смотрели на Темзу. Водную гладь сплошь усыпали лодки, баржи и прочие суда. Над пристанью высился целый лес мачт -казалось, здесь собрались корабли со всего света. Не прибыл только один корабль — тот, который Лаура хотела бы увидеть.
Когда она была в «Ковент-Гардене», там исполняли Генделя — специально для короля. Лаура с презрением смотрела на сидевшего в ложе монарха: ей казалось, что и он виновен в смерти Алекса.
Она гуляла в Кенсингтонском саду, но ни чудесные арки, ни деревья в цвету не вызывали у нее восхищения.
Лондон не произвел на Лауру впечатления. Более того, кое-что ее возмущало.
Ее обхаживали льстецы и негодяи; проведав о ее богатстве и вдовстве, они пытались за ней ухаживать. Тот факт, что ее считают невестой с приданым, казался ей возмутительным. Неужели кто-то полагает, что может заменить Алекса?
Его никогда никто не заменит.
Лаура не желала выслушивать комплименты и лживые обещания. Она хотела лишь одного — чтобы ее оставили в покое. И никаких светских раутов, никакого общения. В конце концов она сказала Агнессе, чтобы та выбрасывала все приглашения, не вскрывая конвертов.
Лаура презирала тех, кто стремился к деньгам и к титулам. Если бы Алекс не стал графом, она все равно была бы счастлива выйти за него замуж.
Однако лондонская знать жила по своим собственным законам. Особы, приближенные к королевской семье, купались в роскоши, остальные из последних сил рвались наверх. Все это походило на цветущий сад — вначале замечаешь красоту растений, а потом, приглядевшись, понимаешь, что идет жестокая борьба за место под солнцем.
Но если она хотела оказаться подальше от Блейкмора и Хеддон-Холла, если хотела увидеть совсем другую жизнь, то она своего добилась — в Лондоне жили по особым правилам.
Лондонские дамы стремились делать как можно более замысловатые прически — и на голове вырастали подобия цветов, фруктов и даже кораблей. Лица покрывал толстый слой белил, а декольте позволяли любоваться чуть ли не всей грудью. Элайн назвала Лауру глупой провинциалкой, когда та отказалась надеть платье с подобным вырезом.
Наряды поражали яркостью и роскошью. Одно платье могло стоить столько же, сколько содержание всех слуг Хеддон-Холла в течение года.
Лаура считала дни и недели, постоянно задаваясь вопросом: когда же наступит вожделенный покой в душе? Оказалось, что от перемены места мало что изменилось. Она по-прежнему страдала.
…Лаура опустила визитку в сумочку. Добравшись до дома, разделась и, пожелав Агнессе спокойной ночи, легла в постель. Затушив свечу, она достала из потайного ящика трюмо музыкальную шкатулку и стала слушать. Казалось, каждый звук проникает в сердце, и сердце сжималось от сладкой боли.
Она тихонько напела мелодию, и то, что у нее не было слуха, не имело значения — некому было критиковать ее пение.
Глава 31
— Как я понимаю, вы наследница большого состояния? — спросила герцогиня Бат.
Лаура посмотрела на нее с удивлением. В свете было не принято спрашивать о деньгах; если у тебя их нет, никому это не интересно, а если есть — все и так об этом знают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Лаура вдруг поняла, что больше не может находиться на балу. Оказалось, что она все еще способна испытывать чувства; глядя на новобрачных, она действительно испытывала боль — невыносимо острую…
Муж Люси был красив и богат, и глаза его светились любовью, когда он смотрел на свою молодую жену.
Лаура тотчас же вспомнила свое венчание, вспомнила сумрачную часовню, вой ветра за окнами, пламя свечей и оранжевые блики на кожаной маске жениха…
Не надо было приезжать в Лондон. Она здесь только две недели, а уже успела устать от него. С нее довольно. Довольно жизни. Довольно Лондона. Не надо было слушать дядюшек.
Но в Блейкмор ей тоже не хотелось возвращаться. Блейк-мор — это слишком близко от Хеддон-Холла, там те же воспоминания.
Перед отъездом Лаура попрощалась с Хеддон-Холлом, простилась с каждой из комнат. Она не собиралась туда возвращаться. Дольше всего она простояла в Орлиной башне. Когда подали экипаж, она послала горничную сказать, что скоро придет, а сама в последний раз вышла во внутренний двор.
Глядя на три статуи, она думала о том, что была слишком наивна, загадывая желания, которые не могут осуществиться. И все же снова загадала… «Не допусти, чтобы мне еще раз стало так больно», — попросила она у первой музы. «Прокляни все, что станет между мной и тем душевным равновесием, которое я когда-нибудь обрету», — попросила у второй. «Суди с сочувствием», — попросила у третьей.
Джейн осталась в Блейкморе — для пожилой няни это путешествие было слишком утомительным. Но она не хотела брать с собой Джейн еще и потому, что та одним своим присутствием напоминала бы ей о событиях последнего года.
Почти двое суток провела она в пути, прежде чем добралась до пригородов Лондона. Ее не слишком интересовало все то, что происходило во внешнем мире, но Лаура все же выглянула в окно.
Платная дорога, которая считалась последним достижением дорожного строительства, на деле оказалась обычной булыжной мостовой, на которой карета то и дело подпрыгивала. Но и самая сильная тряска не могла разбить скорлупу, внутри которой спряталась Лаура, напротив, чем ближе они подъезжали к центру города, тем толще становилась эта скорлупа.
Не желая проводить в гостинице еще одну ночь, она решила сразу снять дом, но, как оказалось, Блейки ни разу дом в городе не снимали; а так как время было позднее, близился вечер, то пришлось отправиться в лондонский дом, принадлежавший Уэстонам.
В дом, где жила Элайн.
Об этом своем решении Лаура почти сразу же пожалела.
Конечно, присутствие Элайн освобождало Лауру от необходимости заводить компаньонку. Но оказалось, что иметь в компаньонках Элайн еще опаснее для репутации, чем обходиться без нее. Будучи вдовой, Элайн могла многое себе позволить — гораздо больше, чем замужняя женщина, — однако поведение вдовствующей графини казалось откровенно вызывающим.
Элайн каждый вечер приглашала к себе поклонников, которых угощала историями и шутками весьма сомнительного свойства. Гости тоже не стеснялись. Так что Лауре оставалось лишь вставать и уходить из гостиной к себе.
Лаура искала в Лондоне покой, но о покое не могло быть и речи — она забыла, что такое тишина.
С утра до ночи за окнами раздавался цокот копыт и слышалась брань извозчиков. В доме каждый день бывали гости. Гости напивались, и кое-кто задерживался до утра, причем довольно часто.
В обществе горничной Агнессы и лакея Питера Лаура иногда отправлялась осматривать город, но ничего для себя интересного не обнаружила.
Как— то раз все трое стояли на Вестминстерском мосту и смотрели на Темзу. Водную гладь сплошь усыпали лодки, баржи и прочие суда. Над пристанью высился целый лес мачт -казалось, здесь собрались корабли со всего света. Не прибыл только один корабль — тот, который Лаура хотела бы увидеть.
Когда она была в «Ковент-Гардене», там исполняли Генделя — специально для короля. Лаура с презрением смотрела на сидевшего в ложе монарха: ей казалось, что и он виновен в смерти Алекса.
Она гуляла в Кенсингтонском саду, но ни чудесные арки, ни деревья в цвету не вызывали у нее восхищения.
Лондон не произвел на Лауру впечатления. Более того, кое-что ее возмущало.
Ее обхаживали льстецы и негодяи; проведав о ее богатстве и вдовстве, они пытались за ней ухаживать. Тот факт, что ее считают невестой с приданым, казался ей возмутительным. Неужели кто-то полагает, что может заменить Алекса?
Его никогда никто не заменит.
Лаура не желала выслушивать комплименты и лживые обещания. Она хотела лишь одного — чтобы ее оставили в покое. И никаких светских раутов, никакого общения. В конце концов она сказала Агнессе, чтобы та выбрасывала все приглашения, не вскрывая конвертов.
Лаура презирала тех, кто стремился к деньгам и к титулам. Если бы Алекс не стал графом, она все равно была бы счастлива выйти за него замуж.
Однако лондонская знать жила по своим собственным законам. Особы, приближенные к королевской семье, купались в роскоши, остальные из последних сил рвались наверх. Все это походило на цветущий сад — вначале замечаешь красоту растений, а потом, приглядевшись, понимаешь, что идет жестокая борьба за место под солнцем.
Но если она хотела оказаться подальше от Блейкмора и Хеддон-Холла, если хотела увидеть совсем другую жизнь, то она своего добилась — в Лондоне жили по особым правилам.
Лондонские дамы стремились делать как можно более замысловатые прически — и на голове вырастали подобия цветов, фруктов и даже кораблей. Лица покрывал толстый слой белил, а декольте позволяли любоваться чуть ли не всей грудью. Элайн назвала Лауру глупой провинциалкой, когда та отказалась надеть платье с подобным вырезом.
Наряды поражали яркостью и роскошью. Одно платье могло стоить столько же, сколько содержание всех слуг Хеддон-Холла в течение года.
Лаура считала дни и недели, постоянно задаваясь вопросом: когда же наступит вожделенный покой в душе? Оказалось, что от перемены места мало что изменилось. Она по-прежнему страдала.
…Лаура опустила визитку в сумочку. Добравшись до дома, разделась и, пожелав Агнессе спокойной ночи, легла в постель. Затушив свечу, она достала из потайного ящика трюмо музыкальную шкатулку и стала слушать. Казалось, каждый звук проникает в сердце, и сердце сжималось от сладкой боли.
Она тихонько напела мелодию, и то, что у нее не было слуха, не имело значения — некому было критиковать ее пение.
Глава 31
— Как я понимаю, вы наследница большого состояния? — спросила герцогиня Бат.
Лаура посмотрела на нее с удивлением. В свете было не принято спрашивать о деньгах; если у тебя их нет, никому это не интересно, а если есть — все и так об этом знают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71